Поэзия

По стихам Леонида Аметисальского, написанным в “Матросской тишине”, можно изучать большую сферу народной жизни и этнографии современной России. Вы не найдете в них тюремного надрыва, блатных мотивов. Его поэзия - это поэзия точных, почти научных по характеру наблюдений, включающих местную бытовую терминологию, и даже статистические сведения о тюремном житье-бытье, поражающие своей поэтической пронзительностью. Вот начальная строка одного из стихотворений:

110 человек на 28 шконок...

Это значит, что 82 человека в камере стоят, пока 28 лежат свой час на нарах. Это значит, что тюрьма многократно переполнена. Это значит в ней много тяжелых болезней и изнурительной нечеловеческой муки... А если вы дополните этот камерный образ всего одной строкой из другого стихотворения

Твой каждый вдох - всегда здесь чей-то выдох...

то, опасаюсь, непроизвольно начнете задыхаться.

Российские следственные изоляторы, тюрьмы, зоны, лагеря под завязку и выше забиты нашими соотечественниками. Поэтому, когда в очередном телешоу говорящие головы процветающего политического бомонда будут обстоятельно рассказывать о гражданском обществе, социальном государстве, социальном мире и согласии, вспомните о сотнях тысяч российских людей, загнанных этими самыми гражданскими и социальными обстоятельствами в нечеловеческие условия, и проникнитесь пониманием российских несовершенств.

Сергей Есенин с грустной безысходной констатацией писал когда-то о пребывающих в подобных местах: “все они убийцы или воры, как сулил им рок...” . Ныне эта судьбоносная обязательность рока вовсе необязательна - прочтите написанную в изоляторе оду “Фемиде”, посвященную всем этажам российского правосудия.

Что может помочь человеку, попавшему в тюремные жернова?

Только любовь.

Поэтому едва ли не большая часть написанного поэтом в неволе - о любви, ее вечном счастье-несчастье.

СЛОВАРЬ ТЮРЕМНЫХ ТЕРМИНОВ

Аленка Мусорное ведро


Баланда Тюремная ежедневная пища. Завтрак: рыбкин суп; обед: первое - кислые щи или борщ, второе - пшенка или сечка; ужин - та же сечка или пшенка. В сутки также выдается полбатона несъедобного хлеба


Братва Наиболее уважаемая категория ЗК


Верблюд Человек из хоз. блока, разносящий “дачки” по “X”


Вертухай Надсмотрщик, охранник


Весло Ложка


Вонючка Жалоба


Гнать, погнал Погружаться в мысли, переживания. Впадать в депрессию


Голяк Отсутствие чего-либо. “Полный голяк”, когда в “X” нет ни курева, ни лекарств и “X” сидит на одной баланде


Грев От слова “согреть” - все, что угодно: от сигареты до куска сахара


Груз Все, что угодно: от сигарет до “грева”. Посылки из “X” в “X”


Дальняк Параша - туалет в “X”


Дальнячка Туалетная бумага


Дачка Передача с воли (может быть продуктовой или вещевой)


Дорога Ценная общетюремная система связи между камерами


Дрова Жгут, скрученный из тряпок, который поджигают, чтобы вскипятить чифир в алюминиевой кружке - “фаныче”


Дубок Стол


Забить Занять очередь


Загасить Уничтожить


Заточка Наточенный черенок ложки для резки хлеба


Заява Заявление


ИВС Изолятор временного содержания


Кабан Продуктовая передача с воли


Канатик Веревка, которая плетется из ниток, распущенных свитеров и носков


Кивалы Члены суда, заседатели


Конь Специально сплетенный канат для переправки груза из “X” в “X”


Кормушка Откидывающаяся дверца-окошко в “тормозах”, через которую в “X” передается “баланда”


Кум Оперативник в тюрьме


Купчик Очень крепкий чай


Лекарство Наркотики


Лепила Врач, фельдшер в тюрьме


М “Малява” - записка из камеры в камеру (“Х” -> “X”) (закручивают в целлофан или полиэтилен и запаивают спичкой)


Марочка Разрисованный (расписанный) носовой платок или просто квадратный кусок белой материи от простыни с любым изображением или текстом


