Искусство

Пьеса по мотивам романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина»

Начало

Глава 18

Дом Каренина. Кабинет. Каренин сидит перед пустым листом
бумаги. Покачивается, как в прострации. Входит Лидия
Ивановна.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я получила вашу записку, друг мой. Я все знаю. Я все
слышала. Вы не должны отдаваться горю. Горе ваше велико, но
вы должны найти утешение.

КАРЕНИН. Я разбит, я убит, я не человек более! Я поднял руку на
сына! Положение мое тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом
себе не нахожу точки опоры.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы найдете опору, ищите ее не во мне, хотя я прошу
вас верить в мою дружбу. Опора наша есть любовь, та любовь,
которую Он завещал нам. Бремя Его легко. Он поддержит вас и
поможет вам.

КАРЕНИН. Я слаб. Я уничтожен. Я теперь ничего не понимаю.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Друг мой, не вы совершили тот высокий поступок
прощения, которым я восхищаюсь и все, но Он, обитая в вашем
сердце.

КАРЕНИН. Силы человека имеют пределы, графиня, и я нашел предел
своих. Целый день нынче я должен был делать распоряжения,
распоряжения по дому, вытекавшие из моего нового, одинокого
положения. Прислуга, гувернантка, счеты… Этот мелкий огонь сжег
меня, я не в силах был выдержать. За обедом… я вчера едва не
ушел от обеда. Я не мог перенести того, как сын мой смотрел
на меня. Он не спрашивал меня о значении всего этого, но он
хотел спросить, и я не мог выдержать этого взгляда. Он боялся
смотреть на меня …

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я понимаю, друг мой. Я все понимаю. Помощь и
утешение вы найдете не во мне, но я все-таки приехала только затем,
чтобы помочь вам, если могу. Если б я могла снять с вас все
эти мелкие унижающие заботы… Я понимаю, что нужно женское
слово, женское распоряжение. Вы поручаете мне?

КАРЕНИН. Я вам поручаю…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Мы вместе займемся Сережей. Я не сильна в
практических делах. Но я возьмусь, я буду ваша экономка. Не
благодарите меня. Я делаю это не сама…

КАРЕНИН. Я не могу не благодарить.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о
котором вы говорили. Стыдиться того, что есть высшая высота
христианина – кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня
вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи.
В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и
любовь.

Замолчала. Шепотом молится. Каренин тоже что-то нашептывает
в унисон ей. Лидия Ивановна закончила молитву, с решимостью
взглянула на Каренина.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Теперь я приступаю к делу. Наперво нужно объявить
Сереже главное, и вы должны при этом быть. Далее только в
крайнем случае я обращусь к вам. Необходимо пригласить Сережу.

Каренин позвонил в звонок. Вошел лакей.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Пригласите Сергея Алексеича.

ЛАКЕЙ. Как угодно, графиня.

Выходит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это необходимо объявить, чтобы ничего более не
повело к вопросам с его стороны.

КАРЕНИН (почти испуганно). Что же вы хотите объявить ему?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы знаете о том, когда его пригласят, мой друг.

КАРЕНИН. Я не полагаю, что ему правильно знать правду.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Поверьте, образ матери останется для него непорочным.

Каренин хочет что-то сказать, но тут входит Сережа. Стоит у
двери.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Здравствуйте, молодой человек.

СЕРЕЖА. Здравствуйте.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что же вы там встали и не проходите, молодой человек?

КАРЕНИН. Пройди, Сережа.

Сережа проходит, встает посреди кабинета.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы уже совсем взрослый молодой человек, так?

Сережа жмет плечами.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Необходимо отвечать, а не водить плечом. Это
недостойно такого молодого человека.

КАРЕНИН. Ответь, Сережа.

СЕРЕЖА. Я не знаю.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А я вижу, что вы весьма взрослый молодой человек, и
потому я буду говорить с вами как со взрослым.

Сережа жмет плечами.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не нужно водить плечом. Я хочу вас спросить:
известно ли вам, что сделалось с вашей… маман.

СЕРЕЖА. Она уехала.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это не так, молодой человек. Я хочу вам сказать, что
ваша маман не уехала. Ваша маман умерла…

Каренин вздрогнул.

