Литературная критика

Прочитала книгу «Купание в Чухломском озере», написанную в жанре, который я не люблю и не понимаю. Тем удивительнее, что книгу проглотила в два приёма. В сборнике собраны очерки и рассказы, похожие на очерки. Автор – Игорь Михайлов – едет и едет куда-то… Куда-то как можно дальше. Иногда ненадолго останавливается на краю света, всматривается в людей. В этом всматривании много отстранённости, даже если речь идёт о близких людях, что сразу же подкупает читателя в моём лице.

Автор – лирик-прозаик. Но прежде чем обосновать это утверждение, хочу попробовать описать метод Михайлова. Попытка может и не удаться, но в любом случае только сам текст поможет превратить первоначальное магическое воздействие, очаровавшее меня, – в нечто более осязаемое. В то, что при большом желании можно скопировать. Заодно будет понятно, что в этом методе копируется, а что нет.

Итак, что же я заметила? Текст любого рассказа накатывает волнами. И я бы могла заподозрить это, прочитав название книги. Возьмём для начала волну из рассказа «Опасные связи»:

«Я брожу возле рынка и тоже усилием воли пытаюсь вспомнить, что мне нужно в этой жизни для полного счастья или несчастья? Гвоздодёр, антенну, корм для морских свинок, телескоп, обои, дрель, порошок против тли, муравьёв, антимоль, лаванду, электрику, шурупы, саморезы, рабынь-невольниц в розовых трусах, пасущихся поблизости, бисер, шёлк, кашемир, барана или ещё какого-нибудь рожна?»

Игорь Михайлов, кажется, может сочинить рассказ, если ему выдать любой набор слов. Где антимоль, а где невольница в розовых трусах? Но именно «бракованные» синонимы откатывают волну назад, чтобы ударить с новой силой. Новая волна бьёт резко и неожиданно:

«…Барана или ещё какого-нибудь рожна?

Не знаю!»

Третья волна не может быть похожа на первые две. Это волна сравнений:

«Я бросаю якорь…» Так… честное слово, когда я выбрала этот отрывок, слова «якорь» там не было. Оно только сейчас появилось, после заявленной мною волновой теории. Ну откуда ему там оказаться, ведь это рассказ про рынок!

«Я бросаю якорь напротив магазина с витиеватым, словно имя таджика, названием "Заходи", со ступенек ленивой походкой кота, отлежавшего бок, выходит продавец всего и вся лет пятидесяти с гаком.

В розовой – модный тренд сезона – рубахе. Щурится…»

Несколько точных и неожиданных сравнений, причём сделанных разными средствами, – и образ продавца готов. К тому же уточнение про тренд сезона даёт первое в разбираемом отрывке обобщение – среди личных впечатлений проскальзывает характеристика общества.

«Щурится, я ему сразу задаю вопрос, от которого он погружается в глубокую задумчивость, окутав себя облаком дыма, как Саваоф:

– А нет ли тут поблизости настольных ламп?»

Волна откатывается назад, а я остаюсь с образом Саваофа, который даже в иконописи вне канона. И если предыдущие приёмы в силах освоить начинающий прозаик, то как быть со сравнениями или обобщениями второго порядка (назовём их так)? Начинающему прозаику для того, чтобы скопировать, надо не просто знать, кто это такой Саваоф, а понимать, почему он окутан дымом. Да и зная это, надо обладать эрудицией и жизненным опытом Игоря Михайлова, чтобы помнить этот образ, когда ты описываешь поход на рынок. Так что в этом пункте начинающему прозаику не повезло. И надо ему самому изобретать, чем весомым заменить философские, религиозные, искусствоведческие и прочие отсылки.

«– Нету! – спустя продолжительное время произносит он на выдохе, окутав заодно и меня облаком.

Я молчу, как Исаак, приносимый в жертву».

Ну вот ещё и Исаак! Юный читатель присоединяется к начинающему прозаику. Втроём с Авраамом они задумались о смысле жертвоприношения.

Последняя волна должна смыть всю так тщательно возводимую конструкцию, чтобы лирический герой остался один на один и с читателем, и со Вселенной:

«Лампа мне не то, чтобы очень нужна. Хочется привязать свою праздность, которая уже готова улетучиться в серенький небесный простор, как шарик, к чему-то более определённому и основательному. К чугунной станине проспекта имени Щорса или вот к магазину имени "Заходи"».

«Привязать свою праздность». Сравнение третьего или не знаю какого порядка. Вот мы и пришли к тому, что нельзя не только скопировать, но и к тому, чему нельзя научиться. И хорошо, что я не поторопилась с самого начала заявить, что по этим рассказам могли бы учиться писать художественную прозу студенты. Могли бы, конечно. До некоторого предела.

Хочу вернуться к определению рода. Почему это лирика и герой лирический? Ну а как иначе его определить? Все многочисленные детали, все люди и населённые пункты даны через видение героя. Воспоминания (которые могут быть как реальными, так и сочинёнными), ощущения и впечатления – об этом книга. Скорее можно усомниться, что это проза, а в лирике никак усомниться не получится.

Могу добавить к сказанному ещё несколько типичных приёмов стиля.

Парономазия.

«Мстёра – козырная масть.

Мстить, мостить, мести!» («Лаковая миниатюра»)

Парономазия – намеренное использование паронимов – в рассказах, где много топонимов и много лирики, вероятно, может быть и формообразующим и смыслообразующим элементом. Особенно говорящи названия рек.

Каламбур.

Вывела этот приём отдельно, потому что в стиле Михайлова преобладает парономазия без юмористического эффекта. Приведу цитату подлиннее, чтобы можно было увидеть и волну №1, и сравнения волны №3, хотя они переставлены местами.

«В руках у неё пыльная мочалка левретки, неправильным прикусом напоминающая хозяйку.

Хозяйка, а может, и левретка – совокупно – грезят о новом комоде, гаджете, телевизоре размером с забор, который огородит находящуюся неподалеку стройку с лопухами. И ещё о чём-то безотчётном, но большом и светлом, как придорожный билборд с надписью "Умывальники, унитазы, биде".

Быть биде!» («Опасные связи»)

Цитирование.

(Заодно наблюдаем обобщение второго порядка.)

«Брыкающийся в лодке изюбрёнок, чуть было не сказал: дитя человеческое. Сердце оленя бьётся о стены лодки. Картина осени, водопадом струящаяся где-то под ногами и над облаками.

Он смотрит на нас, мы на него. И мы все вместе не верим глазам своим и ушам своим. Но верим сердцу. Это и есть Бог. И он с нами.

И мы летим по небу, аки посуху.

Осторожно, двери закрываются!» («Гонка жизни»)

На этом я закончу свой беглый анализ. Конечно, я совсем не разбирала, о чём книга. Это совершенно не важно для произведения литературы (тем более, что лирика, как мы знаем, всегда об авторе). Зато я постаралась понять и показать, как сделано. Вряд ли я хорошо справилась с задачей. Мне кажется, эту книгу можно использовать в качестве учебника по стилистике. Но это уже для читателя второго порядка.