Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Как мне быть? Что предпринять? – испуганно думал студент пединститута,
вернее бывший студент, изгнанный из храма науки за лень, богохульство
и лживые поступки...

Он лежал на диване, в снимаемой комнатке в дачном поселке. Шторки
единственного окна были плотно зашторены. Студент старался не
шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания. Он днем спал.
По ночам перед тем как лечь с книгой на диван, студент делал вылазки
на станцию с целью набрать окурков. Иногда окурков было много
– и радостно щемило сердце студента. Когда окурков было мало или
не было вовсе студент не расстраивался – он был философ – этот
студент. Он считал себя кроме того и поэтом, непризнанным пока...
Когда это пройдет, т.е. его признают, студент не знал точно но
мечтал об этом часто, но не конкретно, а как-то туманно чаще все
какими-то аллегориями: белый автомобиль, дом литераторов и много
красивых женщин с яркими губами... Он был несколько ленив, этот
студент, и иногда посреди ночи, то есть посреди дня, он просыпался
от кошмара, представляя себя Обломовым, но тут же сознание философа
мгновенно урезонивало трусливую душонку словами великого философа
Ницше: «Праздность – мать философии». На память также приходили
слова А.С. Пушкина, которых студент точно не помнил, но почему-то
был непоколебимо уверен что слова поэта говорили о благотворности
лени...

«Впрочем и Илья Ильич Обломов – не простой ленивец.» – выводил
заключение студент, – «Условия были такие тогда, что нельзя было
проявиться таланту.» – и засыпал до вечера.

Вчера вечером его разбудил бывший однокурсник Симеонов, который
бросил институт год назад и теперь работал дворником в ЖЭКе. Симеонов
рассказал приятелю, что в скором времени будет облава на тунеядцев
с целью сослания их в дальние сибирские места и посоветовал студенту
быстрее устроиться на работу. Пора сказать, что студента звали
Сергей Имранович Птицеловкин. После ухода приятеля Сергей Имранович
сильно встревожился, Даже встал не в срок с постели и пошел на
станцию поискать бычков, но время было раннее для этого промысла:
во всю ходили электрички, и по перрону сновали туда-сюда люди
с авоськами и без. Сергей Имранович постеснялся заниматься промыслом
и решил прокатиться на электричке до города. Ездить он не любил,
но делать было нечего и Сергей Имранович прокатился туда и обратно
четыре раза. Приехав в четвертый раз на свою станцию Сергей Имранович
вылез из вагона. Время было раннее-вечернее и до последней электрички
еще было далеко, но Сергей Имранович не решился, столь продолжительное
время искушая контролеров, искушать их дольше. И хотя своей цели
Сергей Имранович не достиг – бычков не насобирал, он решительно
пошел домой твердой насколько можно походкой. У самого края платформы
Сергей заметил крупный бычок – бык, как называл про себя такие
окурки Сергей Имранович. Он решительно нагнулся, но в последний
момент присутствие духа его покинуло и Сергей Имранович стал елозить
пальцами обеих рук по ботинку – с целью завязать несуществующий
шнурок. В разбитом состоянии, с потерянной, казалось навсегда,
философией разума несчастный бывший студент возвращался в свой
уголок, к милому дивану. Но диван уже не радовал, не радовали
и книги.

На следующий день Сергей Имранович встал рано утром, поехал к
Симеонову, у которого занял десять рублей на билет и в тот же
день уехал в один из областных центров, где поступил на стройку
и через месяц женился, а через полгода запил. Но когда через следующие
полгода у Сергея Имрановича родилась дочь Катя, он бросил пить
и сделал себе режим дня: каждый день он встает в пять часов, делает
зарядку и обливается холодной водой, стихов не пишет.

Он много ест поэтому пополнел на лицо и посвежел, хорошо работает
и получает не малые деньги. Соседки и сослуживицы его жены – Любови
Федоровны Птицеловкиной по-хорошему завидуют ей и ставят Сергея
Имрановича в пример своим мужьям.