СЕРЕЖА. Как же она умерла?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это, я полагаю, вам сообщит ваш папа. Скажите ему,
как это было, Алексей Александрович. Молодой человек должен
знать.

Смотрит на Каренина. Каренин шарит глазами по кабинету.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите ему, друг мой.

КАРЕНИН. Ты, Сережа… Я, Сережа… Мама… Маму… Она… поехала когда… Ее
задавило поездом, Сережа…

СЕРЕЖА. Каким же поездом ее задавило?

КАРЕНИН. На станции…

СЕРЕЖА. На какой же станции?

КАРЕНИН. Там… (Показывает рукой за окно.) Там станция…

СЕРЕЖА. А как поезд задавить может?

КАРЕНИН. Я, Сережа, не знаю… Как-то может…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А вы, молодой человек, пойдите и подумайте, как
поезд может задавить, а после спрашивайте.

СЕРЕЖА. Поезд никак задавить не может.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы что ли нам не верите?

СЕРЕЖА. Я не знаю…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но вот идите и подумайте.

Сережа стоит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите, молодой человек.

Сережа, помедлив, выходит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Уверяю вас, друг мой, он поверил… Но вы заметили,
что он едва ли сожалеет об этой утрате. Дети чутко ощущают
справедливость…

КАРЕНИН. Это жестоко.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не более жестоко, чем то, что пережили вы.
Доверьтесь мне, Алексей Александрович, это только во благо. Мы
должны, обязаны похоронить эту отвратительную женщину даже в наших
и его мыслях. Ее более не должно быть. А теперь мы вас
поедем лечить от вашего недуга.

КАРЕНИН. Я не болен.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Еще как больны. Но ваш недуг исцелим. Мы едем к Ландо.

КАРЕНИН. Что такое Ландо?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Как, вы не знаете Жюля Ландо, знаменитого Жюля
Ландо, ясновидящего? Вот, что происходит от жизни в затворниках:
вы ничего не знаете. Ландо был приказчиком в магазине в
Париже и пришел к доктору. У доктора в приемной он заснул и во
сне стал всем больным давать советы. И удивительные советы.
Теперь он здесь и весь свет на него молится. Графиню
Беззубову вылечил, и она так полюбила его, что усыновила.

КАРЕНИН. Усыновила?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Усыновила и теперь он не Ландо больше, а граф
Беззубов. Но он не любит этого титула и потому для нас он – Ландо,
и потому мы едем к Ландо. Собирайтесь, Алексей
Александрович.

КАРЕНИН. Я полагаю…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ничего не желаю слышать. Собирайтесь…

Каренин покорно вышел из-за стола. Пошел за Лидией Ивановной.

Глава 19

Пустая зала в доме Ландо. Ландо на стуле сидит в самом его
конце. Лидия Ивановна и Каренин входят почти на
цыпочках.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА (шепотом). Пойдите и дайте ему руку, друг мой.

КАРЕНИН. Что же я скажу ему?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ему не нужно ничего говорить, он все знает за нас…

КАРЕНИН. Лидия Ивановна…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите…

Каренин пошел к Ландо на прямых ногах. Встал рядом. Ландо не
глядит на него. Каренин стоит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Руку… Дайте ему вашу руку…

Каренин оборачивается на нее. Показывает правую, а затем
левую руку. Лидия Ивановна показывает левую. Каренин
протягивает Ландо левую руку. Ландо не берет. Руки его лежат на
коленях, а глаза закрыты.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Подложите… подсуньте…

Каренин подсовывает руку под ладонь Ландо. Ландо хватает
пальцы Каренина, тот вздрагивает.

ЛАНДО. Что за вздор! Что за бессмысленный вздор ты говоришь!

КАРЕНИН. Я ничего…

ЛАНДО. Нет, это правда. Что, что правда? Что я умру. Я видела сон.

Каренин бледнеет.

