Поэзия

Одно и то же
Одно и то же,
в воздухе раствороженное
можно назвать по-разному,
/вооружиться ударными гласными/
и в нём увидеть
золото опавшего сентября
как средство массовой информации,
птичку –  стрижа порядка –  
или просто пыльную дрянь.
Вам не обидно? Мне –  обидно.
Где он, какой там по счёту глаз,
за прекрасное ответственный?
Открывайся, зараза!
Что, забыл про нас?
Не видишь разве, терпим бедствие?!
Мир –  он же другой, я знаю, знаю...
Наш, сладкий, как мороженое
И, как память склеротика, чистый!
Удивительный, вроде как.
Но куда глядеть, чтобы
высечь из воздуха невозможное?
Мистика, честное слово, мистика...





Весна
Ежегодная восторженная слякоть,
Переклички истеричных птиц...весна...
Не поймёшь опять, смеяться или плакать,
Сколько счастья у детей, на зависть нам!
Макияж наводит облачною пеной
Неба хитрый одноглазый исполин
И с приглядом его ласковым, весенним
Прорастает разноцветье из пыли.
Скажет мне с ухмылкой ироничный критик:
«Нам-угрюмцам время года не указ!»
И тотчас, своей же удивившись прыти,
Убежит легко, невесть чему смеясь... 





Глаза
Выбросьте вон ваш фирменный ящик
Из пластика, стёкол и прочей пакости!
Разве много в нём настоящего?
Вы не устали от одинаковости?

Или в этом радость –  губкой быть,
На которую гниль направленно брызжет? 
Прозябать, паутиной окутанным,
Новостятину воспринимая сниже?

А ведь Вы, между прочим, сами –  новости!
Интереснее сами любой диковины:
Вот, к примеру, сколько всего костей
В теле вашем, душой балованном?
Сколько раз за минуту сердце пробьёт?
И какую мелодию? Знаете?
Из чего состоит вязкий алый бульон, 
Что лениво по венам гоняете?

Оторвавшись, многое можно найти
Что подальше, а что-то и рядом.
Не теряйте в бреду драгоценности
Вашего такого лучистого взгляда!
Ведь глаза –  не только для плача!
Кому же ещё, как не зрячим –  видеть?!
Я не врач, и лечить –  не моя задача
...я кидаю вам образ –  ловите!





Художник
Неведомый художник где-то за горизонтом
Смешивает на палитре синий и желтый
Иногда меняет кисти и краски
Каждый день рисует свежую сказку

Нарисовал круг – новая зародилась планета
Заштриховал –  и деревьями всё обросло
Блик –  и готово: гармония тени и света
Можно с улыбкой на холст наносить новый слой

Точки рассыпал –  смотри, что теперь получилось
Жизнью картина взыграла, задумчивый блеск
Ясных художника глаз вниманию научил нас
Или терпенью, в преддверии новых чудес





один мой знакомый
один мой знакомый, аскет и схоласт, 
на глупости многие был горазд 
сидел под акацией время от времени 
ловил скорпионов в четырнадцатом измерении 
издевался, как мог, над умными фразами 
швырялся, по настроению, то вазами, то алмазами 

когда впервые услышал колокол
он сказал «оммм!» и добавил «по ком?»
минуту подумал, помолчал, улыбнул-ся
медленно вкурил очередной мысленный косяк
неистово руками длинными замахал
очевидно, понравился ему звук, что в первый раз услыхал

говорят, однажды к нему приходил
один известный в районе де Билл
зелёной формой в глазах премерзко маячил
насмехался, шумел, грозил всех обыграть в долгий ящик
а чудак-схоласт –  так, ничего не ответил
лениво очки поправил, крылья расправил и улетел, аки ветер...