Имеют ли смысл лампочки? Егери? Царицы? Плоты?

К 75-летию Дж. Д. Сэлинджера

ЕСЛИ ВАМ НА САМОМ ДЕЛЕ ХОЧЕТСЯ УСЛЫШАТЬ ЭТУ ИСТОРИЮ, вам придется
дочитать до конца, в чем я сильно сомневаюсь, потому что сочинять
я не умею, а рассказывать действительные истории тем более. Впрочем,
раз взялся, то попробую: кое-где совру, кое-где приукрашу, но
в основном буду рассказывать о каких-либо действительно имевших
место фактах, пусть не очень интересных, не занимательных, зато
правда, то есть как могу так и буду писать.

Так как ввиду вышеперечисленного читателей данных записок оного
сочинения вряд ли сыщется больше одного-двух, которым впрочем
все равно что читать раз уж моя рукопись им сгодилась, то я вообще
себя связывать ничем не буду, даже вышеперечисленным: получится
бред – пусть бред, таблица умножения – тоже хорошо. Главное сам
не знаю, куда язык выведет. Самое-то главное в заголовке содержится.
Главное, чтоб заголовок прочитали.

У НИХ У КАЖДОГО БЫЛА СВОЯ КОМНАТА. А у нас одна на всех: на трех
человек, трех кошек и собаку. Но комната у нас большая – для вас
может и обычная или даже маленькая, а для нас большая, потому
что мы карлики ростом с ведерко. Вернее двое с ведерко, а третий
– с пивную кружку. Был у нас и четвертый, но разбился насмерть
– упал с подоконника и на куски, вдребезги то есть. Даже чучела
не успели сделать – черная собака прибежала и все до кусочка сожрала,
наверное голодная была. А теперь с нами живет – наверно ждет,
что кто-нибудь из нас с подоконника упадет. Но мы пока не падаем,
хотя и не зарекаемся от падения, мало ли чего может случиться.
Первое время мы к подоконнику подходить боялись , а потом как
говорится жизнь взяла свое – опять стали лазить – одна радость
с котами на подоконнике полежать, погреться на солнышке. Втайне
друг от друга каждый из нас хочет вырасти. А ведь давно замечено,
что без тепла и солнца вряд ли вырастешь.

Я УЖАСНЫЙ ЛГУН – ТАКОГО ВЫ НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ВИДАЛИ, хотя откуда
мне-то знать видали вы, не видали... Лгу я по необходимости в
силу своего сознания, которое определяет бытие. Вот, например,
перед сном мы рисуем друг другу глаза на веках, чтоб со стороны
казалось, что мы не спим и все видим. Только не пойму ложь это
или суровая необходимость?

ДЕЛАТЬ МНЕ БЫЛО НЕЧЕГО, вот я и принялся этот бред сочинять. Конечно,
если все вышенаписанное – бред, то придется признать, что такова
жизнь. Хотя можно и не признавать. Но если захотеть, то можно
и признать. То есть, есть выбор. А выбор – это уже не бред. Выбор
– это смысл, выбор смысла. А когда в жизни есть смысл, то жизнь
наполняется и так далее.

ПО СУББОТАМ У НАС ВСЕГДА БЫВАЛ ОДИН И ТОТ ЖЕ ОБЕД. Гороховый суп,
ромштексы и жареный картофель со сметаной. Поэтому в субботы к
нам приезжало много гостей: и знакомых и незнакомых. Мы никому
не отказывали от стола – неудобно, подумают что жмоты, а к чему
нам это?

БЫВАЕТ, ЧТО НИПОЧЕМ НЕ МОЖЕШЬ ВСПОМНИТЬ КАК ЭТО БЫЛО. Не то что
на самом деле не можешь вспомнить, а приходится делать вид, что
не помнишь. Вот не помню и все. Хотя как выше уже признался –
помню прекрасно, но сказать боюсь, неудобно будет, если правду
узнают, вот и делаешь вид – не помню, дескать, давно это было,
ребенком я тогда был, да притом пьяный был, да с подоконника упал–
сознание на этот момент отключилось, да подписку давал, как тут
запомнить?