ЛАНДО. Сон? Да, сон. Давно уж я видела этот сон. Я видела, что я
вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать
что-то, ты знаешь, как это бывает во сне. И в спальне, в
углу, стоит что-то. Ах, какой вздор! Как можно верить… И это
что-то повернулось, и я вижу, что это мужик с взъерошенною
бородой, маленький и страшный. Я хотела бежать, но он нагнулся
над мешком и руками что-то копошится там… Он копошится и
приговаривает по-французски, скоро-скоро и, знаешь, грассирует:
«Il faut le battre le fer, le broyer, le petrir…» И я от
страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во
сне. И стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне
говорит: родами, родами умрете, родами, матушка… И я проснулась…
Какой вздор, какой вздор!

На минуту замолчал. Каренин начал освобождать руку.

ЛАНДО. Я дурная женщина, я погибшая женщина, – думала она, – но я не
люблю лгать, я не переношу лжи, а его, мужа, пища – это
ложь. Он все знает, все видит, что же он чувствует, если может
так спокойно говорить? Убей он меня, убей он Вронского, я бы
уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие…

Затих. Каренин с надеждой поглядел на Лидию Ивановну. Она
сделала жест, что еще не все.

ЛАНДО. Боже мой! Прости меня! Все кончено. У меня ничего нет, кроме
тебя. Помни это.

Ландо отбросил руку Каренина. Тот схватил ее, словно она
побывала в кастрюле с кипятком. Ландо открыл глаза.

ЛАНДО. Будет известие… Идите…

Каренин, держась за руку, покорно пошел к Лидии Ивановне.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что он сказал?

КАРЕНИН. Будет известие.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что же за известие? Это только сказал?

КАРЕНИН. Будет известие.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это что-то значит…

КАРЕНИН. Будет известие…

Валится в обморок.

Глава 20

Дом Каренина. Комната Сережи. Сережа сидит за партой.
Каренин против него – за столом.

КАРЕНИН. Ты гулял сегодня хорошо?

СЕРЕЖА. Да, весело было.

КАРЕНИН. А урок ты выучил?

СЕРЕЖА. Это который урок?

КАРЕНИН. Который я тебе давал.

СЕРЕЖА. Значит выучил.

КАРЕНИН. И рассказать сможешь?

Сережа помолчал.

КАРЕНИН. Так сможешь рассказать?

СЕРЕЖА. Смогу… А который урок?

КАРЕНИН. Тот, что я тебе давал.

СЕРЕЖА. Я не помню, который ты мне давал.

КАРЕНИН. Как же не помнишь? Ты его выучил?

СЕРЕЖА. Выучил, но забыл – который.

КАРЕНИН. А как же ты его выучил, если забыл?

СЕРЕЖА. Я сначала выучил, а после забыл.

КАРЕНИН. Я тебе, Сережа, про Еноха давал, помнишь?

СЕРЕЖА. Про Еноха выучил.

КАРЕНИН. И рассказать сможешь?

СЕРЕЖА. Смогу.

КАРЕНИН. Ну и расскажи раз так…

Сережа качается на стуле.

КАРЕНИН. Что-то не видно, чтобы выучил.

СЕРЕЖА. Я выучил, что Бог забрал Еноха живым на небо…

КАРЕНИН. И что же?

СЕРЕЖА. А почему тогда мама умерла? Она разве хуже Еноха?

Каренин выпрямился.

СЕРЕЖА. Дурные только могут умереть, но хорошие все могут быть как Енох.

КАРЕНИН. Это, Сережа, сложный вопрос.

СЕРЕЖА. В чем же сложный?

КАРЕНИН. В том и сложный, что мы не можем знать, кто дурной, а кто хороший.

СЕРЕЖА. Почему же не можем? Разве мама дурная?

КАРЕНИН. Мама, Сережа, она… не дурная…

СЕРЕЖА. Чего же она тогда умерла?

КАРЕНИН. Потому как умереть и не дурные могут…

СЕРЕЖА. Почему же Еноха живым взяли, а маму не взяли?

КАРЕНИН. Это, Сережа, только Бог решает. Вот для того и нужно
писание учить, чтобы заслужить.

СЕРЕЖА. Значит, мама не учила?

КАРЕНИН. Почему же – учила.

СЕРЕЖА. Плохо разве учила?

КАРЕНИН. Полагаю, хорошо учила.

