Поэзия

хорей-2

Вижу речку. Вижу лес.
Вижу Рай и Преисподню.
Ты на крышу хаты влез,
И сидишь в одном исподнем.
Русь вокруг, пизда-краса,
Ароматна и медвяна,
Рвёт с затылка волоса,
Полу-сыта, полу-пьяна.

Пастораль, толстовщина.
Лето. Зной. Орловщина.

Вижу город, вижу снег.
Серых лиц сырую копоть.
Ты сидишь, умнее всех,
Ты кусаешь острый локоть.
Кто-то в кухне воздух спёр.
Кто-то в давке плюнул в ухо.
Кто-то трахнул трёх сестёр,
Верку, Любку и Надюху.

Хлеба комканый ломоть.
Водка в склянке. Дух и плоть.







перехлест

перебор перелет перехлест
ливни вешние тихие зори
это родины плотный нарост
это родинок черных узоры
проступают на коже спины
словно карта огромной страны
словно карта обширных земель
николаев иванов емель
от москвы до китайской стены
от хабаровска до костромы

разбуди свою правду холоп
и рубаху порви на груди
давний житель поганых болот
береди берендей береди
проходи эти земли насквозь
как садко незадачливый гость
тем путем что тернист и не прост
то овраг то пустырь то погост
лебеда молочай и бурьян
ты давно этим запахом пьян

это русь это белая русь
и воспеть я тебя не берусь
да и ты не нуждаешься в том
чтобы кто-то разорванным ртом
восславлял бы тебя воспевал
окровавленным клювом клевал
за алтын за копейку за грош
устанавливал цену стыда
ты меня никогда не поймёшь
я тебя не пойму никогда







синема

скрещенье шуйц бессилие десниц
грохочут пушки и молчит эрато
вздымают пыль от нила до евфрата
ряды месопотамских колесниц
но угасает старый император
в стерильной неизбежности больниц

весь мир кино и важен лишь бюджет
мне не понять запутанный сюжет
не разобрать всех поворотных линий
весь мир кино я жажду видеть титр
кого бросают в обмелевший тибр
тиберия фон триера феллини

о третий рим когда уже падёшь
надеждою напрасной обнадёжь
не дай пролить горючую слезу мне
и завтра выходя из синема
мне будет горько но не от ума
мне будет сладко но не от безумья







эскейпистское

в новостях птичий грипп непогода ирак
и продажные шкуры политики
посели меня господи в дальних мирах
под углом к этой тухлой эклиптике

там забуду я свой богоносный народ
эту массу безликую серую
буду жить как чеширский улыбчивый кот
наслаждаясь иной атмосферою

пусть теснятся в незримой кошачьей груди
светлой грусти напевы печальные
я забуду этапы большого пути
и тарифы твои коммунальные

только нынче господь до обидного глух
занимаясь делами надмирными
потому по утрам укрепляю я дух
под лимон потребляю имбирную

пусть же кашляют птицы пусть валят снега
пусть ирак полыхает зарницами
пусть бреду я нетвёрдо на ватных ногах
презираемый встречными лицами







дачное

чебурек не доел послевкусие осени поздней
рот водой полощу а она холодней колодёзней
невысоких небес ноября
кислородный коктейль внятность речи наличие смысла
отступает с потерей безвременной ясности мысли
ретирадою крысы с купеческого корабля

как-то облачно буднично сухость суставов разрыта
огуречная грядка кротом на веранду открыта
нет распахнута дверь рио рита
приглушенно звучит и приносит с собою печаль
то не ворон кружит над сухими костьми печенега
это дачная жизнь в ожидании первого снега
так сидеть как сидим и помешивать ложечкой чай







деконструкция

голубей не сочтите за труд
перечесть сочетая учёт
с неизменным присутствием тут
с непременным в руке кумачом
что ветрам подставляя бока
дожидается часа быка
 
почему так пустынно на площади
почему так колени дрожат
почему под копытами лошади
государь император лежат
 
ты велик и могуч человек
ты мыслитель и мыслию скор
ты придумал и времени бег
и пространства обширный простор
расскажи мне скорее творец
где начало твоё и конец
 
почему опрокинутый неба стакан
мечет в головы кубики льда
почему с постамента сошел истукан
и в глазах его боль и беда
 
в тех краях где парит альбатрос
где лежит под ногой южный крест
оголи мне красотка норд-ост
покажи мне красотка зюйд-вест
и под рокот гавайских гитар
я войду в тебя сквозь гибралтар
 
почему происходят события
но газеты об этом молчат
почему я не помню соития
то в котором случайно зачат







протон

поскольку господь всё устроил вот так
а мог бы устроить иначе
накрашена плохо в немалых летах
немодно одета тем паче
белёсым апрелем что хладен как март
ты шествуешь из гастронома
и звёзд над собой различаешь мильярд
на зависть иным астрономам