– Так ты, правда, не помнишь или подписку давал – наказания боишься?

– И то и другое. Я уж и сам не знаю от страха наказания ли не
помню или по другой причине, только голову напекло, да так, что
все напрочь в голове перепуталось: то ли интегралы не взял, то
ли лишку хватил , а память слабину дала, все карты перепутала.
Даже не верится, что так легко отделался. И теперь мементо мори
от хомо сапиенса не отличаю...

ЧЕРЕЗ ЗАНАВЕСКИ В ДУШЕВОЙ ЧУТЬ-ЧУТЬ ПРОБИВАЛСЯ СВЕТ в нашу комнату.
Я сразу догадался, что это собака наша моется. Но потом вижу,
что ошибся – собака, да не наша – рыжая какая-то. Наша-то черная,
а эта рыжая, цвета ржавой воды. Страшно любопытно мне стало. И
страшно и любопытно. А потом смотрю пакетики по комнате пустые
валяются, из-под хны. Я сразу догадался. Жена спустилась с подоконника,
я ей сразу все и рассказал.

– В розыск тебе надо! – жена говорит, розыскникам знаешь сколько
платят!

– У тебя одни деньги на уме! – притворно так я рассердился, а
втайне обрадовался. Но поразмыслил и понял, что радоваться особо
нечему – радость-то со слезами на глазах, в розыскники рослых
берут, думаю не меньше, чем с табуретку – убить могут, если в
розыск пойдешь. Вообще-то я хочу вырасти, но не в данной же ситуации.

ВЫЗЫВАТЬ ТАКСИ ОКАЗАЛОСЬ ПОЗДНО, ПРИШЛОСЬ ИДТИ НА СТАНЦИЮ ПЕШКОМ.
Собака из Крыма вернулась, телеграмму дала, чтоб встречали, так
как багажа у нее много. Хотел я такси вызвать, да сказали что
надо было за сорок пять суток заказывать. Больше всего меня собака
взбесила, могла бы перед отъездом сама заказать, наглая тварь.
А теперь вот придется на тележке ее багаж везти – одному в два
дня не управиться. А жена с грыжей слегла неожиданно. Жене-то
я верю – сам шишку на боку щупал. А вот кошкам – не очень. Только
я к ним с просьбой – они сразу на половик и животы кверху – беременные
мы, – говорят. Когда успели?

На вокзале я первым делом пошел в телефонную будку. Погреться.
Часа два на корточках просидел, решил идти в здание вокзала –
узнать, когда поезд с собакой придет. Не хотел идти, а куда денешься
– собаку-то надо встречать. А не хотел идти потому что знал начальника
вокзала – сволочь, какой не сыскать. Табуреточник. Обязательно,
– думаю, – вокзал заставит подметать. Не потому что мне это обидно,
что я устал да собаку встречаю, да отдохнуть хочу, перед чем как
собачий багаж домой переть. Нет, не потому. Меня форма обращения
отвращает, унижает как-то. Я не белоручка, попроси по-хорошему,
ласково, я мигом откликнусь. А грубости я не люблю.

БЫЛО ЕЩЕ ДОВОЛЬНО РАНО. Я быстро подмел и пошел отдохнуть в телефонную
будку. Только на корточки присел, вдруг эта рожа табуреточная
в будку просунулась:

– Ты чего, Ведеркин, думаешь уже подмел?

– Подмел.

– А урну кто выносить будет? Может я?

– Счас отдохну и вынесу.

– Счас ты у меня отдохнешь! Ну-ка живо мусор выносить, а потом
ко мне – трусы постираешь! Ты что гнидой заделался?

ВДРУГ, ВЫХОДЯ ИЗ будки я увидел зеленый огонек такси. Такси подъехало
и в окошко высунулась красная морда водителя. Таксист был судя
по морде ростом с подоконник, поэтому начальник вокзала стал улыбаться
и моргать глазами.

