Онтологические прогулки

 

 

         

Аннотация: В то время как значение Мишеля Фуко в качестве социального теоретика неоспоримо, его важность в качестве теоретика технологии часто забывают. В данной статье рассматриваются  богатство и широта  технологического мышления Фуко посредством исследования его работ и интервью, а также отслеживая его влияние в рамках акторно-сетевой теории (АСТ). Аргументация проводится таким образом, что мы не сможем в полной мере понимать Фуко без понимания центрального места технологии в его работах, и мы также не будем понимать АСТ без понимания Фуко.

 

            Ключевые слова: акторно-сетевая теория, Фуко, технология, техника.

 

 

 

Мишель Фуко рассматривается как важный социальный теоретик, но он редко интерпретируется в качестве теоретика техники и технологии. Обсуждение дисциплин и восприимчивости, например, имеют тенденцию к абстрагированию  от самих технологий, которые их обеспечивают. Как показывает эта статья, эти неудачные интерпретации не  акцентируют внимание на тесной связи анализа Фуко с технологическими артефактами, техниками, техническими знаниями и формами организации. Аналогичные претензии уже были сделаны на страницах этого журнала Джимом Джерри (Джерри 2003). Статья Джима Джерри предлагала прочтение Фуко как философа техники. Он обосновал связи между Фуко, Маршаллом Маклюэном и Гарольдом Иннисом. Для того чтобы изучить влияние Фуко на одну из доминантных парадигм в исследовании науки и технологий (ИНТ): акторно-сетевой теории (АСТ), настоящая статья использует работы, которые были раньше недоступны на английском языке. Я утверждаю, что мы не сможем понять АСТ без понимания Фуко, и если брать шире, мы не можем в полной мере понять Фуко, не понимая роль технологии в его работах. Для того, чтобы сделать первый шаг для понимания Фуко в качестве технологического мыслителя, мы проследим как в его работах развертывались  технологические термины, его мысли о технологических инновациях и расширении его концептуальных горизонтов «технологического», как включающего нематериальную сферу.

 

 

 

Обзор работ Фуко показывает, что подавляющее большинство его основных концептов  сформулировано  в технологических терминах. В «Рождении клиники» (2003а: 89) медицинский взгляд – «Глаз, который знает и решает, глаз, который управляет» обсуждался как слияние политической идеологии и медицинской техники, и знание и восприятие позиционируется как «технологические структуры» (2003a: 38, 48). Подобным образом, в лекции, озаглавленной «Включение клиники в современную технику» (Фуко 2007: 141). Больница интерпретируется как «терапевтический инструмент». В «Надзирать и наказывать», Фуко (1979: 27, 215, 205, 257, 294) понимает дисциплину, паноптизм и власть как технологии, тюремное заключение и трансформацию человека в качестве технического проекта, а также судей нормальности как «техников поведения». «Что такое Просвещение?» обсуждает рациональность человеческого действия, что и как делают люди, понимается как «технологический аспект» их существования (Фуко 1984: 46). В «Нужно защищать общество» Фуко предполагает, что дисциплина – это микро политическая технология тела базирующаяся на основе тренировки и направлена на индивидуум, а биологическая сила (телесная мощь, черта характера – прим. пер.) является макрополитическоой технологией безопасности, чьей целью является все население. Биологическая сила затем становится «нормативной технологией жизни» (Фуко 2003b: 249). Первый том «Истории сексуальности» (1990: 44, 90, 105) позиционирует здоровье и патологию, регуляцию половых отношений и сексуальности, процессы нормализации и коррекции как технологий. Правительственность» определяется как «Связь между технологиями доминирования человека над другими и других над ним» (Фуко 1988: 18).  В курсе лекций «Безопасность, территория, население» правительство, полиция и безопасность так же интерпретируются как технологии (Фуко 2009: 8, 370, 382). Современное искусство управления, «предпочитаемая технология государственных сил» - находит легитимность через две большие технологические группы: дипломатическая военная система и полиция (2009 Фуко: 296). В Технологии себя», Фуко (1988: 154) говорит нам о том, что такие технологии как правительство проявляется в трех основных формах, в качестве утопического импульса, институциональной практики и академической дисциплины. В самом деле, даже когда он не используя «Т» словом, Джим Герри (2003) говорит, что работы Фуко переполнены технологическими терминами и метафорами, «Слова и вещи», могут служить хорошим примером.

