Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Получил я в редакции задание о новых русских написать – сижу за
машинкой ломаю голову: что можно о них написать, чтоб не банально
да не избито? Кажется, кто только про них не писал. И как назло,
ни одного знакомого нового русского нет. На мое счастье пришел
ко мне жуковский (из дачного поселка Жуковка по Белорусской дороге)
поэт Стива Гогель. Поделился я с ним своей печалью.

– Нет проблем, – сказал Стива и вынул из сумки журнал «Новый мир»
за май этого года, – то есть, не то что нет проблем, но у меня
есть товарищ, который твои проблемы сможет разрешить. Зовут его
Владимир Яковлевич Тучков, живет в Болшево, вот адрес, – и протянул
мне визитку с золотым тиснением. Взял я визитку – занятная вещица,
не видал я таких: размером в полпочтовую карточку, крупными золотыми
буквами вытеснено: ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВИЧ ТУЧКОВ, номера телефонов,
факса и пейджера и в скобках служебн., а с другой стороны вытеснено
серебряными буквами, посыпанными бриллиантовой крошкой: БОБ (ВОВАН)
ТУЧКОВ и номера телефонов, факса и пейджера и в скобках – домашн.

– Да ты не тушуйся! – говорит мне поэт Стива Гогель, – Владимир
Яковлевич – милейший человек и именно тот, кто тебе нужен. Я тебе
советую сейчас прямо и отправляться – сегодня Яковлич как раз
дома до вечера, так что поспеши.

– Ну, сначала ему, наверное, позвонить нужно? – засомневался я.

– До двенадцати спит, а после идет гулять, до завтрака, да и вообще
он не любит церемоний, тем более, что в свои выходные все телефоны
он отключает.

– Адрес?

– Спросишь у кого-нибудь. Торопись, в 11 последняя электричка
до Болшева, а после перерыв на два часа.

Гогель оказался прав. На Ярославский я приехал как раз к отходу
Болшевской электрички. Уже в вагоне я вспомнил, что билет взять
не успел, и тут же появились контролеры: Ваш билет, – спросил
усатый контролер.

– Нету.

– Куда едем? – спросил усатый контролер, доставая квитанции.

– В Болшево, к Тучкову, – зачем-то ляпнул я. И тут начались чудеса.

– К Владимиру Яковлевичу? – неожиданно почтительно спросил контролер.

– Да.

– Передавайте ему низкий поклон, – и добавил обращаясь к напарнику,
– пошли, Михаил.

Контролеры перешли в соседний вагон, а пассажиры вперили в меня,
как мне показалось, благодарные взоры.

– Уступили бы место товарищу, – неожиданно сказала старушка, похожая
на старого цыпленка в роговых очках, в пространство вагона, ни
к кому не обращаясь. Народ зашевелился. – Ему ажник до самого
Болашева ехать, – добавила старушка.

Несколько человек в разных концах вагона встали.

– Да я постою, – смутился я, чувствуя себя самозванцем.

– Да вы садитесь-садитесь, – наперебой зазвучали голоса пассажиров,
– в ногах правды нет.

Сел я, думаю, что сейчас спрашивать начнут кем я В. Я. Тучкову
довожусь. Так нет – все уткнулись в чтенье: как ни странно почти
все читали журнал «Новый мир». «Удивительная электричка» – подумал
я. В Болшеве чудеса продолжались. Владелец жигулей, к которому
я обратился, узнав, что я к Тучкову, высадил на станции жену с
детьми и тещу:

– Ждите меня здесь, счас свезу товарища к Владимиру Яковлевичу
и вернусь. Жена и теща безропотно повиновались, только дети: мальчик
лет семи и девочка года на два помоложе закричали: Тятя-тятя!
Возьми нас к дяде Володе!

– В следующий раз, – отрезал тятя, впрочем не грубо, а скорее
уважительно, но строго.