– Табуреткин, поехали со мной, – строго сказал таксист.

– Много работы? – осклабился начальник вокзала.

– Не рассусоливай, полезай!

– Так собаку встречаем, ваше благородие.

– Он встретит,– ткнул таксист пальцем в мою сторону, затащил Табуреткина
в машину и такси уехало. Я даже обрадоваться не успел, как машина
вернулась, открылась дверца, меня затащили в салон и рванули во
мглу холодной ночи.

ТАКСИ БЫЛО СТАРОЕ И ВОНЯЛО собакой. Мы ехали молча. Прошло часа
два или больше и я стал засыпать, когда впереди показались огни.

– Город Москвы, – торжественно объявил водитель. Я промолчал,
Табуреткин тоже. «Верно при таксисте боится издеваться надо мной»,
подумал я и мне стало жалко начальника вокзала. Я его потрогал
– он был холодный.» Умер от страха», – догадался я.

– Гражданин таксист, начальник вокзала умер, – сказал я от страха
неожиданно громко.

– Фю-фю, – сказал таксист. – А я ему хотел Москвы показать. Тебе
тоже. Но уж не обессудь, в другой раз. А сейчас выскакивай вместе
со своим начальником, а я поехал в Петербурги, Москвы одному нельзя
смотреть, а Петербурги только одному и полагается. Сам хорони
своего мертвеца! – крикнул он напоследок и умчался.

Я ПОШЕЛ ПЕШКОМ. Я не стал хоронить Табуреткина. Птицам тоже надо
питаться. Да может быть собака поест его немного, если протухнуть
не успеет.

ОНА УШЛА, а я сел под кресло и стал курить. Обидно. Жена называется.
Я не отдал последний долг Табуреткину – я сволочь. Куда только
ее грыжа девалась. Пошла погребать – ее выражение. Я давно подозревал,
что она неравнодушна к Табуреткину. Эх, ей хотелось, чтоб на его
месте оказался я. Тогда бы сбылось ее желание – стала бы Табуреткиной,
глядишь росту бы себе прибавила. Они бы давно с Табуреткиным спелись,
если б собаки не боялись.

СПАЛ Я НЕ ДОЛГО. Незаметно как-то заснул. А сон, не смотря на
непродолжительность забытья, все же приснился. Собака приснилась.
Зеленая. «Это она от злости позеленела, – во сне подумал я и проснулся.
Кошки разбудили, сказали, что видели почтальона и он им сообщил,
что собака прислала телеграмму о задержке, пока можно не встречать,
о выезде сообщит. Я даже почему-то не обрадовался, устал.

БЫЛО ОКОЛО ДВЕНАДЦАТИ, когда пришел наш третий, ростом с кружку.
Кружкин был родственник жены. Она тоже была Кружкина, пока замуж
за меня не вышла. А теперь и братца выписала, чтоб усыновили мы
его что ли?! Я так и не понял. Кружкин как он немногословно объяснял
мечтал стать Табуреткиным. Но расклад другой вышел. Не только
Табуреткина нет, а даже и сестрицы его, моей жены Ведеркиной не
имеется. В час Кружкин отправился на поиски Ведеркиной, моей жены.

Я ПРИЕХАЛ СЛИШКОМ РАНО. Пошел пешком, да с тележкой – к утру думаю
доберусь. А тут Подоконников обогнал, посадил и с ветерком, как
говорится, подбросил. Все-таки ничего этот Подоконников. Есть
в нем что-то.

МНЕ ЗАХОТЕЛОСЬ ЕСТЬ. То есть сначала Подоконников развернул бумажный
пакет с бутербродами, а я здесь рядом стою, специально для этого
дела отвернулся, чтоб не смущаться. Но он быстро все съел – я
и не заметил. А потом я угостил его сигаретой. Покурили. Он спать
на лавку лег, а я в будку пошел на корточках сидеть. Не жалко,
конечно, бутербродов, но все-таки не думал, что ни одного не достанется.