 

          Мы должны спросить себя, какую роль играет технология в трудах Фуко. Технология является откровенно гибкой категорией, которая может быть растянута до бессмысленности. Для предотвращения этого, в ИНТ литературе, технологию определяют четырьмя способами: как объекты, деятельность, знания и способы организации (Макензи и Вайкман 1985: 3; Виннер 1977: 12). Наше обсуждение Фуко будет охватывать понятие технологии во всех четырех смыслах: как объект (в отношении к стетоскопам и винтовкам), деятельность (например, дисциплинарные техники и другие действия власти), знания (в частности, медицинские и пенологические) и способы организации (больницы и тюрьмы). Мы будем, как и Фуко, уделять особое внимание технологии как активности, методам и практикам через которые реализуются действия. Он был поглощен изучением способа трансформации субъектов в объекты знания в рамках организационных матриц. Таково послание «Рождение клиники», «Слова и вещи» и «Археология знания». «Надзирать и наказывать» и первый том «Истории сексуальности» исследуют технологии, через которые человеческое существование делается предметом, в то время как первый и второй тома «Истории сексуальности» рассматривают технологии, через которые бытие человека проявляет себя. В конечном счете, интересы Фуко, лежат не в сфере  истории вещей, «а в терминах, категориях и методах, через которые определенные вещи, в определенное время становятся в центре внимания всех  процессов форм дискурса. Можно сказать, что он предлагает исторический ответ на философский вопрос о том, каким образом «формируются» вещи (Райчман 1984: 8).

 

После того как было дано определение технологии, следует сказать, что на самом деле она вообще делает. Фуко (1988: 18) предлагает ответ. Существуют четыре типа технологий, каждый из которых выполняет свои специфические функции. Они (технологии – прим. пер.) используются людьми для осмысления и контроля себя и других. Все они касаются бучения и манипуляции индивидуумами,  а также выработки конкретных установок и компетенций. Он говорит, что первые три типа были идентифицированы с помощью Юргена Хабермаса: технологии производства касаются создания, переработки и контроля вещей; технологии знаковых систем посвящены символической коммуникации; и технологии власти, которые доминируют, олицетворяют и, в конечном счете, определяют индивидуальное поведение. К этим трем  Фуко добавляет четвертый тип: технологии самости, «которые позволяют индивидуумам эффективно воздействовать, через свои собственные средства или с помощью иного определенного количества операций на собственные тела и души, мысли, поведение, а также способы бытия, с тем, чтобы трансформировать себя с целью достижения определенного состояния счастья, чистоты, мудрости, совершенства, или бессмертия».

 

          Фуко (1988: 19) говорит, что большая часть его работы делает акцент  на технологии власти, но если мы хотим понять развитие западного субъективизма, то технологии самости являются необходимым дополнением. Для Фуко (1997b: 88), не представляется возможным сделать историю субъективности не считаясь с технологией, так как этот проект включает в себя историю заботы и техники себя самого. В своей поздней карьере Фуко интересовался теми способами, которыми действуют люди, а иногда даже контролируют себя самих. Это привело к стандартным интерпретациям его работы, которые укрепили мнение, что существовал ранний «археологический» период творчества, средний «генеалогический» и более поздний период, детализирующий историю субъективности, включающий смещение границы акцентов с контроля на освобождение (например, см Хан, 2002). Тем не менее, опубликованные посмертно лекции в Коллеж де Франс, демонстрируют поглощенность другой контролирующей технологией - технологией безопасности. (Фуко 2008). Технологии безопасности отличаются от технологий власти их направленностью на население, а не на индивида, их целями, которые в значительной степени являются профилактикой рисов, а не экономической эффективностью или политическим согласием, их положением, которое находится на уровне государства (например, в демографических данных), а не в конкретных учреждениях, таких как тюрьмы, их техниками, которые имеют регулятивную основу, а не носят дисциплинарный характер. Независимо от акцентов мы можем сказать, что Фуко всегда был озабочен  проблемами субъективности и подчинения в свете технологии.

