Больше не жить мне с собой в ладу -
Тяжко душа болит…
Ложь поселилась в моем саду -
Ветреная Лилит.
Прежних не вспомню теперь утех:
Горстью монет звеня,
Всюду ее серебристый смех
Сыплется на меня.
Сад стережет золотой колосс,
Пляшущий под луной.
Мягкие сети её волос
Тянутся надо мной.
В доме струится от белых стен
Тихий неверный свет…
Сладкое рабство, прохладный плен,
Время без «да» и «нет».
Звякнет металл о бесстрастность плит,
Плетью падёт рука.
Пляшет, поёт, ворожит Лилит,
Как мотылёк, легка.
Мир за садовой оградой прост –
В грозах, в поту, в крови.
Гнев и проклятья летят до звёзд,
Выше - слова любви.
Здесь же – ни гнева, ни ласк, ни зла,
Ни теплоты не ждёшь…
Как бы Лилит ни была светла,
В ней неизменно ложь.
***
Как будто с тайны печать снята:
С полуночи до утра
Мне снятся кованые врата
Из древнего серебра.
Играют отсветы там и тут,
Хотя окрест ни огня.
И тяжкие створы чего-то ждут
Настойчиво от меня.
Секрет каких заревых глубин
Их мрачный заслон хранит?
Из темных впадин глядят рубин,
Топаз или селенит,
А сверху – месяц и семь планет,
И звёзды густым плащом.
Врата тюрьмы, или путь на свет
Они, или что еще?
На них, подвижны, как червь в огне,
Извилисты, как река,
Слова - отказ от кого-то, мне
Неведомого пока.
Вокруг растёт, поначалу глух,
Певучий, тягучий сонм:
“Скажи, прочти, повтори их вслух -
Ведь это всего лишь сон!”
И так призывен незримый хор,
К разгадке скорой маня!
Но запах крови от древних створ
Удерживает меня.
***
Хвала перстам карающей Руки
За то, что как ни стонет дух от глада,
Как ни порочен мир, еще крепки
Стоят запоры на воротах ада.
Хвала всепобеждающей Любви
Над этим сонмом смертных изголовий,
Что в нашей тёмной, порченной крови
Ещё горит частица Божьей крови.
Что в нас вино священное, входя,
Отогревает чистые истоки,
Что на холодных тёмных площадях
В суровом мире мы не одиноки…
Тому, что все земные имена
Господь припомнит в день последней битвы.
Тому, что нам надежда подана
В смиренном слове искренней молитвы.
Бабочки
Бабочками играет
Полдень июньский… Мне бы
Так же взмывать над краем
Рощ беспокойных в небо!
Вместо дрожанья зноя
Над полосой гудронной –
Видеть бы мне иное:
Проблеск озёрный в кронах…
Бабочки в пёстрых искрах
Участь знобит и манит:
Крылья – за жизни высверк,
Гаснущий в глухомани.
Крылья – чтоб ближе к небу –
Раз однодневность душит!
Крылья – почти за небыль.
Крылья – в обмен на душу…
Как так случилось, Боже?
Господи, для чего Ты -
Там обреченным - всё же
Здесь подарил полёты?
Так ли Ты в утешенье
Их наградил от века?
Терпкое искушенье
Верности человека…
***
Жалкое слово, лукавый демон!
Ты беззастенчиво служишь тлену.
Как на тебя полагаться? Где нам
Слову-изменнику взять замену?
Трудно поверить теперь, что было
Прежде иначе: порой предвечной
Вместе с Дыханием в нас входило
Чистое пламя Господней речи.
Звери, что слышали звуки эти,
Шли на призыв, не таясь нимало.
Новорождённая, в ясном свете,
Первым названьям земля внимала.
Голос Адама звучал над нею,
Делая мир со-творённый краше…
Ныне - тем слово юлит сильнее,
Чем сокровеннее чувство наше.
Кротость добудешь трудом и кровью,
Мудростью терпкой одарит время, -
Выберешь место, землёй прикроешь
Чистое с виду, литое семя…
И поразишься его бессилью:
Вскоре на хилых ветвях повисли
Гордости хищный цветок – и гнилью
Тронутый плод изречённой мысли.
Спас Нерукотворный
Ты глядишь с потемневшей иконы,
Господин моих слёз и побед.
Кто-то скажет: природы законы
Отразили причудливо свет.
Мол, бывает, помстится от зноя,
От обилия видов и лиц!..
Но в глазах Твоих время иное –
Без понятных для смертных границ.
Ты глядишь, моим сердцем владея
Безраздельно. И видится мне:
Города и холмы Иудеи
Проступают на белой стене.
