Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Непогода в Бостоне

Бостон скрыт под белою кольчугой. 
Лютый холод. Ветрено. Туман. 
Улицы, пронизанные вьюгой, 
реками впадают в океан. 
Мой day off  – без смысла и без спешки. 
Даунтаун мертв, как Оймякон... 
Плотный завтрак в маленькой кафешке – 
что-то из мучного и бекон, 
клейкий шорох утренней газеты, 
кофе, оставляющий желать... 
(Как дела у Дугласа и Зеты? – 
тишь и, как обычно, благодать). 
Лишь бы быть под крышей! И в колоде 
смешаны шестерки и тузы: 
финансист, похожий на Мавроди, 
программистка с берегов Янцзы, 
мелкий клерк из ближнего «Файлинса», 
менеджеры среднего звена... 
Шторками задернутые лица. 
За семью запорами весна. 
Завтрак позади. Пора наружу, 
на скрещенье улиц и эпох, 
в бешено мятущуюся стужу, 
ставшую болезненной на вдох. 
Бойкий угол Вашингтон и Саммер 
нынче тих. Не видно бизнес-дам. 
Мир живых скукожился и замер, 
спрятав бесприютных по домам. 
Путь домой, он и по цвету – Млечный... 
Грусть в душе. Одиннадцатый час. 
И за весь квартал – один лишь встречный, 
и один лишь взгляд печальных глаз.

Меж нами не было любви

Меж нами не было любви,  была лишь яркость катастрофы, 
предвосхищаемый финал, где поезд мчится под откос... 
Но эта горечь на губах рождала образы и строфы, 
в которых, знанью вопреки,  всё было честно и всерьез. 

Меж нами не было любви. Любовь ушла из лексикона. 
Сгорела пара тысяч солнц, нас обогрев – не опалив... 
И мы надежду быть вдвоем определили вне закона, 
меж наших странных берегов придумав Берингов пролив. 

Всё было просто и легко, как «ехал грека через реку», 
но даже в легкости сидел сомнений будущих росток. 
А счастье так легко списать на притяжение молекул, 
на недоверье к слову «боль» и на весенний кровоток. 

Пройдя весь путь от первых встреч и до финального аккорда – 
хоть притворись, что всё прошло; 
хоть душу в клочья изорви – 
«Меж нами не было любви» – мы догму заучили твёрдо, 
так ничего и не найдя, что выше этой нелюбви.

Искусство одиночества

Одиночество – странная штука...

Ты – вовне, где ни мир, ни война.
Тетивой робингудова лука
в перепонках дрожит тишина;
тишина, наделенная весом,
обделенная даром любви...
Не гулять ли вам Шервудским лесом,
телефон и компьютер с TV?!
Ты – дошедший до истины странник.
И с находкою этой сполна
ты сроднился, как мертвый «Титаник» -
с барельефом холодного дна.
Время – жалкий нескошенный колос,
перегнивший от влаги и стуж,
просто путь, разделённый на скорость,
просто формула. 
Физика. 
Чушь.
Время кончилось. Птица кукушка
замолчала и впала в тоску,
и часов пунктуальная пушка
не пaльнёт непременным «ку-ку»,
и реальность поставлена к стенке
вкупе с вечным «люблю – не люблю»,
вот и память теряет оттенки,
асимптотой склоняясь к нулю.
Неподвижность.
Не мука.
Не скука.
Может, только начало пути...

Одиночество – странная штука,
идентичная счастью. 
Почти.

Двадцать восемь капель корвалола

Перебои жизненного соло лечатся испытанным плацебо: двадцать восемь
капель корвалола и дождём сочащееся небо... Памяти незримая петарда
россыпью колючих многоточий выстрелит в районе миокарда и отпустит
на исходе ночи...

 Сочиненье стихов... Зачем?! 
 И на кой совершенство слога?! – 
 недоказанных теорем 
 остаётся не так уж много. 
 Слишком вспахана эта гать, 
 слишком хожены эти стёжки... 
 Унизительно – подбирать 
 со столов опустевших крошки. 
 Мне б исчезнуть в мельканьи лиц, 
 в шевеленьи житейской пены, 
 но невидимый миру шприц 
 мне стихи загоняет в вены...

Ночью всё так выпукло и чётко делится на дебет и на кредит; только
сердце, шалая подлодка, глубиной непознанною бредит... Стая истин,
спаянная в узел, ставшая докучливою ношей, острыми рапирами иллюзий
тычется в предсердья и подвздошье...

 Сочиненье стихов... К чему?! 
 Что изменится в мире этом?! – 
 всё из света уйдёт во тьму, 
 чтобы вновь обернуться светом. 
 И за краткий житейский миг, 
 напоённый мечтой о чуде, 
 я не стану скопленьем книг, 
 что до дыр зачитают люди...

Ночь пригодна для войны с собою. И от изголовья до изножья время
захудалою арбою тянется по мраку бездорожья. Нет стихов, шрапнельных
многоточий; только холод стен да холод пола. Всё, что я хочу от
этой ночи – двадцать восемь капель корвалола...