 

          Пока мы выстроили слабую аргументацию для того, чтобы считать Мишеля Фуко реально значимым теоретиком технологии. Она будет усилена путем рассмотрения силы его мысли на примере технологических инноваций, технологии господства, методах и его глубокого влияния на АСТ.

 

 

 

Утверждение, что Фуко может быть истолкован как теоретик технологии, основано на прочтении его произведений и самооценки его творчества; технология представлена как концептуальный и интеллектуальный каркас его трудов. В этом параграфе мы конкретизируем мысли Фуко о роли технологии, рассматривая его изыскания в сфере технологических инноваций. Это дает нам возможность увидеть пути, по которым технологии (понимаемые как физические объекты) преобразовывали межличностные отношения в случае стетоскопа, а также институциональные отношения в случае с винтовкой. Старый технический объект может быть истолкован как технология производства. Новая диагностическая технология стетоскопа позволила создать новые медицинские знания (а именно, превратить медицину из теоретической в практическую науку). Он также превратил потенциально неловкую ситуацию в профессиональный медицинский контакт. Второй технический объект, нарезная винтовка, являлся основной движущей силой в изменении численности и функций персонала в технологическом укладе организации больницы. Больница может быть интерпретирована как технология власти: здесь отклонения от нормальных показателей здоровья разделены на категории и исправлены.

 

          Когда теоретики технологии поясняют вопрос о технологии они обычно прибегают к объяснению посредничества (Вербек 2005: 114). Технология является посредником между физическим миром и миром культуры, между материей и смыслом. Это соотносится с понятием технологии как агента. Мы используем технологию, чтобы по средствам ее действовать в мире, и технология отвечает нам взаимностью. Другими словами, мы не должны думать о технологии как нейтральном посреднике, расположенном между людьми и физическим миром, а как о полностью самостоятельном медиаторе, оказывающим влияние на то, как быть человеком в мире вообще. Такой взгляд на технологию является типичным для Фуко, как отмечает Гирри (2003): «Технология – это не просто этически нейтральный набор артефактов, с помощью которого мы осуществляем власть над природой, но она также и набор структурированных действий, с помощью которых мы неизбежно осуществляем власть над самими собой». Бруно Латур (1999) утверждает, что технологии позволяют осуществлять посредничество в нескольких смыслах. Мы обсудим три смысла имеющих отношение к стетоскопу. Во-первых, технологии создают новые программы действий, новые возможности. Во-вторых, они обеспечивают новые распределительные практики, новые структуры, и новые ассоциации. В-третьих, технологиям делегируют. Они делают ту работу, которую в противном случае пришлось бы делать людям.

 

          В «Рождении клиники», Фуко интерпретирует непритязательный стетоскоп как триединство научного, социального и этического устройства. Благопристойность и нравы запрещали мужчинам врачам прикладывать уши к грудной клетке пациентов женского пола. Нужна была какая-нибудь моральная заслонка. Она появилась с помощью технического посредничества. Стетоскопом создал персональное расстояние между врачом и пациентом. Примечательно, что одновременно разрешалась беспрецедентная  до этого интимность. «Стетоскоп - застывшая дистанция», выявляет Фуко.