Машка Матрац


Мойка Бритва


Объебон Обвинительное заключение


Парашют Полог из старых простыней и тряпок, натянутый между окном и “шконкой”, чтобы хоть как-то направить поток воздуха


Приколоться Поговорить, пообщаться


Продол Коридор на этаже, на котором расположены “X”


Пятак Кусочек относительно не занятого пространства (1,5-2 м² ) в “X” перед “тормозами”


Ракушка Раковина, умывальник


Рамсы Споры, разборки


Реснички Приваренные к окну стальные жалюзи под углом в 45°


Решка От слова “решетка”. Окно в хату


Сборка Категория камеры, в которой собирают заключенных (ЗК), прибывших из изолятора временного содержания (ИВС), а также со всего централа для пересортировки. На сборке можно провести от нескольких часов до нескольких дней


Семья Несколько человек, объединившихся внутри “X”. Вместе питаются, получают “кабаны”, поддерживают друг друга


Слоник Каменный барьерчик высотой в 1 метр, отделяющий парашу (“дальняк”) от “X”


Смотрящий Человек из “братвы”, обеспечивающий порядок в “X”, гарант от беспредела.


Телевизор Шкаф для хранения продуктов и посуды


Телефон Разговор с другой “X” через систему отопления при помощи металлического “фаныча” на основе известного акустического эффекта распространения звука


Тормоза Дверь в “X”


Третейский судья как правило - наиболее опытный и уважаемый человек в “X”


Фаныч Кружка


Х Обозначение “хаты” - камеры в “маляве”;


Хозяин Начальник СИЗО, зоны


Чифир Чисто тюремный напиток из сверхдозы чая стимулирующего действия


Чифирбак Металлическая кружка для чая, в которой варится “чифир”


Шахтер Категория ЗК, живущих под “шконками”


Шконка Металлические двухъярусные нары


Шленка Миска


Шуба Неоштукатуренный цементный наброс на стенах в тюрьме

Посвящается тем, кто был рядом...

Андрею Шемякину - “Анархисту” 
Валерию Басенко - “Одесситу” 
Дмитрию Лындину - “Воркутенку” 
Вячеславу Аксенову - “Абраму” 
Леше “Раменскому” - “Раме” 
Максиму Абрамову - “Максу” 
Натану Бомштейну 
Дмитрию Харитонову 
Александру Окуневу - “Огоньку” 
Сергею “Питерскому” 
Олегу Афанасьеву - “Афоне”
Михаилу Першину 
Михаилу Соловей - “Джексону” 
И всем, кто прошел через ЭТО...

Сборка

Шуба на стенах от грязи лоснится, 
Стынет харкотина чья-то в углах. 
Серый туман через решку сочится... 
Пусто на сердце, пусто в глазах. 
Лужи мочи у параши разбитой, 
Кран из огрызка ржавой трубы, 
Смятый бычок, заскорузлый, забытый - 
Жалкий осколок чьей-то судьбы. 
Кто-то с пакетом, кто-то с баулом, 
Кто на больничку, кто-то с суда... 
Липким, на миг не смолкающим гулом 
Сборка набухла. Все - как всегда... 
Дым из угла. Жгут дрова для чифира, 
Фаныч закопченный до черноты... 
В слонике мокром - зловонные дыры... 
Пятая сборка. Знаком с нею ты...
31.03.99г.

Хата 142

110 человек на 28 шконок.
Святые с грязных стен взирают из иконок,
Усталый вентилятор колышет парашют.
110 человек годами здесь гниют.
Под шконками лежат баулы и шахтеры,
На шконки заползем в прокуренные норы
И потом шесть часов пропитываем “машку”,
Вдыхая ужас снов и вонь родной параши.
Сплетенных из носков канатов паутина - 
Здесь сушится белье в подтеках никотина,
И вечный запах тел, немытых и вспотевших,
И сигаретный чад от “Примы” отсыревшей.
Дорога крутит груз, идущий на больничку,
Маляву запаять разыскивают спичку.
Один у тормозов шьет из коробки полку,
Другой стоит и ждет “забитую” иголку,
Вскипает чифирбак - награда за терпенье.
А с сахаром - голяк. Есть крошки от печенья...