Через три минуты водитель высадил меня у трехметрового фигурного
забора из белого кирпича, махнул рукой вдоль бетонной дорожки,
развернулся и уехал. Пройдя метров двадцать по дорожке, обсаженной
по обеим краям молодыми липами, я уткнулся в огромные красные
ворота с коваными медведями по обеим сторонам. Не успел я дернуть
за цепочку звонка или колокольчика, как ворота бесшумно раздвинулись,
и навстречу мне вышел мужичок лет пятидесяти в красной ливрее
с красным носом.

– Барин проснулись, вас ждут, – осклабился мужичок, – ступайте
прямо по аллее, – добавил он и скрылся в небольшом кирпичном коттедже,
стоявшем впритык к фигурному забору, по-видимому, привратницкой.
Я пошел по аллее навстречу то ли трехуровнему, как сейчас говорят,
особняку с башенками, то ли замку. За спиной послышалось ржание
и легкий стук копыт. Я обернулся. Плотный всадник с небольшой
аккуратной бородкой клинышком легко соскочил с тонконогого скакуна
с хищным вырезом ноздрей и приветливо раскинув руки пружинистой
походкой шагал ко мне:

– Здравствуйте, здравствуйте! – энергично пожал мне руку, – так
вот, значит, вы какой! Ладно, чем смогу – помогу.

– А как вы... – недоуменно начал я.

– Как узнал о вашем приезде? Да мне Стива сообщил на запасной
пейджер, – засмеялся Владимир Яковлевич (в том, что это был он,
сомневаться не приходилось), – вы позавтракаете? Или подождете
меня? Я обычно до завтрака на Гаврике катаюсь, – показал на жеребца,
нервно перетаптывавшегося позади нас, – застоялся Гаврюша, – ласково
сказал В. Я. коню, – ничего, счас поскачем. А может и вы с нами?
Я сам, признаться, если не поскачу с утра – весь день выбит из
колеи.

– Да я, знаете, и поводья-то в руках ни разу не держал.

– Как говорит Митрич, «Этта ничаво», – жизнерадостно засмеялся
Владимир Яковлевич, – Митрич! Митрич! Ау! – громко закричал В.
Я. в сторону привратницкой. Вскоре дверь привратницкой отворилась
и на пороге появился кривоногий мужичонка:

– Чаво, барин изволишь? – сонным голосом спросил красноносый.

– Изволю тебя обратно в мэнээсы в «Энергию» отправить.

– Помилуй, барин, чем же я тебя прогневал?

– Шучу, Митрич, шучу. Приведи-ка гостю маленького Гаврика.

Когда Митрич ушел на невидимую за деревьями конюшню, Владимир
Яковлевич ответил на мой невысказанный вопрос:

– Митрич всю сознательную жизнь проработал младшим сотрудником
на королевском (бывш. калининградском) НПО «Энергия», а у меня
только год, недавно второй пошел, признался мне, что не гадал,
не думал что такое счастье привалит. Всю жизнь, говорит, не везло,
однокашники докторские позащищали, а я кандидатскую не смог, а
теперь где эти доктора, говорит, а где я. И правда, живут с женой
(она у меня матрешечницей работает – матрешки расписывает, апосля
покажу), как сыр в масле катаются, по их словам.

Тут подошел Митрич, ведя на поводу белого пони с белым седлом
и белой уздечкой.

– До Клязьмы и обратно! – вскричал В. Я. и ускакал в распахнутые
ворота. Пока я с помощью Митрича взобрался на Маленького Гаврика
и выехал за ворота, хозяина замка и след простыл. Не успели мы
с Маленьким Гавриком добраться до конца забора, как навстречу
нам выскочил мокрый В. Я. на мокром Большом Гаврике, закричал
: «Эгегей!» и снова ускакал.

– Хороша вода в Клязьме, только малость грязновата, ну, ничего,
в этом году почистим, – в очередной раз прискакавши, сказал В.
Я., – а сейчас, Митрич, вели завтрак накрывать в большом кабинете
– закричал В. Я. в пространство и спешился.

Пока накрывали к завтраку, В. Я. предложил мне совершить ознакомительную
экскурсию по дому:

– Пройдемся, так сказать, «конспективно», потому как все осмотреть
и полугода не хватит. Заплутать можно.