 

               [Э]то передает глубокие и невидимые явления вдоль полу-тактильной, полу-слуховой оси. Инструментальное опосредствование внешней поверхности тела делает возможным  отступление, отмеренное моральной дистанцией; запрещение физического контакта позволяет зафиксировать виртуальный образ того,  что  происходит  глубоко  под   видимой поверхностью. Удаленность целомудрия есть проекционный экран для скрытого. То, что нельзя видеть, демонстрируется на расстоянии от того, что не должно видеть (Фуко, 2003a: 164). 

(пер. А. Ш. Тхостова) 

 

             Часть медицинского взора, стетоскоп, дополненный диагностическим смыслом как один из многих инструментов и техник, делающих бесшумное  слышимым, а невидимое зримым. Стетоскоп связан с (клинической) процедурой (посредничество слушания). Джонатан Стерн (2001: 116) предлагает мыслить о нем как об «артефакте техники», в конце концов, «[о]н был сконструирован, чтобы работать в пределах определенного набора параметров социальных отношений», он пишет, «и это помогло оформлению и фиксации этих отношений: в первую очередь, отношения  врач-пациент, структуры клинических исследований и педагогики, а также индустриализации, рационализации и стандартизации медицины (наряду с улучшением социального статуса врача)». Алан Бликли и Джон Блай (2009: 371) пришли к аналогичному выводу; такие артефакты техники были созданы в рамках более широкой архитектуры, которая была когнитивной и точной: «дискретной физической организацией вокруг проходящих лечение пациентов, является «больница» (также учебная клиника) и структурированный способ мышления (различный для врачей и пациентов), которым является клиническое обследование».

 

             Медицинские технологии могут также быть движителями институциональных изменений. Фуко делает то, что на первый взгляд кажется весьма маловероятным, он утверждает: что современная больница обязана своим существованием нарезной винтовке. Разгадка тайны данного учреждения приходит в виде нашего признания его существования ввиду  технологической трансформации европейских армий. Широкое распространение нарезного оружия увеличило расходы на подготовку вооруженных сил. Государственные бюджеты увеличивались соответственно. Созданием обязанности длительное время быть на фронте сражения с  болезнями, национальные правительства  лишь защищали свои военные инвестиции. Больницы взяли на себя новую роль. Больше не являясь последним пристанищем для бедных, больница стала местом попытки излечения. Нужно было исключить отлынивание и дезертирство. Это  требовало новых систем наблюдения и управления. Экспертам требовались новые медицинские знания о том, как лечить, и как знать, что пациент вылечен. Такая политическая технология дисциплины  была разработана, в ней врачи заменили священников в качестве экспертов и администраторов (2007 Фуко: 141). В качестве примера технического теоретизирования, этой части, кажется, не достаточно для обычного исследовательского стандарта  Мишеля Фуко. Действительно, идея, что один артефакт, сам по себе может изменить весь режим организации, пахнет идеей технологического детерминизма. Обычно Фуко позиционирует такие технологии как часть диспозитива (см / АСТ раздел Фуко), включая знания, институциональные дискурсы, профессиональные практики и архитектурные сооружения. Принципиальная разница в понимании развития клиники и современной медицины, может быть найдена в других работах Фуко (2003а, 1994а). В другом месте Фуко пишет о связи между техническими изобретениями и институциональных изменениях. В  книге «Надзирать и наказывать», он утверждает, что новое вооружение ускорило появление новых дисциплинарных средств, так же, как и промышленные изобретения привели к появлению новых режимов порядка в экономической сфере (Фуко 1979: 138).

