Литературная критика

* * *

Пока я спал, повсюду выпал снег – 
он падал с неба, белый, синеватый, 
и даже вышел грозный человек
с огромной самодельною лопатой
и разбудил меня. А снег меня
не разбудил, он очень тихо падал. 
Проснулся я посередине дня, 
и за стеной ребёнок тихо плакал. 
Давным-давно я вышел в снегопад
без шапки и пальто, до остановки
бежал бегом и был до смерти рад
подруге милой в заячьей обновке – 
мы шли ко мне, повсюду снег лежал, 
и двор был пуст, вдвоём на целом свете
мы были с ней, и я поцеловал
её тогда, взволнованные дети, 
мы озирались, я тайком, она
открыто. Где теперь мои печали, 
мои тревоги? Стоя у окна, 
я слышу плач и вижу снег. Едва ли
теперь бы побежал, не столь горяч. 
(Снег синеват, что простыни от прачек.) 
Скреби лопатой, человече, плачь,
мой мальчик или девочка, мой мальчик.
1997

Что это? Вспоминается город А.Кушнера: «Он холод вдыхает/на зимний
манер/и сам выбирает/короткий размер.» А здесь сам снег выбирает
и подсказывает Б.Рыжему свой размер и строки – мягкие, холодные,
тихо шелестящие. И уже звучит тихая музыка, кружащие, танцующие
гласные «а» и «е», похожие на падающие снежинки (он падал с неба,
белый, синеватый). Затем согласные, в которых хорошо слышно грозного
человека, с огромной самодельною лопатой. Об этом ещё Л.Миллер
написала «Строчки забыли, что они слова, и стали снегом, бородачом,
лопатой, розовым трамваем, бегущим не по бумаге, а по воздуху.
Ничего бумажного нет в этих стихах. Всё можно потрогать, понюхать,
услышать, увидеть».

А дальше «стихи набирают скорость и отрываются от самих себя»
(Давным-давно я вышел в снегопад и т.д.) «И вдруг – выход, вернее,
выброс в разомкнутое пространство, до того разомкнутое, что дух
захватывает. В Вашей поэзии та точность, та степень достоверности,
которая редко встречается. Однако любое точное описание (дурацкое
слово, но не нахожу другого) – не самоцель, и стрела летит куда-то
за стихи, в то пространство, куда всё летит. Причём летит стремительно.»
Что тут можно добавить? Что снег первой строки никуда не исчез,
он оказался в роли случайного свидетеля встречи двух взволнованные
детей (мы шли ко мне, повсюду снег лежал), а милая подруга, которой
до смерти рад, она тоже настоящая, на ней – заячья обновка.

И вот уже почти слышен крик (Где теперь мои печали, мои тревоги?)
и как раз здесь на самой кромке, на границе происходит небольшое
открытие. Параллельно изменению внешнего мира автор замечает изменения
в самом себе. (Едва ли теперь бы побежал, не столь горяч.) Что-то
случилось, что-то уже не чувствуешь.

У О. Дозморова есть такое стихотворение:

Ненадежно, без примет,
ненадого, но зато
я увидел этот свет,
ускользающий в ничто.
 
И сейчас он надо мной,
только странно на душе:
то ли свет уже иной,
то ли нет его уже.

А без этого света, музыки, любви, Бог знает чего, – жить тяжело
и неуютно. И если, например, у Б.Пастернака январский снег способен
на чудеса «на свете нет тоски такой, которой снег бы не вылечивал»,
то у Б.Рыжего как раз наоборот. И в последних строчках он уже
сам плачет, наравне с мальчиком/девочкой, одновременно утешая
его и жалея.

Тем не менее, стихотворение отнюдь не безысходное, не мрачное
оно очень лёгкое и светлое. В нём не случайна кольцевая композиция,
да и вообще, как заметила Л.Миллер «Гармония стиха, даже при трагическом
его содержании, сама является спасательным кругом».

А закончить хочу словами самого Б.Рыжего: «Поэт стоит не на стороне
справедливости, а на стороне жалости – не сострадания, но высокого
сожаления, объяснить которое, выразить можно только стихотворением.
Именно поэтому, именно потому, что поэт несправедлив, нелогичен
в своих привязанностях, верен музыке, слову...».