СЕРЕЖА. Чего же не взяли?

КАРЕНИН. Я этого, Сережа, не могу знать.

СЕРЕЖА. Зачем же тогда учить, если не возьмут?

Каренин вздохнул. Тут на счастье Каренина вошла Лидия
Ивановна в наряде.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Молодой человек, я украду вашего отца. Алексей
Александрович нам надо поговорить.

Каренин поспешно встал.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Пойдемте в кабинет.

Они вышли в коридор.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нам надо поговорить о грустном для вас деле. Я все
бы дала, чтоб избавить вас от некоторых воспоминаний, но
другие не так думают…

КАРЕНИН. Он только спрашивал о матери, я не знал, что ответить. Вы спасли меня.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я получила от нее письмо. Она здесь, в Петербурге…

Заходят в кабинет.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Она хочет видеть сына.

Каренин помолчал.

КАРЕНИН. Я не полагаю, чтоб я имел право отказать ей.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Друг мой! Вы ни в ком не видите зла!

КАРЕНИН. Я, напротив, вижу, что все есть зло. Но справедливо ли это?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нет. Есть предел всему. Я понимаю безнравственность,
но я не понимаю жестокости к вам! Как оставаться в том
городе, где вы? Нет, век живи, век учись. И я учусь понимать
вашу высоту и ее низость.

КАРЕНИН. Я все простил и потому не могу лишать ее того, что есть
потребность любви для нее – любви к сыну…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но любовь ли это, друг мой? Искренно ли это?
Положим, вы простили, вы прощаете… но имеем ли мы право действовать
на душу этого ангела? Он считает ее умершею. Он молится за
нее и просит бога простить ее грехи… И так лучше. А тут что
он будет думать?

КАРЕНИН. Я не думал об этом.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Если вы спрашиваете моего совета, то я не советую
вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это
раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о
себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с
вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось
что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет,
я, не колеблясь, не советую, и, если вы разрешите мне, я
напишу к ней.

КАРЕНИН. Напишите… Ваше право.

Вышел из кабинета.

Глава 21

Казанский собор. Толпа людей. Только закончилась пасхальная
служба. Каренин и Сережа возле колонны. Каренин поправляет
на Сереже костюмчик.

СЕРЕЖА. Знаешь, о чем я лишнее, не в счет, помолился?

КАРЕНИН. Откуда ж мне знать. Чтоб учиться лучше?

СЕРЕЖА. Нет.

КАРЕНИН. Игрушки разве?

СЕРЕЖА. Не это. Отличное, но секрет! Когда сбудется, скажу. А ты о чем молился?

КАРЕНИН. Я… Да о чем же я молился?.. Так, как все, и молился.

СЕРЕЖА. А я, как все, и про другое. А ты про другое молился?

Увидел незнакомую икону.

СЕРЕЖА. А это которая икона?

КАРЕНИН. Это…

К ним подходит женщина в платке.

ЖЕНЩИНА. Алексей Александрович, прошу!

Каренин оборачивается – это Анна. Каренин делает шаг в
сторону. Смотрит в колонну. Анна садится на корточки за
Сережей.

АННА. Сережа!

Сережа оборачивается.

АННА. Сережа! Мальчик мой милый!

СЕРЕЖА. Мама!

Бросается ей на шею. Обнимаются, целуются.

СЕРЕЖА. Я знал. Нынче Пасха. Я знал, что ты придешь. Я молился только про это.

Анна мнет его, плачет.

СЕРЕЖА. О чем же ты плачешь, мама? Мама, о чем ты плачешь?

АННА. Я? Не буду плакать… Я плачу от радости. Я так давно не видела
тебя. Я не буду, не буду…

СЕРЕЖА. Вот и папа тут… Папа!

Каренин смотрит в колонну.

АННА. Я знаю, Сережа. Я видела его.

СЕРЕЖА. А ты чего же в этом?

Стянул с нее платок. Поглядел, снова обнял.

СЕРЕЖА. Мама, душечка, голубушка!

АННА. Но что же ты думал обо мне? Ты не думал, что я умерла?

СЕРЕЖА. Никогда не верил.