 

             Затем, Фуко подготавливает инструментальные изменения в самом буквальном смысле. Новые устройства могут внести свой вклад в новые методы, новые наблюдения, новые  формы организации и новые знания,  а так же в новые архитектурные формы. Как и в случае со стетоскопом, здания могут так же выступать в качестве научных, социальных и даже этических устройств. Дворцы были построены, чтобы быть видимыми из вне, крепости были построены, чтобы «видеть из», тюрьма Паноптикум был построена, чтобы «смотреть на». Заключенные были организованы таким образом, чтобы находиться под постоянным наблюдением, и они вести себя соответствующим образом. «Подчиненный видимости, и знающий об этом, берет на себя ответственность за ограничение своей свободы властью; он спонтанно заставляет ее играть против себя; он сам вписывает себя в отношения власти, в которых он одновременно играет обе роли; он становится источником своего собственного подчинения» (Фуко 1979: 202-03). Контроль был встроен в дизайн (тюрьмы – прим. пер.). Материальная структура приводила заключенных, согласно Фуко (1979: 172),  к определенному состоянию: «Камни могут заставить людей быть послушными и предсказуемым». Принципиальным моментом, подчеркнутым Фуко, является тесная связь  технологий понимаемых в широком смысле как объекты, мероприятия, знания и способы организации власти.

 

 

             Паноптизм: техническое решение технических проблем

 

             В «Надзирать и наказывать» Фуко предлагает расширенный анализ новой технологии власти, прославившегося как паноптизм. Он идентифицирует его как «техническую мутацию» во властных отношениях, начинающихся в начале девятнадцатого века (Фуко 1979: 257). Мутация касается преобразований  социального контроля, от общественного наказания тела к личному наказанию ума и души. Тюрьмы стали новым штрафом за нарушения. Прямое физическое воздействие уменьшилось. Дисциплина заменила пытки. Вместо этого возникли: режим норм и правил, охватывающий все аспекты существования, разработка детальных записей, индивидуальных досье, новые классификационные системы и графики, диктующие будущие мероприятия. Каждое индивидуальное поведение должно быть подкреплено постоянным наблюдением. На месте палача появляется «целая армия техников» (Фуко 1979: 11): бюрократы, священники, врачи, психиатры и надзиратели. Эта новая форма социального контроля определялась через двоякий процесс карцеризации и медикализации.

             В своей лекции «Дисциплинарное общество», Фуко объясняет эти преобразования следующим образом:

 

             То, что принесло огромное обновление эпоху обращения было проблемой тела и материальности, вопросом физики: новая форма материальности принимается производственным устройством, новый тип контакта между этим устройством и человеком, делает его функцией; новые требования были возложены на физических лиц в качестве производительных сил. (Фуко 1997а: 34)

 

             Эта новая физика власти развивались одновременно с современными государственными структурами. В ней принимали участие новые оптика, механика и физиология. Фуко (1997а: 35) говорит нам о том, что новая оптика относится к непрерывному наблюдению. Все видно, записано и заархивировано. Он называет это паноптизмом. Механика относится к тюремному заключению. Закрытые системы могут быть интерпретированы как склады для излишков человечества, вмещающие тех, кто считается бесполезным или несет угрозу для общественного порядка. Индивиды изолированы и перегруппированы, чтобы максимизировать выгоду от их тел, «короче говоря, поставлены на место постоянным надзором над их жизнями, временем и энергией" (Фуко, 1997a: 35). Физиология относится к стандартам, их клиническому исполнению, а также мерам по коррекции будь-то лечебным или карательным. «По внешнему виду, это всего лишь техническое решение технической проблемы; но, через него, возникает целый тип общества» (Фуко 1979: 216).

 

             Марк Келли (2009: 43-44) пишет, что «[к]лючевой вещью в технологиях власти является то, что они являются технологиями, а не только структурами или дискурсами власти», хотя структуры и дискурсы играют свою роль. «То, что они являются технологиями означает, что они, как и другие технологии, субъекты технических знаний и практик, совокупность техник», которые в свою очередь, транслируемы. Поэтому «Надзирать и наказывать», следовательно, большее чем  просто тюрьмы. Фуко (1979: 205) ясно дал понять, что паноптизм был обобщенным принципом. Такова «архитектура, которая будет работать для преобразования индивидов: воздействовать на них скрытым образом, чтобы обеспечить сдерживание их поведения, чтобы достичь власти права над ними, чтобы сделать их предсказуемыми, чтобы изменить их» (Фуко 1979: 172). Эти дисциплинарные структуры и практики занимают центральные позиции в современной жизни.