вызов из мира прозы
вызов из мира прозы. визг младенца
звучат показного счастья возгласы
части общего мыслеобраза
приветствуют нового приспособленца
микро покамест, но ещё вырастет
будет, как все, разводить сырость 
а то и серость 
расти, молодой, а мы подскажем
как поскорей в этот мир ввязаться
будешь пока эрзацем
красная капля жизненной краски
будущей ржави, будущей страсти
крикни ещё не привычным нам «здрасьте»
крикни, малыш, кричи, не стесняйся

хлопает кроха штрих-кодом ресниц
видеть не хочет изношенных лиц
плачет от боли, обратно рвётся
а рядом –  врач. Стоит, смеётся





хищные бабы
хищные бабы, дикие бабы,
воют во мраке,
мой окружают костёр

хищные бабы, дикие бабы,
ближе подходят,
ближе и ближе

в этом глухом безнадёжном лесу
что я несу?

я, Прометею подобный,
жертвой паду ли
их безыскусной искусственности

чарующей внешности,
чего там ещё...

ветры подули, ветры завыли,
бабы завыли
всё ближе и ближе

холодно им в лесу
голодно им в лесу 
жалко их, диких... 





свиньи
я метал свиней перед бисером,
перед грозным, небесным бисером 
я метал свиней – 
раз, два, три:
разметал свиней, эх!

разметались свиньи,
разлетались свиньи,
разлетелись свиньи,
да по белу свету,
грязью грезили 
и огрязились...

нашла каждая свою грязь
и в неё –  бух! лицом...
вот и дело с концом,
вот и жизнь удалась.

а ведь были свины
безвинны





стал лишним
стал бывшим
прекраснодушный ценитель комфорта,
стал лишним,
отвлёкся и фразы рассыпались враз

о мире, что кружит, воротит морду,
о нужных других мелочах. сейчас
бросаюсь в подержанных слов ворох,
как в детстве, с разбегу –  в листья...да уж...
эй, мистер! да, вы! помогите! мне душно!
мне скучно и страшно, и тянет раздеться,
(здесь воют проблем септаккорды, хором)
пустите, пустите обратно в детство!
не то пойду я голым по городу,
стройным пойду,
полный условностей горб
выкинув к чёрту!
он, долгожитель чёрного цвета,
не жалует деток, ему подавай модных, одетых,
в цветастых жилетах, губастых джульеттах,
дизайнеров глобуса Брутто и Нетто!
их лишь гордость утолит его зверский голод!

отвлёкся и фразы рассыпались враз...





на раз-два
наполняет эпатаж –  патронташ
натекает серебро на перо
разрастается мираж, мой и ваш
виртуальное добро 

ты не в шорохи газет разодет
но узорами приветов покрыт
и приправой огорчают обед
послесловия обид

а вокруг поёт трава-мурава
а на небе –  облака, на века
рассчитайтесь-ка слова, на раз-два
и пока!





времечко
времечко наше, времечко, не снилось и Пастернаку
девочка, хочешь наку? Девочка? Девочка...
не хочешь, не надо, пойдём, погуляем
мимо картона домов обшарпанных
глянь в окошко 
там у каждого карточного жителя –  своя живность
у кого –  тараканы, у кого –  карпы
о, у них такие карпы!
а у этих шкаф стал Обувным Храмом
мы по сравнению с ними –  никтожества
и сказать о нас нечего, и заглянуть некуда
приходи, дурочка, ко мне замуж. Пора нам. 





станция
жертвой паралича
в ожерелье чугунных танцев
тосковала станция, глядя на проносящиеся мимо «я» 
немощна, суетливых людишек стряхнуть не в силах
станция еле дышит
смотрит как мимо, змеясь, поезда 
и туда, и сюда
(силится вздрогнуть)
но ни вперёд ни назад
в гуще движений ей, неподвижной –  ад
так, день за днём, и за часом –  час
станция пьёт молчание
ловит чужое счастье:
это у них есть «завтра», у неё –  только «сейчас» 





не то, чтобы Сизиф, но...
..мне проснился-приснился ад
где куёт за квадратом квадрат
чёрный Малевич, мрачный Малевич
за квадратом штампует квадрат

чёрный, страшный Малевич 
мажет чёрный квадрат
Абсолютно Чёрный Квадрат
о, великий Малевич

он тревожных исполнен дум
и в кромешном квадратном аду
творит, напевая, бессмертный Малевич
ничего не имея в виду