В дороге (под редакцией Владимира Иткина)

Стихотворения

Перевод Анатолия Яковлевича Кантора

HEBRAISCHE  BALLADEN / ИУДЕЙСКИЕ  БАЛЛАДЫ



12. DAVID  UND  JONATHAN

In der Bibel stehen wir geschrieben
Buntumschlungen.

Aber unsere Knabenspiele
Leben weiter im Stern.

Ich bin David,
Du mein Spielgefährte.

O, wir färbten
Unsere weißen Widderherzen rot!

Wie die Knospen an den Liebespsalmen
Unter Feiertagshimmel.

Deine Abschiedsaugen aber –
Immer nimmst du still im Kusse Abschied.

Und was soll dein Herz
Noch ohne meines –

Deine Süßnacht
Ohne meine Lieder.

ДАВИД  И  ИОНАФАН

В Библии мы, столь разные,
связаны воедино.

Но детские наши игры
продолжаются на звезде.

Я – Давид,
ты – мой товарищ детства.

О, мы расцветили
красным белые наши ягнячьи сердца!

Как бутоны на псалмах любовных
под праздничными небесами.

Но твой прощальный взгляд – 
всегда прощаешься ты с тихим поцелуем.

Что сердце твоё
без моего –

то сладостная ночь
без моей песни.

13. DAVID  UND  JONATHAN

O, Jonathan, ich blasse hin in deinem Schoß,
Mein Herz fällt feierlich in dunklen Falten;
In meiner Schläfe pflege du den Mond,
Des Sternes Gold sollst du erhalten.
Du bist mein Himmel mein, du Liebgenoß.
                 
Ich hab so säumerisch die kühle Welt
Fern immer nur im Bach geschaut…
Doch nun, da sie aus meinen Auge fällt,
Von deiner Liebe aufgetaut…
O Jonathan, nimm du die königliche Träne,
Sie schimmert weich und reich wie eine Braut.

O Jonathan, du Blut der süßen Feige,
Duftendes Gehang an meinem Zweige,
Du Ring in meiner Lippe Haut.

ДАВИД  И  ИОНАФАН

Ионафан, бледнею я в твоих коленях,
теряю сердце томно в тёмных сборках;
следи за сединой в моих висках,
звёзд золото храни в них зорко.
Ты – небеса в любовных наслажденьях.

Холодный мир мой взор заворожённый 
в потоке издали лениво наблюдает…
Твоей любовью окружённый,
теперь туманный морок тает…
Ионафан, прими же царскую слезу, -
она невестой нежной матово мерцает.

Ты, Ионафан, - кровь смоквы сочной, 
гирлянда пряностей на ветке прочной,
кольцо, что губы мне смыкает.

14. ABIGAIL

Im Kleid der Hirtin schritt sie aus Melechs Haus
Zu ihren jungen Dromedarenherden.
Im edlen Wettlauf mit den wilden Pferden
Trieb sie die Silberziegen vor die Stadt hinaus,
Bis sich die Abendamethysten reihten um die Erden,
Sich nach der Tochter bangte König Saul.

Sie setzte das verirrte Tier nicht aus
Der Wüste hungernder Schakale, 
Und trug am Arme blutiger Bisse Male;
Entriß das Böcklein noch der Löwin Maul.
- Der blinde Seher sah es jedesmal voraus…
Die Gräser zitterten im Judatale.

Im Schoß des Vaters schlief die kleine Abigail,
Wenn über Juda lauschte Israels Gebieter,
Hinüber zu dem feindlichen Hethiter.
- Der Skarabäus seiner Krone wurde faul. –
Treu aber hüttete der Mond des Melechs Güter,
Und seine Krieger übten sich im Pfeil. 

Bis der Allmächtige blies den goldenen Hirten aus.
“Den Vater Abraham”… erklärte ernst der Melech seinem Kinde:
“Der blieb in seinem ewigen Scheine ohne Sünde”.
Und fuch sein spätes Sternlein glitzerte ganz hell und weiß;
Man konnte es noch funkeln sehen im Winde:
“Einst trug sein Vater es, ein Osterlämmlein, hin auf seines Herrn Geheiß”.

Als auf den Feldern blühte jung der Reiß,
Schloß Saul die mächtigen Judenaugen beide;
Und seiner Abigail begegnete ein Engel auf der Weide,
Der kündete: “Jehovah blies die Seele deines Vaters aus”…

АБИГАЙЛЬ

Из дома Мелеха она в пастушьем одеянье
идёт к молодняку верблюдов бархатистых,
на луг ведёт пастись коз серебристых,
с конями дикими вступая в состязанье, -
пока не окружат поля ночные аметисты,
пока по дочке царь Саул не истомится.

Отбившихся не отдавала на закланье
в пустыне голодающим шакалам;
рука её была с рубцом кроваво – алым:
козлёнка вырвала она из пасти львицы. –
Слепой пророк давал об этом предсказанье…
Дрожали травы по иудейским скалам.

Малышка Абигайль головку сонно гнёт
к отцу, пока Израиля властитель
стерёг Иудею, - хеттов заместитель. – 
В его короне скарабей гниёт. – 
Бойцы же берегут его обитель,
и туча стрел их в воздухе поёт. 