Философ

Бредёт по планете Неспорящий, 
землю не роющий,
тронинками еле приметными, 
мохом поросшими,
вдали от хайвэев, 
ведущих гаврошей к Сокровищам,
и встречной дороги, 
до «пробок» забитой гаврошами.

Его наблюдательность – 
мера познания Сущего.
Отведав из утлой котомки 
нехитрой провизии,
он будет смотреть, 
как дорога осилит идущего,
и будет свидетелем 
каждой дорожной коллизии. 

Как выгодно быть в этом клане – 
Не Ищущих Выгоды,
как здорово просто сидеть 
и на солнышко щуриться,
поскольку давно уже сделаны 
главные выводы,
и только неясно, что раньше: 
яйцо или курица. 

В глазах утомленных – 
ростки непредвзятого Знания,
а мимо несутся 
спешащие, злые, охочие...
Удачи им всем! 
А ему – всё известно заранее.
Спокойная мудрость.
Усмешка.
Пикник на обочине.

Свято место

Хоть палатку разбей у отрогов Искусства,
хоть построй там гостиницу типа «Хайатта»,
но увы – свято место по-прежнему пусто,
оттого ли, мой друг, что не так уж и свято?!
Ты, пером или кистью ворочать умея,
вдохновлен победительным чьим-то примером,
но увы – если в зеркале видеть пигмея,
очень трудно себя ощутить Гулливером.
И поди распрямись-ка в прокрустовой нише,
где касаются крыши косматые тучи,
а повсюду – затылки Забравшихся Выше
да упрямые спины Умеющих Круче.
Но козе уже больше не жить без баяна;
и звучат стимулятором множества маний
двадцать пять человек, повторяющих рьяно,
что тебя на земле нет белей и румяней.
Будь ты трижды любимым в масштабах планеты
или трижды травимым при помощи дуста -
не стучись в эту дверь и не думай про это.
Сочиняй.
Свято место по-прежнему пусто.

Ангедония _ ¹

Я всего лишь простой тестировщик... Проявиться, прославиться –
где б?! Как поставить затейливый росчерк в Книге СУдеб (а может,
СудЕб)?! Но уже ничего не исправишь. Ежедневная тусклая хрень...
Какофония багов и клавиш ухудшает мою эмигрень. Я б охотно предался
безделью, отойдя от пиления гирь... Но на чеках, что раз в две
недели – не такая плохая цифирь. Я давно ту наживку захавал, принял
вкупе и кнут, и елей... Ухмыляется Желтый Диавол изо всех, извините,
щелей. И бреду я проверенным бродом, избегая и жара, и льда...

Я не то чтобы душу запродал. 
Я ее не имел никогда. 

Я сдаюсь пустоте и безверью, не справляясь с графою потерь. Рядом
сын, отгороженный дверью, да и чем-то прочнее, чем дверь. И совсем
на дистанции вдоха, каждый вечер промозглый, сырой – рядом та,
без которой мне плохо, но с которой так горько порой... Это кровь.
Это боль. Группа риска. Андeрграунд немыслимых тайн... Остальные
из славного списка уместились в понятье «онлайн». Меж придуманных
двух наковален – многолюдный тревожный туман... Половина кричит
– гениален! Остальные орут – графоман! Мной охотно торгуют навынос,
полудружбой за всё заплатив...

Но коль плюс перемножен на минус, 
в результате всегда негатив.

В общем, так уж сложилось, чего там... Скажешь «а» – не уйдешь
и от «б». И к чему недоверия вотум выносить самому же себе?! Слишком
поздно. И незачем слишком. И не в том сокровенная суть, чтоб себя
колотить кулачишком в не вполне атлетичную грудь. И, отнюдь не
играя паяца под покровом капризных небес, мне хотя б научиться
смеяться. Без сарказма. Иронии без. Проку нет – что туда, что
обратно; не обрящешь ни там и ни тут... Оттого-то на солнце и
пятна всё черней, всё быстрее растут... Вот и мысли плохие, больные
на дорогах моих, как кордон...

Это попросту ангедония. 
Ты не друг мне отныне, Платон.

Облади-облада

Холода у нас опять, холода...
Этот вечер для хандры – в самый раз...
В магнитоле – «Облади-облада»,
а в бокале черной кровью – «Шираз».
И с зимою ты один на один,
и тебе не победить, знаешь сам...
Не до лампы ли тебе, Аладдин,
что поныне не открылся Сезам?!
И не хочется ни дела, ни фраз,
и не хочется ни проз, ни поэз...
Проплывают облака стилем брасс
акваторией свинцовых небес.
Но уходят и беда, и вина,
разрываются цепочки оков
от причуд немолодого вина
и четвёрки ливерпульских сверчков.
Ничему ещё свой срок не пришел,
и печали привечать не спеши,
если памяти чарующий шёлк
прилегает к основанью души.
Так что к холоду себя не готовь,
не разменивай себя на пустяк...

(Это, в общем-то, стихи про любовь,
даже если и не кажется так).

––––––––––––––

Примечания

1. Ангедония – снижение способности получать удовольствие
от жизни, в последние годы рассматривается как заболевание. Противоположно
гедонизму, древнегреческому учению, развитому Аристиппом, Платоном
и Эпикуром и основанному на приоритете жизненных удовольствий
в системе человеческих моральных ценностей.