 

             Для Фуко промышленный взлет Запада требовал аккумуляции людей,  также как и капитала. Развитие промышленного капитализма не может быть реализовано без надлежащего контроля над людьми внутри политического аппарата. Промышленная революция была, следовательно, политической революцией, опираясь на «расчетную технологию повиновения» (Фуко 1979: 221). Данная приписка Фуко касается смешения технологических новшеств, расширенного разделения труда и новых дисциплинарных техник, с дисциплинарным бытием тех техник, с помощью которых тела превращаются в производственные организмы. Его рассмотрение этого вопроса дает понять, что власть не является ни собственностью, ни возможностью. Власть есть отношение, выполнение актуализируется через техники.

 

 

             Фуко и механизмы власти: посредническая роль техники.

 

             Бруно Латур (1988: 199) фиксирует свое возражение против господствующих представлений о технологии, таким образом: «Слово «технология» является неудовлетворительным, так как оно было ограничено слишком долгим изучением роли ее силы, которая принимают форму гаек и болтов». Это совпадет с  позицией Фуко (2000: 364): «очень узкое значение придается «технологии: каждый думает о тяжелой технике, технологии древесины, огня, электричества». Даже в области исследований Латура, ИНТ, существует одержимость физическими вещами, от электрического автомобиля Мишеля Каллона (1986a), до автоматизированной пассажирской системы Латура (1996), от самолета Джона Лоу (2000), до системы наведения ракет Дональда Маккензи (1990), от велосипедов и бакелита Виба Бийкера (1995),  до синтезатора Тревора Пинча и Фрэнка Trocco (2002). С ростом особенностей материальной культуры через увеличение поднадзорных сфер жизни, эта тенденция усилилась. Однажды мы уже писали о лингвистическом повороте. Джонатан Стерн (2003: 367) верит, что мы «теперь можем пройти еще больший» технологический поворот «в области гуманитарных наук», в то время как Стивен Коннор (2008) определил, «вещественный поворот» в философии и культурологии и Джуди Вайкман (2002: 361) отметил возрастающую роль материальной культуры в социальной антропологии. Это наделяет «гайки и болты» технологии более важным значением, но оставляет нетронутыми сами техники и методы.

 

             Вещи обладают ценностью быть престижными, но методы имеют статус наказания. Они «получили особенно плохую трактовку в руках ученых» (Лемонье 1993: 2). Еще для Пьера Лемонье, это точно те методы, которые умоляют наш анализ, ибо они однозначно социально ангажированы. Другие теоретики идут гораздо дальше; это социальные спектакли, которые производят нас самих (Серре 1982: 91), Фуко, несомненно, согласия бы с этим. Именно эти методы он последовательно обрисовал; предупреждая нас о  жизненной важности этого, ранее не выявленного предмета («Надзирать и наказывать» упоминает применение различных методов и техник на  примере девяноста шести отдельных случаев, а «Безопасность, территория, население» на  восьмидесяти). В самом деле, Латур (2005: 76) очень созвучен с Фуко «в настоящее время в классический» статус его работы по материализации нематериальных технологий, включены интеллектуальные технологии. В настоящее время научная Вселенная зациклена на вещах, Фуко возвращает нас к одной из забытых областей технологического; исследованию слепого пятна техники (смотри также Джерри 2003).