И верно, после пятнадцати минут, в которые мы поднимались с уровня
на уровень, с этажа на этаж пешком и на лифте, проходили через
арки и анфилады, заглядывали в спальни и будуары, галереи и концертные
зальцы, биллиардные и курительные, столовые и гостиные, и проч.
и проч. – у меня зарябило в глазах.

– Фу, – утирая пот с красивого аристократического лба шелковым
платком с гербовым родовым вензелем вздохнул хозяин, остановившись
посреди полукруглой комнаты с длинным узким диваном на мраморном
полу, – предназначение сего помещения мне неизвестно, и похоже
мы заплутали, присядем, милый мой – указал В. Я. на диван. Но
не успели мы присесть, как в комнату впорхнула девушка неземной
красоты в высоком кокошнике:

– Насилу вас отыскала, барин, к завтраку накрыто.

– Спасибочки, Марфенька, – ласково потрепал В. Я. Марфеньку по
щечке. Марфенька зарделась и убежала как горная козочка.

– Между прочим, экс-мисс Москвы, – добродушно похвастался В. Я.

За обильным завтраком, состоявшем из вареников с вишнями, земляники
со сливками, ватрушек с творогом, никогда невиданного мной фруктового
салата с ряженкой, вяленых дынь с брусничным морсом, заказанных
для меня блинов с икрой и севрюжьего балыка (сам В. Я. тяжелой
пищи на завтрак не употребляет) говорили о погоде, о видах на
урожай, о мировых ценах на хлеб – впрочем, я лишь кивал головой,
отчасти, конечно, оттого, что мой рот был набит едой, но в целом,
конечно, оттого, что на правах хозяина и отменного рассказчика
В. Я. беспрерывно говорил сам. Говорил В. Я. легко и интересно
обо всем, простите за каламбур, о чем бы ни говорил. Но я все
ждал, когда же он заговорит о заказанной мне газетой теме, то
есть о «новых русских». В. Я., видимо почувствовал мой невысказанный
вопрос:

– Пойдемте в курительную – там и поговорим.

В курительной комнате стояли два вольтеровских кресла, в которые
мы и не преминули усесться. На столике красного дерева стояла
открытая коробка «Партагаза-Бенетон». В. Я. аккуратно обрезал
специальным ножичком кончик сигары и протянул мне:

– Или вы предпочитаете вот это, – кивнул головой в сторону кальяна
стоявшего на этажерке. Я отрицательно помотал головой, мы закурили
и В. Я. начал свой рассказ:

Впервые с «новым русским» я познакомился после опубликования моей
«Пятой русской книги для чтения» в нескольких столичных периодических
изданиях, дай Бог памяти, – В. Я. глубоко по-русски затянулся
и выпустил подряд несколько крупных красивых колец голубого дыма,
– в 92 году в Сандуновских банях. Из разговора за кружкой пива
выяснилось, что Вячеслав Николаевич, так звали моего нового знакомого,
большой поклонник моего творчества. Понравились друг другу, стали
бывать друг у друга – чаще, конечно, я у него, он тогда жил в
разных местах: сколько у него квартир в Москве я до сих пор не
знаю: был я у него в высотке на Котельнической, в шикарной квартире
на Кутузовском, на Аэропортовской, на Тверской, право всего не
упомню. Знакомство с Вячеславом Николаичем К. мне много дало как
писателю. Благодаря его обширным связям я познакомился с миром,
если так можно выразится, – «братков». Флобер говорил в знаменитом
романе: «Мадам Бовари – это я». Те, кто читали только мою «Пятую
русскую книгу для чтения» зачастую идентифицируют меня с ее (книги)
персонажами. Эти читатели правы лишь во Флоберовском смысле: действительно,
если я пишу о рэкетире, то в момент письма, я – рэкетир. Если
о банкире, то банкир. То есть, когда я пишу о «новом русском»,
я – «новый русский». Хотя первую книгу о «новых русских» я написал
до знакомства с «новыми русскими» и парадокс заключается в том,
что именно благодаря этой книге (Пят.рус.книге для чтен.) я познакомился
с представителем нового социального российского слоя. Книжка моя
имела неожиданный успех у описанных в ней персонажей. «Новые русские»
считали за честь знакомство со мной, подарили мне золотую цепку,
600-й мерседес, прислали на дом индонезийца-мастера тату – В.Я.
заголил рукава выше плеч – на правом плече – голубая русалка,
а на левом – розовый кентавр. – Между прочим, меня уверяли, что
сделано по эскизам художника Шилова. Потом Вячеслав Николаевич
выстроил себе дом в Жуковке, рядом с дачей нашего общего знакомого
Стивы Гогеля, справа от дороги, облицованный розовым мрамором
– несколько раз я бывал у него там, правда, он скоро продал его
какому-то артисту.