АННА. Не верил, друг мой?

СЕРЕЖА. Я знал, я знал! А где ты была?

АННА. Я была… Милый, милый Кутик! Ты не забудешь меня?!

СЕРЕЖА. Не забуду…

АННА. Ты…

Прижалась к нему.

СЕРЕЖА. Почему же ты папу не обнимешь?

АННА. Папу я обниму, обниму…

СЕРЕЖА. Вот же он и стоит.

АННА. Да, да.

СЕРЕЖА. Папа! Мама же пришла!

АННА. Потом, потом, Сережа. Сережа, друг мой, люби его, он лучше и
добрее меня, и я пред ним виновата. Когда ты вырастешь, ты
рассудишь.

Каренин не удержался и глянул на нее.

СЕРЕЖА. Лучше тебя нет!..

АННА. Душечка, маленький мой! Люби его…

Каренин заметил, что к ним идет Лидия Ивановна с куличом.
Каренин покашлял. Анна повернула к нему заплаканное
лицо.

КАРЕНИН (не глядя Анне в глаза). Лидия Ивановна сейчас будут.

Анна кивнула, вынула два крашеных пасхальных яйца. Одно дала
Сереже.

АННА. Возьми это, Кутик. Это мама…

Сережа взял яйцо. Анна встала, протянула второе яйцо Каренину.

АННА. Это вам… Возьмите.

Каренин, не глядя на нее, принял яйцо.

АННА. Прости меня за все. Обещаю, ты меня более не увидишь.

Накинула платок и зашла за колонну. Каренин сделал шаг за
ней, но остановился. Сережа заревел. Каренин прижал его к
себе. Подошла Лидия Ивановна.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вот вы где! А я ищу, ищу… Чего это случилось?

Каренин отворачивается от нее, так как у него мокрые глаза.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Алексей Александрович, что у вас произошло?

КАРЕНИН. Он… ногу ему отдавили при давке.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. И что же за беда, молодой человек? Ну отдавили, ну и
пройдет. А вы чего же замолкший, Алексей Александрович.

КАРЕНИН. Служба…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Да, служба умиротворяет, это воистину. Пойдемте же
разговляться, поговели, и Христос с ним.

КАРЕНИН. Мы сейчас будем, Лидия Ивановна…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Жду вас в карете.

Пошла с куличом на улицу, не удержалась, отломила кусочек,
сунула в рот.

Глава 22

Дом Каренина. Кабинет. Каренин и Лидия Ивановна пьют кофей.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Хорош был ужин. Вполне хорош, мой друг. Во всей вере
для меня самое тяжелое бывает – это посты. И уж сколько
грешных мыслей за пост ни прогонишь. Господи, прости. А Сергей
Алексеич что-то нынче и невесел, и хмурится все.

КАРЕНИН. То ногу ж ему отдавили…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Да он ногу-то и не помнит уже. А хмурится и хмурится
все. Но сердце… Я вижу в нем сердце отца, и с таким сердцем
ребенок не может быть дурен. Вы что-то тоже сегодня
невеселы, Алексей Александрович. Такой праздник, а вы в
задумчивости. А у меня новость для вас хорошая в запасе.

КАРЕНИН. Лидия Ивановна, я новостей не хочу…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Поверьте мне, новость весьма хороша… Я бы и раньше,
да все Сергей Алексеич рядом.

Каренин, поняв, что за новость, поднял на нее глаза.

КАРЕНИН. В чем же новость?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Новость хороша. Я через своих знакомых разведала и
узнала, что эти… отвратительные люди кончили свои дела и
нынче уезжают. Хороша вам новость?

КАРЕНИН (безразлично). Хороша…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Только новость-то не вся, а полновости.

КАРЕНИН. Что же еще?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Сказали еще, что не пожилось им, что она его
ревностью измучила, а он и не рад уже, и все сторонится ее теперь,
и больше не нужна она ему.

КАРЕНИН. Это их только дело.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это, я понимаю, есть расплата за грех и ту
жестокость, которую они для вас сделали. Божья милость, она только на
праведников распространяется. И любви только праведники
достойны. А то, что они придумали любовью – это лишь
безнравственность. Вот вы человек достойный и настоящий. Только такой,
как вы, любви и достойны. И то, что эта отвратительная
женщина отвергла вашу любовь, говорит, что она недостойна любви
вообще…

КАРЕНИН. Всякий достоин.