Пока Бог не задул златого пастыря сиянье.
 «Отца Авраама», - так Мелех с ребёнком строго объяснялся, - 
 «который в вечном блеске безгреховным оставался».
И также поздняя звезда его сверкает и горит,
искрясь, мигая, если ветер поднимался.
 «Его отец однажды жертвенного агнца нёс, как Бог велит…»

Как спелым рисом был простор полей покрыт, -
сомкнул Саул могучих оба ока.
У гроба молвил ангел Абигайль, вздохнув глубоко:
«Задул Иегова твоего отца души сиянье»…

15. ESTHER

Ester ist schlank wie die Feldpalme,
Nach ihren Lippen duften die Weizenhalme
Und die Feiertage, die in Juda fallen.

Nachts ruht ihr Herz auf eine Psalme,
Die Götzen lauschen in den Hallen.

Der König lächeltihrem Nahen entgegen –
Denn überallblickt Gott auf Esther.

Die jungen Juden dichten Lieder an die Schwester,
Die sie in Säulen ihres Vorraums prägen.

ЭСФИРЬ

Эсфирь стройна, как пальмы полевые,
её устами пахнут злаки наливные
и праздники, что по стране справляют.

Ночами любы ей псалмы святые, - 
им в залах идолы внимают.

Благоволит к ней царь, с улыбкою кивая, -
везде Господь Эсфирь оберегает.

Вся молодёжь стихи сестре слагает,
в прихожей на колоннах выбивая.

16. BOAS

Ruth sucht überall
Nach goldenen Kornblumen
An den Hütten der Brothüter vorbei –

Bringt süßen Sturm
Und glitzernde Spielerei
Über Boas Herz;

Das wogt ganz hoch
In seinen Korngärten
Der fremden Schnitterin zu.

ВООЗ

Всюду ищет Руфь
золотые васильки
рядом с хижиною сторожей,

и сладостную бурю
с искрящейся игрой
несёт Воозу в сердце,

которое томится
в его садах пшеничных
по чужеземной жнице.

17. RUTH

Und du suchst mich vor den Hecken.
Ich höre deine Schritte seufzen
Und meine Augen sind schwere dunkle Tropfen.

In meiner Seele blühen süß deine Blicke
Und füllen sich,
Wenn meine Augen in den Schlaf wandeln.

Am Brunnen meiner Heimat
Steht ein Engel,
Der singt das Lied meiner Liebe,
Der singt das Lied Ruths.

РУФЬ

Ты ищешь меня вдоль изгороди, 
я слышу, как дышат твои шаги.
Глаза мои – тёмные тяжёлые капли.

В моей душе цветут твои взгляды
и наполняются,
когда глаза мои бродят во снах.

У ручья, в моей стране,
стоит ангел,
поёт любви моей песню,
поёт песню Руфи.

18. ZEBAOTH

Gott, ich liebe dich in deinem Rosenkleide,
Wenn du aus dem Gärten trittst, Zebaoth.
O, du Gottjüngling,
Du Dichter,
Ich trinke einsam von deinen Düften.

Meine erste Blüte Blut sehnte sich nach dir,
So komme doch,
Du süßer Gott,
Du Gespiele Gott,
Deines Tores Gold schmilzt an meiner Sehnsucht.

САВАОФ

Бог, люблю тебя в твоей ризе из роз,
когда из своих выходишь садов, Саваоф,
ты, Бог – отрок,
ты, поэт,
одна я пью твоё благоуханье.

Кровь первого цветенья моего тоскует по тебе.
Так приходи,
ты, светлый Бог,
вечно играющий Бог,
золото врат твоих плавится в страстной моей тоске.

19. SULAMITH

O, ich lernte an deinem süßen Munde
Zuviel der Seligkeiten kennen!
Schon fühl ich die Lippen Gabriels
Auf meinem Herzen brennen…
Und die Nachtwolke trinkt
Meinen tiefen Zederntraum.
O, wie dein Leben mir winkt!
Und ich vergehe
Mit blühenden Herzleid
Und verwehe im Weltraum,
In Zeit,
In Ewigkeit,
Und meine Seele verglüht in den Abendfarben
Jerusalems.

СУЛАМИФЬ

Я изучила по твоим устам,
как много сладости они таят!
Я чувствую, как губы Габриэля
на сердце у меня горят…
Ночная туча пьёт
мой сон, что кедр питает.
Мне жизнь твоя знак подаёт!
Я исчезаю 
в больном цветении сердечном,
и в мировом пространстве тает – 
в вечном
и скоротечном –
моя душа, в вечерних красках угасает
Иерусалима.

20. AN  GOTT

Du wehrst den guten und den bösen Sternen nicht;
All ihre Launen strömen.
Un meiner Stirne schmerzt die Furche,
Die tiefe Krone mit dem düsteren Licht.

Und meine Welt ist still – 
Du wehrest meiner Laune nicht.
Gott, wo bist du?

Ich möchte nah an deinem Herzen lauschen,
Mit deiner fernsten Nähe mich vertauschen,
Wenn goldverklärtin deinem Reich
Aus tausendseligem Licht
Alle die guten und die bösen Brunnen rauschen.

БОГУ

Ты не препятствовал злым звёздам и благим,
все свойства их искрятся.
На лбу моём, сверкая тёмным светом,
горит короны след рубцом больным.

Мой мир – покой и тишь.
Ты не мешаешь прихотям моим.
Бог, где же ты?

Хотела б ближе к сердцу твоему подняться,
с далёкой близостью твоею обменяться, 
когда в сияющих твоих краях
блаженным светом золотым
ручьи благие и зловещие струятся.