– Рок-музыканту Кукаревичу, – уточнил я.

– Может быть, я там больше не бывал, как свалилось на меня это
хозяйство, иногда хочется к Стиве в Жуковку да не на кого имение
оставить. Да, как вы догадались, этот дом и усадьба тоже принадлежат
Вячеславу Николаичу. После Жуковки мой приятель купил под Болшевом
землицы и за полгода выстроил сие имение.

– А крестьяне откуда?

– Да почитай все болшевские, кто из рабочих, кто из инженеров,
учителя есть бывшие, есть даже бывшие жэковские работники. Всего
107 душ. Заключили с Николаичем контракт на три года, в прошлом
году контракт закончился, Николаич честно соблюл условия, за каждый
отработанный месяц по тысяче долларов, для ровного счета по 40
тысяч каждому на книжку положил, а они ни в какую– не прогоняй
нас барин, верой и правдой тебе служили и служить будем. Но Вячеслав
Николаич человек увлекающийся – удивляюсь как его на три года
хватило – Все, – говорит, – баста! Получите сберкнижки – и чтоб
через день духу вашего здесь не было, – здание будет передано
литературно-музыкальному салону «Классики XXI века имени моего
друга Руслана Элинина. «А надо сказать, – что в последний год
своего барства не без влияния небезызвестного вам Стивы Гогеля
Вячеслав Николаич ударился в литературу и искусство, стал писать,
завел новых друзей, исключительно из искусственной среды, то есть
из среды искусства. И вот год назад сидели мы в этой самой курительной
с Вячеславом Николаичем, как сейчас с вами – входит Марфенька
– это волшебное создание, и ни слова ни говоря, бух в ноги Николаичу.
Николаич нахмурился, отвернулся, но не сдался, устоял: «Уйди,
– говорит, – Марфа, – Христом Богом прошу! – И такая в его голосе
прозвучала решимость, что я испугался. А Марфенька как стояла
на коленях, так и стоит – даже не шелохнулась. Ну, думаю, быть
беде! И тут меня осенило, в то время я как раз только закончил
цикл рассказов из тех, что нынче напечатал «Новый мир» и ломал
голову над новой темой: не знал как подступиться, а хотел я написать
ни больше ни меньше, как «Исповедь нового русского». И я решился:
«Так и так, – говорю, – сдай мне в аренду на год свое имение,
а за год я проведу с народом адаптационную работу, да и переоборудование
имения в литературно-музыкальный центр тоже требует времени.»
Николаич немного подумал – и согласился. Так что вы думаете, на
следующий день пришли все сто восемь душ, протягивают мне сберкнижки:
«Володей нами, барин, твои мы рабы до гроба.» Убрал я их сберкнижки
в сейф, – а сам думу думать как мне их адаптировать. Здесь нужно
сказать, что в последний год контракта, когда Вячеслав Николаич
ударился, как я уже говорил, в литературу, всю власть сосредоточил
в своих руках жестокий развратник и пьяница бывший прапорщик уволенный
из строительной части за жестокое обращение с солдатами Егор Юркович.
Так вот этот Юркович ввел неслыханную барщину – один к двадцати,
бессмысленные построения крестьян когда ему вздумается, ввел рекрутский
набор и продавал рекрутов в рабство на Северный Кавказ, и много
других мерзостей, например, право первой ночи – в общем вы поняли,
что это за человек. И первое, что я сделал, я, естественно, уволил
этого самодура и отменил все его гласные и негласные установления.
Во вторую очередь я построил для детей начальную школу и гимназию,
а взрослых, не имеющих требующихся специальностей, открыл бухгалтерские,
дизайнерские, компьютерные и курсы парикмахеров. В-третьих, и
в четвертых – ну, впрочем, как вы уже догадались я пишу книгу,
надеюсь, к окончанию нашего с крестьянами контракта я допишу последнюю
страницу этого документального романа – и все, в том числе и вы,
узнают все об этом, не могу подобрать слова, эксперименте, что
ли.