Пауза.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА (тяжело задышала). Всякий достоин,
да не всякому дано.

КАРЕНИН. Кому не дано, тот сам виновен.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. В чем же вы виновны?

КАРЕНИН. Во многом виновен. Во лжи виновен. В подлости.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. В чем же подлость ваша?

КАРЕНИН. В малодушии...

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нисколько я в вас малодушия не увидела, вы напротив
человек большой душевной организации.

КАРЕНИН. Это только в сравнении с другими мелкими душами.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Для меня это не так.

КАРЕНИН. Это ваше право.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. В чем же я виновна тогда, Алексей Александрович?
Впрочем, я имею любовь. (Голос ее сильно задрожал.) К вам имею
любовь…

КАРЕНИН. Я знаю ваше ко мне отношение и благодарю вас за него.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это другое отношение, что вы знаете. Любовь моя к
вам не дружеская…

Каренин поднял взгляд.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Любовь моя к вам самая естественная…

КАРЕНИН. Что же это значит?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что я вас люблю – значит…

Встала, сделала шаг к Каренину. Каренин тоже встал. Сделал
шаг от Лидии Ивановны.

КАРЕНИН. Лидия Ивановна…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы знаете: я только месяц была замужем.

КАРЕНИН. Прошу вас…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА (плачет). Жизнь прошла… Ничего нет…

КАРЕНИН. Лидия Ивановна…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Сегодня такой праздник, а я люблю вас… Скажите мне.

КАРЕНИН. Лидия Ивановна…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите мне. Я же вам сказала.

Каренин молчит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите мне.

КАРЕНИН. Я не могу быть для вас… Я не могу любить вас.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ну вот, а обвиняли себя в малодушии. Я знаю, почему
вы не можете… Я видела сегодня ее и вас видела… Вы были
хороши в своей любви к ней. Я видела вас. Я завидовала ей. Если
б вы были с ней хороши так с самого вашего начала, то ничего
бы не случилось. Поверьте мне.

Молчат.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Надеюсь, наши дружеские отношения сохранятся?

КАРЕНИН. Ничего не изменилось.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я могу и впредь быть вам помощницей?

КАРЕНИН. Я буду только рад.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Тогда, полагаю, это все, что я имела вам сказать.

КАРЕНИН. Я могу пойти?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите, мой друг.

Каренин, шатаясь, выходит в коридор, идет вдоль стенки.
Останавливается перед комнатой Сережи. Стоит, прислушивается.
Тихонько заходит. Сережа лежит в темноте с открытыми глазами,
разглядывает подаренное Анной яйцо. Оборачивается на
Каренина.

СЕРЕЖА. Папа?

КАРЕНИН (подходит). Да, я, Сережа.

Садится на кровать.

КАРЕНИН. Что же ты тут делаешь без свечки?

СЕРЕЖА. Маму смотрю.

Показывает яйцо.

КАРЕНИН. И видно тебе без свечки?

СЕРЕЖА. Мне без свечки виднее. А где твое?

КАРЕНИН. Мое? Мое здесь.

Вынимает из кармана яйцо.

СЕРЕЖА. Покажи.

Каренин дает ему яйцо. Сережа сравнивает их.

КАРЕНИН. А мы даже и в битки не поиграли.

СЕРЕЖА. Без мамы и не поиграли.

КАРЕНИН. Давай сейчас и поиграем.

СЕРЕЖА. А можно мамиными играть?

КАРЕНИН. А почему же нельзя? Она на то и дала.

СЕРЕЖА. Раз на то, тогда поиграем.

Отдает Каренину яйцо. Каренин выставляет его в руке.

КАРЕНИН. Ты вот и бей.

СЕРЕЖА. Почему же я?

КАРЕНИН. Я ж старый совсем, не вижу ничего.

СЕРЕЖА. Совсем не видишь?

КАРЕНИН. Совсем не вижу. Совсем старый.