больного столетья больное дитя
по лужам постылым по лужам
а вот бы гагарой сквозь воздух летя
с гагариным ужинать ужин
виток за витком намотав на клубок
до пошлых ли вам церемоний
и чувствует чисто побритый лобок
тепло космонавта ладони

экстаз будет вечен и кончится он
китом уместившись в ионе
ваш путь будет млечен и тёплый протон
затеплится в трепетном лоне
он вскоре достигнет смеясь и шутя
структуры белковых молекул
расти всем на радость больное дитя

больного и глупого века







красная площадь

и дни удлинились и стало как-будто теплей
но что-то таится в ночи в ожидании часа
когда за углом затихают шаги патрулей
и глыбой гранитной приземист стоит мавзолей
где мумия желтая щерится злобной гримасой

привет тебе площадь бугриста брусчатка твоя
ты формой являешь пустынную суть коридора
где символ сакрален и знак непременно двояк
шагают шеренги и зычный матрос железняк
десницей железной ломает хребет термидора

пройти ли тобой дерзновенно виляя бедром
направо некрополь налево бутики и банки
но липкие руки забредят тугим топором
и площадь под ноги ложится щербатым ковром
и глухо урчат за спиною голодные танки 






 

***
 
симплицитас санкта святой простатит
подаренный мне хромосомой
вот спиритус вини над градом летит
невидимый и невесомый

над сумрачным градом он режет круги
и слышит стенания тяжки
там в кухнях кухарки пекут пироги
и прачки крахмалят рубашки

он в час неурочный пикирует вниз
собой заполняя жилища
бессмертные души подофисных крыс
ему повседневная пища

о спиритус санкта до судного дня
являешь ты божью силу
спаси сохрани и помилуй меня
спаси сохрани и помилуй







из цикла Наивные стихи

Shame

эта шумная спелая рожь
этих тучных животных стада
так бесстыдно порою живешь
так порой не хватает стыда

чтоб колол и терзал изнутри
с организмом в неравной борьбе
посмотри на себя посмотри
как не стыдно товарищ тебе

сколько раз меж лесистых куртин
приникал я к началу начал
и средь благостных этих картин
о постыдном постыдно скучал

о дурманящий трав аромат
о небес бесконечная высь
ты не прав мой товарищ и брат
устыдись







времена года

я входил в эту реку в декабрьский зной
наслаждаясь ее ледяной новизной
окунал воспаленную голову
в раскаленное жидкое олово

я стоял на горе и встречал облака
я бесстыдно ласкал их сырые бока
покрывал поцелуями влажными
заставлял проливаться над пашнями

я сжимал чернозем в угловатой горсти
я шептал еле слышно прощай и прости
но ответом мне было молчание
и владело душою отчаянье

ожидая пришествия нового дня
я ложился на землю вблизи от огня
ни души ни жилья ни селения
лишь неспешный процесс окисления







thirst of clearing

тот навязчивый сон повторится не раз
замыкая мучительный круг
по пустынным проспектам летит одноглаз
а на нем восседает двурук

впрочем он и двуног наречен полуэкт
он хотел быть артур но увы
и венчает зловещий его силуэт
одинокий кругляш головы

двуколес огнедышащий бешеный зверь
рвет на части покорный асфальт
и сжимается в ужасе каждая дверь
и в ушах надрывается альт

я бреду будто силой нездешней влеком
под ногою скрипит чешуя
он меня зачерпнет хохломским черпаком
и проглотит почти не жуя







Presentiment (part 3)

я бежал городов где по слухам не могут верхи
где под грузной ногой обреченно скрипит табурет
все что вижу теперь – самописца густые штрихи
амперметр барометр теслы настольный портрет

станционный смотритель чей труд государству дешев
неприметный мужчина шагнувший за пыльный порог
познаватель материи через изнаночный шов
предсказатель погоды в отечестве дымном пророк

я всегда ошибаюсь намеренно и вопреки
атмосферных фронтов искажая на карте узор
я хотел бы сидеть неподвижно у тихой реки
что начало берет из бездонных холодных озер

все вокруг электричество альфа и бета лучи
проникают в меня но не много дозволено им
ведь не хуже радара я вижу в безлунной ночи
караваны гусей что проходят над домом моим







синельников

синельников ко мне пришел
синельников сказал
вчера мне было хорошо
а завтра на вокзал

он нес с собой помойный смрад
а в шевелюре вшу
но я синельникову рад
сказал ему прошу

синельников спросил ужель
вот это вот жилье
вон тот хрусталь вот эта гжель
суть счастие твое

сказал синельникову я
поверь мой друг поверь
вчера мне было дохуя
но мало мне теперь

синельников сказал пустяк
твоя ли в том вина
я буду у тебя в гостях
налей-ка мне вина

немедля я достал бокал
немал и не велик
и отражаясь там сиял
синельникова лик

мы пили терпкое винцо
и лампы свет дрожал
и только лишь мое лицо
бокал не отражал