Может быть, вы тоже не жили в городе Москвы или в городе Петербурги.
Я Москвы люблю, правда, заочно. Туда Ведеркину одному дороги нет.
Подоконников и то проездом был, а может и не был. Но рассказывал
интересно. «Москвы, – говорит, город чудес. Там можно чего хочешь
добиться. Можно ростом хоть со шкаф стать.» Наверно, врет, а приятно,
сволочь, врет.

Я СИДЕЛ на корточках в телефонной будке. Небо стало темнеть и
вскоре пошел косой дождь. В будке не было стекол, меня стало заливать,
но идти в зал к Подоконникову не хотелось. Я поднял воротник куртки,
переложил сигареты из кармана в трусы и постарался заснуть.

МНЕ ДАВНО ТАК НЕ ВЕЗЛО: я был один на вокзале. Я сразу же пошел
в кассу, нашел там... впрочем ничего не нашел, долго смотрелся
в зеркало – мне показалось что я расту. Расту стремительно на
глазах.

КОГДА Я ВЕРНУЛСЯ в будку, я с удивлением обнаружил, что спокойно
могу дотянуться до трубки. Я снял трубку.

– Коммутатор железнодорожных перевозок, – сказал знакомый женский
голос.

– Мне Крым, барышня, – сказал я уверенным голосом, – и верно,
для проверки добавил громко и отрывисто, – срочно!

ПОЗВОНИЛ Я ОЧЕНЬ БЫСТРО, ПОТОМУ ЧТО БОЯЛСЯ – вдруг Подоконников
приедет, поэтому я сразу же вернулся в кассу.

МИСТЕР Ведеркин, – неожиданно разразился селектор, – вас вызывает
Лондон... Я побежал к телефону. Будка была перевернута. Из-под
будки торчали ноги, одни ступни Подоконникова. Надо сказать, что
окружающие его из лести звали Подоконниковым, таксист скорее был
Низкоподоконниковым, ростом с низкий подоконник. Я перевернул
будку. Лучше так – я одной рукой перевернул будку, нет! Я одним
мизинцем перевернул будку ( не забывайте: я получил одобрение
Лондона). Приподнял двумя пальцами (брезгливо) Низкоподоконникова
– под ним оказался Табуреткин, т.е. Низкотабуреткин, под Низкотабуреткиным
оказалась Ведеркина, ну, пусть Средневедеркина, под ней – Детскокружкин.
Достал из кармана моток медной проволоки, сделал подставки и поставил
их всех на колени.

– Кайтесь, напитайтесь соками молитвы, – сказал я и пошел встречать
поезд из одной маленькой платформы. На платформе стоял черный
гроб с окошечком. В окошко была видна оскаленная пасть черной
с проседью собаки. Гроб был резиновый, поэтому я легко согнул
его, скрепил, стянул проволокой, чтоб не разогнулся и поставил
на колени рядом с ранее представленными. Сел в такси и поехал
в Москвы, в английское посольство.

КОГДА Я ВЫШЕЛ НА УЛИЦУ, НАЧИНАЛО СВЕТАТЬ. Стоял сильный холод,
но я его не чувствовал, я помочился на яблоню, выкурил четыре
сигареты и вернулся в дом. Кошки спали на столе, собака на своем
диване. Жена во сне причмокивала в предвкушении субботнего обеда,
а наш оболтус восемнадцати лет стонал и метался по кровати – ему
снилось, что его забрали в армию.

ВОТ И ВСЕ, БОЛЬШЕ Я НИЧЕГО РАССКАЗЫВАТЬ НЕ СТАНУ. КОНЕЧНО, Я БЫ
МОГ РАССКАЗАТЬ ЧТО – нибудь о заголовке, но, право, я в затруднении.
Может кто из вас знает: имеют ли смысл лампочки, царицы, плоты?

1 января 1994 года