Понеся драгоценное бремя,
Сердце плачет – ликуя, скорбя…
О священное, дивное время,
Когда люди узнали Тебя!
Когда зарево вечного света
Распахнуло над ними крыла
И, горячею кровью Завета
Побеждённая, смерть умерла;
Тёмной горечи схлынули тени
И, отверженный мир осветив,
Среди скал неприютных и терний
К Божеству распахнулись пути.
Словно в светлой Христовой купели,
Что навек благодати полна,
Вековые берёзы и ели
Отразились в днепровских волнах;
А столетья спустя – для удара
Занесённый татарский клинок,
И тяжёлая русская кара,
И страстей раскалённый венок…
Ей же, Спасе! Пусть копотью годы
На иконы легли – помоги!
Суета бестолковой свободы
Заглушает живые шаги.
Но на это святое мгновенье
Мы открыты небесным ветрам…
Славься, Боже, за то откровенье,
Что ты древним дарил мастерам!
Храмовый берег
Клонилось солнце за речные плёсы.
Созвездья лета пологом белёсым
Ещё не затянули небосвод.
Над волжским городком заря пылала
И не жалела золота и лала
Для тихих берегов и мирных вод.
Закатный блеск нещадно стёкла плавил,
И свет вечерний, против всяких правил,
Казался чище, ярче и теплей.
На гладких куполах лежало пламя,
И бор алел сосновыми стволами,
Точёными, как мачты кораблей…
Ничто не нарушает в нас покоя
Таким восторгом и тоской такою,
Как солнце, уходящее за край!
И прошептать хотелось: Боже, Боже,
Когда Ты так украсил землю, что же
Тогда такое Твой небесный рай?
Пройдём ли мы с водой дремотной – или
Сверкнёт на дне души, в житейском иле,
Твой образ – драгоценные черты?
Так вот зачем прощаешь нам вину Ты
И в смертном мире даруешь минуты
Такой неизреченной красоты!
Реминисценция
Не нужно громких фраз
И праведного гнева!
В канун земных времен
С их мелкой суетой
Праматерь всех живых,
Таинственная Ева,
К губам подносит смерть
В кожурке золотой.
Ещё не грянул гром
В Эдемских пышных кущах.
Пока не сорван прочь
Иллюзии покров.
И Ева, и Адам
В мечтаньях всемогущи,
А запрещённый плод –
Желанней всех даров…
Я знаю – впереди
Эпохи и эпохи,
Взмах огненный клинка,
И маятник – вперёд!
Людские кровь и пот
И ангельские вздохи
В единую стезю
История совьет.
И дальний Евин внук,
Надменно-грозный с виду
(Мол, чем я сам не бог!),
В душе, таясь как вор,
За веком век хранит
На Господа обиду,
Что Древо то в раю
Не окружал забор.
***
Горячее время плавит
Неведомый циферблат.
Ты снидешь в громах и славе
От горних Отцовских врат.
Увидим – не гнев и ярость,
А скорбь на Твоем челе,
Когда Ты, слепяще ярок,
Склонишься с небес к земле.
Никто в этот час не сможет
Рыданий сдержать в груди.
Ты станешь судить нас, Боже,
Как волен лишь Ты судить.
И каждому будет мигу
Назначена здесь цена,
Едва Ты раскроешь Книгу –
Священные письмена…
О, будь милосерден, взвесив
Удел наш за много лет!
Воздай нам по вере, если
В делах оправданья нет.
И, видя Твой Крест вчерашний
Сквозь блеск, пламена и дым,
Мы скажем тогда: «Как страшно!»
И «Благословен грядый…»
***
Мне не бывать в священной Иудее,
Где мой Господь, сойдя с высоких звезд,
Родился и прожил среди людей, и
С глубокой верой в нас взошел на крест.
Пока времён река не оскудела,
Там будут помнить Божии Слова,
На долгий век, до крайнего предела,
И пыль земли, и неба синева…
А здесь, где к церквям тихие дороги
Ведут среди отеческих могил,
Мне мой народ о милосердном Боге
Живое откровенье сохранил.
Здесь полнились сияющего блага
Наперекор безумию стихий
Монаший подвиг, ратная отвага,
Насущный хлеб и лучшие стихи.
Мне не поладить с иноземной речью,
Когда душа трепещет на весах,
Когда возводит гордость человечья
Мосты и автострады в небеса.
Дай Бог и впредь всходить по тропке узкой
С надеждой встретить свой последний миг,
Как терпкий мёд, во рту смакуя русский,
Живым теплом ласкающий язык!
Моя земля кротка, но судит строго.
И вновь звучит, как колокол, в крови:
Без памяти, без родины и Бога -
Нет истины, и мира, и любви.
|