Сережа смеется. Каренин тоже.

СЕРЕЖА. Вот я сейчас ударять буду.

КАРЕНИН. Ударяй.

Сережа бьет, смотрит на свое яйцо. Каренин ощупывает свое.

КАРЕНИН. Чья же взяла? Твоя взяла – мое поломано.

СЕРЕЖА. И мое поломано. Покажи-ка свое.

Каренин дает яйцо.

СЕРЕЖА. И вправду поломано…

КАРЕНИН. Это, Сережа, значит – победила дружба.

СЕРЕЖА. Кого же победила?

КАРЕНИН. Недружбу. Хочешь, я с тобою лягу?

СЕРЕЖА. Хочу.

Двигается к стенке. Каренин ложится рядом, Сережа укрывает
его одеялом. Долго молча лежат.

КАРЕНИН. Ты, Сережа, мне скажи… Ты с мамою больше хочешь или со мною?..

Пауза.

СЕРЕЖА. С двумя чтобы, хочу.

КАРЕНИН. С двумя никак нельзя, Сережа.

СЕРЕЖА. Почему же?

КАРЕНИН. Так Богу угодно.

СЕРЕЖА. Если он с двумя не хочет, то я и отвечать тогда не стану.

КАРЕНИН. Можешь пока и не отвечать. Но потом, Сережа, надо будем мне
сказать. Скажешь, Сережа? Потом… Скажешь мне, Сережа…

Сережа не отвечает. Каренин поворачивается к нему. Сережа
спит. Каренин закрывает глаза.

***

В углу комнаты слышен странный металлический звук. Каренин
оборачивается. Там мужик с взъерошенною бородой, маленький и
страшный. Он копошится в каком-то мешке, гремит
железом.

МУЖИК. Il faut le battre le fer, le broyer, le petrir… Il faut le
battre le fer, le broyer, le petrir…

Каренин страшно кричит на него.

***

И просыпается. Выскакивает из постели. Сережа спит, положив
руки под щеку. Каренин идет из комнаты, по коридору, вниз,
на улицу, в ночь.

Глава 23

Дом Ландо. Спальня. Каренин стоит в дверях. За ним лакей.
Ландо сидит на постели.

КАРЕНИН. Прошу вас, сударь. Мне нужно знать…

ЛАНДО. Чего же вы хотите знать?

КАРЕНИН. Мне было известие.

ЛАНДО. Я более не принимаю, я завтра уезжаю в Париж, вы, русские,
уничтожили меня своими страстями. Там только просят лечить и
сеанс с умершей болонкой, а тут нет ни одной счастливой
семьи. Я так более не в силах.

КАРЕНИН. Прошу вас…

ЛАНДО. Зачем вам это?

КАРЕНИН. Это необходимо. Прошу вас, сударь.

ЛАНДО. Хорошо, идите в залу.

КАРЕНИН. Благодарю вас, сударь.

Идут с лакеем по коридорам, лестницам, входят в ту самую
залу, где была их первая встреча. Ландо уже сидит на своем
стуле. Лакей придерживает Каренина за плечо.

ЛАКЕЙ. Подойдите и дайте ему руку.

КАРЕНИН. Я все знаю…

Лакей отпускает его и выходит. Каренин идет к Ландо
уверенным шагом. Вкладывает левую руку в ладонь Ландо. Ландо хватает
пальцы.