– Владимир Яковлевич, вы говорите, что здесь живет сто семь душ,
а я кроме Митрича и Марфеньки никого не видел?

– Забыл вам сказать, что раз в неделю у всех моих работников общий
выходной с 6 утра до 12 ночи, многие едут в Москву, например,
сегодня, группа из 30 человек поехала в «Кодак-Киномир» на «Годзиллу»,
у многих остались родственники в Мытищах или здесь, в Болшеве.
Есть любители просто погулять по Москве, отчета я не требую, наоборот,
как вы поняли, приучаю к самостоятельности. Впрочем, батенька,
соловья баснями не кормят – пора и подкрепиться, – сказал В. Я.
и энергично поднялся с кресла.

– Знаете, как мы сделаем, – хитро улыбнулся В. Я. доставая из
кармана просторного шлафрока мобильный телефон, и набирая номер,
– обедать мы будем в другом месте, не возражаете? – риторически
спросил он и заговорил в трубку: Лариса, я буду с товарищем через
двадцать минут... да до двенадцати. – И обращаясь уже ко мне добавил,
– выходите из дому, я вас догоню, только переоденусь. Я вышел,
накрапывал дождь, через минуту по широкой лестнице сбежал В. Я.
держа в руке два зонта. По аллее мы прошли мимо красивого здания,
оказавшегося недавно построенной гимназией и через английский
парк подошли к незаметной с первого взгляда калитке. За калиткой
пробравшись сквозь кусты мы вышли к автобусной остановке на разбитом
шоссе. Автобуса долго ждать не пришлось и через десять минут мы
уже звонили в дверь квартиры, расположенной на пятом этаже 12-ти
этажного дома.

– Я здесь живу, – улыбнулся В. Я.

– Да, живет, – иронически прокомментировала красивая блондинка,
жена В. Я. – Лариса, – за последние полгода и десяти раз дома
не ночевал.

– Работа, Ларис, работа, как ты понимаешь, – вздохнул В. Я.

– Да понимаю я, Володь, понимаю, еще полгода как-нибудь... Да
что это мы о грустном, а ну, давайте к столу!

Стол был отменный: конечно не было разносолов с барской усадьбы,
но такого украинского борща и биточков с картошкой-фри я давно
не едал. После обеда выкурили по сигарете LM и В. Я. пошел меня
провожать на станцию. На платформе в ожидании электрички снова
закурили и я рассказал Владимиру Яковлевичу об утренней, уже самому
мне казавшейся нереальной поездке в электричке, вспомнилась старушка
похожая на пожилого цыпленка в роговых очках.

– Кстати, В. Я. вы часом не знаете кто эта старушка?

– Как не знать, это моя экономка и ключница Ерофеева Виктория
Владимировна, чрезвычайно деятельная помощница в деле адаптации
наших работников, недавно организовала общество по выработке и
поддержанию достоинств в российских мужчинах Подмосковья. Славная
помощница, – заключил В. Я. и тут подошла электричка. Я прошел
в вагон, проводил взглядом быстро удаляющуюся энергичную фигурку
«нового русского» писателя, достал из кармана куртки майский номер
«Нового мира» и погрузился в чтение.

1998