Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

– Я не встречал больше Николеньку, никогда более,– грустно закончил
Абрам Петрович.

– Что ты, братец, все о грустном, да о грустном, – встряла в рассказ
Варвара Петровна, – давайте лучше щец похлебаем, а то на голодный
желудок одни мрачности да чудовищности в голову лезут. Амангельдыевна!–
крикнула она золовке,– запирай ворота, да вели на стол накрывать
– обедать изволю.

– Твоя правда, сестрица!– Разговор на сытый желудок куда приятнее.
Пойду руки помыть,– закряхтел Абрам Петрович.

– Ты смотри там, когда руки мыть будешь – мимо не нассы, надоело
всякий раз говны убирать!– строго, но не сердито сказала Хозяйка.

– Не нассу – я аккуратный,– буркнул Абрам Петрович и зашаркал
в сортир.

Обедали втроем : хозяйка – Варвара Петровна, худомясый Абрам Петрович
– брат ейный и золовка – кривобокая Амангельдыевна (Алевтиной,
по имени золовку никто, кроме усатого участкового, не величал).
Молча хлебали щи, заедая аржаным. Похлебали, Варвара Петровна
вытерла мякишем миску и велела нести мясное. За мясным обедающие
повеселели. После мясного – пироги со сладкой начинкой, с чаем.
После чая расселись у телевизора, Варвара Петровна достала из
шкапчика леденцовой наливки – поставила на низкий столик. Смотрели
любимую передачу – «Треск-клуб» .

– Так бы и надрала уши этому Дениске! – в сердцах сказала Варвара
Петровна, – ты как на это смотришь, Абрам?» Абрам Петрович мирно
посапывал, склонив вытянутую голову на костлявое плечо.

– Эй, Петрович! Не спи – проспишь царство небесное !– толкнула
в бок брата хозяйка.

– Началось што ли ? – сквозь сон пробормотал Абрам Петрович.

– Тебя ждали, без Петровича, говорят, не начнем,– захохотала Варвара
Петровна. Золовка тихонько повизгивала, не без подобострастия.

На экране журналист Денис Гусарский произносил яростный спич,
но из-за шумных комментариев Варвары Петровны ничего разобрать
было нельзя, впрочем, никто и не пытался.

– Высказался, теперь Апельсинов лезет, – с удовольствием комментировала
Варвара Петровна.

– Апельсинов – мужик крутой,– солидным голосом высказал Абрам
Петрович.

– Здеся крутых нету, – со знанием дела и людей поправила Варвара
Петровна, – крутые брезгают к им ходить.

– Ну, и фуй с имя!– неожиданно озлился Абрам Петрович, – сказывать
про Николеньку-то ? Или этих наблюдать будем, смяточных?

– Да уж по мне лучше уж смяточные, чем тоску разводить!– нахмурилась
строгая сестра, – ты свои капризы брось ! Я тебе не Амангельдыевна!
Ишь ты, завелся!

– Да я ничо, – пошел на попятную Абрам Петрович, – сами же рассказать
просили, а я могу и посмотреть, как все...

Но ни Абраму Петровичу, ни кому другому посмотреть более не удалось
– сгорела телебашня. Тоска охватила горожан, оставшихся без окна
в мир. И вскоре все вымерли, перед тем сойдя с ума, как полагал
последний скальд Абрам Петрович, от нехватки впечатлений...

Правда, более верной нам представляется точка зрения механического
человека, сказавшего перед закрытием занавеса: « Людям важны не
сами события, а их трактовка» .

1998

Механический человек

– Где же Мех?– спросил Попуасов.

– Спит без задних ног,– ответила Мартыновна,— как пришел так и
завалился, в маленькой комнате, там хорошо, сторона солнечная,—
тараторила «словоохотливая» , как она себя называла, старуха.
Попуас Попуасыч обеспокоился и прошел в маленькую комнату: окно
было приоткрыто, штора не задернута, солнечный луч бил прямо в
металлокерамическую голову. «Ох» !– испугался Попуасыч, сердце
сорвалось и ухнуло к центру земли. Суетливо, заплетаясь ногами,
тыкаясь руками во все ящики, начальник Меха, наконец, нашел масленку
и бутылку с рапсовым маслом (специального механического масла
Мех не признавал), наполнил масленку, половину масла при этом
пролив на пол, и быстро вставил в ушное отверстие... Мех медленно
развернулся:

– Мне ещё 67 минут.

– Лежи-лежи, Мехушка,– осклабился Попуасов и пошёл к выходу.

– Штору задерни!– не поворачиваясь сказал Мех.

– Ох, прости, забыл,– Попуасыч дернулся к окну и, споткнувшись
о ноги Меха, чуть не растянулся рядом с подопечным, чертыхнулся
и с трудом, кое-как затянул окно тяжелой портьерной плюшевой шторой,
в комнате потемнело, лишь зелёный кружок на затылке Меха жизнеутверждающе
светился фосфорно-мертвенным светом. Начальник Меха облегченно
вздохнул и вышел из комнаты, плотно затворив за собой обитую жестью
дубовую дверь. В коридоре Матрёнины внучата схватили Попуасыча
за оба рукава:

– Дядя Попуасыч, а где у дяди Меха задние ноги?

– Спросите у дяди Меха,– ответил Попуасыч и стряхнув детей с рукавов
прошел к старухе, в горницу. Утром дети встретили Меха у склада.
Мех ремонтировал трак вездехода, старенького ГАЗ-71.

– Дядь, покажи ноги задние, ну покажи!

– Люди пошлы или тревожны,– ответил механический человек монотонно,
но громко. Дети, ни разу не слышавшие его голоса, испугались и
побежали прочь...

...Мех был первым. Через двадцать лет в Тегусигальпе было 85 тысяч
механических людей. Эра людей в додревней русской столице заканчивалась.
А через 3456 лет испанский конкистадор Франсиско Писсарро при
захвате Тегусигальпы нашел не функционирующую металлокерамическую
конструкцию Меха Первого – последнего немого свидетеля технического
гения додревнейшей России. Раз в десятитысячелетие история совершает
круг почета, после чего распыленные по Вселенной народы возвращаются
на круги своя. Терпение.

Перевод с додревнерусского

Сомбрерос Эсвинья

«Огни Тегусигальпы»