ЛАНДО. Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, а его все
гаснет и гаснет, и вот отчего мы расходимся. И помочь этому
нельзя. У меня все в нем одном, и я требую, чтоб он весь
больше и больше отдавался мне. А он все больше и больше хочет
уйти от меня. Мы именно шли навстречу до связи, а потом
неудержимо расходимся в разные стороны. И изменить этого нельзя. Он
говорит мне, что я бессмысленно ревнива, и я сама говорила
себе, что я бессмысленно ревнива, но это неправда. Я не
ревнива, а я недовольна. Но… Если б я могла быть чем-нибудь,
кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки, но я не могу
и не хочу быть ничем другим. И я этим желанием возбуждаю в
нем отвращение, а он во мне злобу, и это не может быть иначе.
Если он, не любя меня, из долга будет добр, нежен ко мне, а
того не будет, чего я хочу, да это хуже в тысячу раз даже,
чем злоба! Это – ад! А это-то и есть. Он уж давно не любит
меня. А где кончается любовь, там начинается ненависть. Этих
улиц я совсем не знаю. Горы какие-то, и все дома, дома… И в
домах все люди, люди… Сколько их, конца нет, и все ненавидят
друг друга. Ну, пусть я придумаю себе то, чего я хочу,
чтобы быть счастливой. Ну? Я получаю развод, Алексей
Александрович отдает мне Сережу, и я выхожу замуж за Вронского. Ну, я
получу развод и буду женой Вронского. Что же люди перестанут
так смотреть на меня, как они смотрели нынче? Нет. Сережа
перестанет спрашивать или думать о моих двух мужьях? А между
мною и Вронским какое же я придумаю новое чувство? Возможно
ли какое-нибудь не счастье уже, а только не мученье? Нет и
нет! Невозможно! Мы жизнью расходимся, и я делаю его
несчастье, он – мое, и переделать ни его, ни меня нельзя. Все попытки
были сделаны, винт свинтился. Да, нищая с ребенком. Она
думает, что жалко ее. Разве все мы не брошены на свет затем
только, чтобы ненавидеть друг друга и потому мучать себя и
других? Гимназисты идут, смеются. Сережа? Я тоже думала, что
любила его и умилялась своей нежности. А жила же я без него,
променяла же его на другую любовь и не жаловалась на этот
промен, пока удовлетворялась той любовью. Прикажете до
Обираловки? Да. Да! Да! Да!

Каренин видит теперь не залу, а железнодорожную станцию,
полную уродливых, наглых и гадких людей. Анна идет сквозь них.
Ни один более человек не идет в том же направлении, что
она.

ЛАНДО. У Катерины Андреевны, все у нее, ma tante! Девочка – и та,
изуродована и кривляется. Да, на чем я остановилась? На том,
что я не могу придумать положения, в котором жизнь не была бы
мученьем, что все мы созданы за тем, чтобы мучаться, и что
мы все знаем это и все придумываем средства, как бы обмануть
себя. А когда видишь правду, что же делать? На то дан
человеку разум, чтобы избавиться оттого, что его беспокоит…

Анна идет по перрону.

ЛАНДО. Избавиться от того, что беспокоит. Да, очень беспокоит меня,
и на то дан разум, чтоб избавиться, стало быть, надо
избавиться. Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше не
на что, когда гадко смотреть на все это? Но как? Зачем этот
кондуктор пробежал по жердочке, зачем они кричат, эти молодые
люди, в том вагоне? Зачем они говорят, зачем они смеются?
Все неправда, все ложь, все обман, все зло!..

На станцию въезжает товарный поезд.

ЛАНДО. Настоящие… Настоящие… Настоящие… Боже мой, куда мне? Туда!
Туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и
от себя.

Анна подходит к краю платформы, глядит на шпалы, присыпанные
смешанным с углем песком. Поезд ровняется с нею. Она
снимает с руки красный мешочек. Пригнувшись, шагает под
поезд.

ЛАНДО. Где я? Что я делаю? Зачем?

Ландо откидывает руку Каренина. Открывает глаза, смотрит на
Каренина влажными глазами.

ЛАНДО. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов,
горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь,
светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке,
затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.

Каренин ничего не может сказать, даже эмоций нет на его
лице. Он молча разворачивается и идет из залы. Уходит.

Эпилог

Дом Каренина. Каренин входит в переднюю.

КАРЕНИН. Письма были ли?

ШВЕЙЦАР. Ничего не было. Анну Алексевну привезли…

КАРЕНИН. Что ли?

Скидывает на пол пальто. Поднимается в детскую, входит. На
кровати спит маленькая девочка. Нянька сидит
рядом.КАРЕНИН. Идите, я побуду.

Нянька выходит. Каренин садится на место няньки. Смотрит на
девочку. Долго смотрит.

КАРЕНИН. Зачем же ты, Аня?

Встает на колени, кладет голову рядом с девочкой. И так
засыпает.

Конец