* * *

Здесь “Утро доброе” никто не говорит,
“Спокойной ночи” - тоже не желают.
Спокойной ночи просто не бывает,
А утро доброе - кощунственно звучит.
Здесь утро - вечер - день разделены
Не солнцем или звездами, а пайкой.
Здесь дом с хозяином, а семьи - без хозяйки,
Не только пайку в семьях делим мы.
Здесь ночью гуще сигаретный дым,
Бычок по кругу ночью ходит чаще.
Рисует кто-то марочку “на счастье”,
В которое поверил он один...
Все вместе здесь. И каждый одинок.
Все в неведенье, зная все о каждом.
Соединит и разделит однажды,
Как меч Дамоклов, наш Дамоклов срок.
Два коробка - “замутка” для чифира,
О фаныч губы обжигая, пьем.
Во что-то верим и чего-то ждем - 
Обломки жизни на осколках мира...

Фемиде

Закутанная в тогу шлюха
С кровавым тесаком в руках,
Слепа, глуха на оба уха,
Живешь бомжихою в судах.
Заклинило весы от грязи,
Которой лепятся дела.
Еще бы! Столько всякой мрази
В твоих руках приют нашла.
Приклеились и облепили
Чесоточною коростой.
Тебя имели и дарили,
Как проститутку на Тверской.
Воняя потом, страхом, кожей,
Под черной маской, словно тать,
Скрывающей не лица - рожи,
Они готовы всех распять.
Наручниками - не гвоздями
Нас распинали на тебе.
И не крестами, а судами
Россия корчится во мгле.
Фемида! Сдерни с глаз повязку,
Хоть на мгновение прозрей.
В кровавой милицейской смазке
Сегодня миллион людей.
Ублюдки меч твой осквернили,
Ты стала блядью в их руках.
Твои прислужники сменили
Твоих служителей в судах.
Попала ты под “групповуху”
Еще в семнадцатых годах
И стала комиссарской шлюхой
В военно-полевых судах.
Потом, у чрезвычайных троек
Была подстилкой палачей,
В ГУЛАГовские новостройки
Гнала и взрослых и детей.
Менялись судьи, прокуроры - 
Любой из них тебя имел.
Они кончали приговором - 
Оргазмом многотомных дел.
Годам Россия не подвластна,
У ней особенная стать.
И продолжает сладострастно
Своих детей уничтожать
Фемида - бандерша России,
Ее малины ментовской.
Подонки меч твой оросили
Людской, кровавою росой.
Очнись! Стряхни с себя Указы,
Примерь, хотя б на час, Закон.
От лживой следственной проказы
Уже не крик стоит, а стон.
Взвесь на весах своих, Фемида,
Подставы, пытки, взятки, ложь,
Все унижения, обиды
От спрятанных под маски рож,
Взвесь избиения в ментовках,
Удушье, голод, боль и смрад - 
Весь этот путь без остановок 
В ГУЛАГовский, российский ад. 
Брось на весы все беспределы, 
Которые творят в судах... 
Тогда ты, может быть, прозрела б 
И сжала меч в своих руках.
     -  -  -
Молчишь. Слепая и глухая.
Привычная до боли. Наша...
Ты на земле одна такая -
Фемида с маркой “Made in RUSSIA”!

Ожидание

Жара, как паутина, липнет к телу,
Хоть мойся сто раз на день - жаркий пот...
Кому какое там, на воле, дело,
Кто на Матросске от жары умрет.
Твой каждый вдох - всегда здесь, чей-то выдох,
Прикосновенье чье-то током бьет.
Здесь только вход. Здесь вынос, а не выход.
Здесь не живут. Здесь каждый только ждет.
Ждет адвоката, следока, лепилу,
Свиданки, писем с воли, передач...
На это ожидание все силы
Уходят. И приходит ночь - палач.
И в серую от пота и от грязи,
Как в саван - в простыню, и в забытье...
Толкаясь, сны-кошмары в душу влазят
Еще страшней, чем это бытие.
Вам, слава Богу, не понять на воле,
Какая это пытка - вечно ждать,
При каждом скрипе двери - умирать.
Страшнее этой не бывает боли.
Все. 6 часов. Сегодня не придут.
Не будет писем. Кончено движенье...
Глаза погасли. Мысли - в вечный круг,
И в ночь, и в новый ад, и в продолженье...

(Продолжение следует)