 

             Могут ли методы быть столь существенны как вещи? Можно ли сравнивать дисциплинарные техники с технологическими чудесами, такими  как паровоз и микроскоп? По этому вопросу Фуко (1979: 225)  колеблется: «Они гораздо меньше, и все же, в некотором смысле, они гораздо больше». Дисциплинарные техники паноптизма фокусируют на себе гораздо меньше внимания, чем физические объекты, например доменные печи и паровые двигатели (Фуко 1979: 224). Это прискорбно, поскольку они представляют собой «настоящий технологический взлет в производительности власти» (Фуко 1980: 119):

 

             Мы часто говорим о технических изобретениях семнадцатого века - химической, металлургической технологиях – но,  при этом, мы не упоминаем техническое изобретение новой формы управления человеком,  которая контролирует всю его многосложность, использует его по максимуму, улучшает продукты его труда и любую деятельность вообще, все  благодаря системе власти, которая позволяет полностью управлять им (Фуко 2007: 146).

             

             В этом утверждении находится важный момент. По словам Фуко, предшествующее академическое проявление власти, было нацелено на поддержание этой бесконечной смены монархов и генералов. Ученые изучали либо большое признание или получали большие учреждения; осуществление власти редко обсуждалось, следовательно знание и власть пересекались гораздо меньше (Фуко 1980: 51). Понимание именно этих механизмов и методов перевернул Фуко (2003b; 2009: 150) Как он выразился: "Случаи в уголовно-исполнительной системе убедили меня в том, что вопрос о власти необходимо было сформулировать не столько с точки зрения правосудия, сколько с точки зрения технологии» (Фуко 1980: 184).

 

             «Надзирать и наказывать» идентифицирует методы, благодаря  которым, субъекты становятся послушными путем осуществления дисциплинарной власти (Фуко 1979: 138). Опоясанные механизмом господства, люди могут быть предсказуемыми, контролируемы, трансформируемы и используемы. Как мы видели, это было возможно благодаря опоре на новую технологию проектирования, в которую были помещены тела (Паноптикум), эти тела затем отрегулированы с помощью новых технологий кодирования (расписание, подпрограммы) и тела-объекты были  тренированы (стрельба из винтовки), дополнены различными техниками (надзор, документация, экзаменация). С помощью этих технологий и методов тела становятся видимыми, политически податливыми и экономически продуктивными. Техники и методы выходят на первый план. Через них осуществляется власть (Фуко 1990: 11). Таким образом, Фуко поставил вопрос о техниках и методах, постоянно присутствующий в его работах. Посредством него, он имел в виду специфические практики, которые конкретизируют особыми способами политическую рациональность и связь индивидов с социальными коллективами.

 

             Бруно Латур (2005: 86) предположил, что этот аспект исследования Фуко, анализ самой сущности власти, был забыт в англоязычном мире, но его послание не было забыто акторно-сетевыми теоретиками. «Единственный способ понять, как власть оказывает влияние на местном уровне, это принимать во внимание все то, что было вложено в эту сторону, то есть, по существу методы и техники» (Латур 1986: 277). Власть - это просто их эффект (Латур 1986; Фуко 1979: 27). Однако, нам следует отметить различия в акцентах. Интерес Фуко был в том, каким образом и какими методами осуществлялась ресоциализация человеческой субъективности; АСТ больше интересуется  каким образом и с помощью каких техник социализируются  неодушевленные объекты (предметы - прим. пер.) (Латур 1999: 197). Тем не менее, влияние Фуко очевидно. Статья закона о контроле удаленных португальских колоний (Закон 1986b) является хорошим примером. Колонии требовали строительства кораблей, которые могли бы защитить моряков от врагов и стихии. Суда должны были быть способны покрывать огромные расстояния с коммерчески жизнеспособным количеством груза. Это привело к необходимости создания навигационного инструментарий, который был прочным, портативным и надежным. Закон (1986а: 17) расширяет комментарии Фуко об обучении людей пользоваться технологиями, раскрывая тему развития «послушных устройств»,  таких как астролябии (смотрите также Каллон (1991: 151) в «послушных агентах»). 

 

 

             Влияние Фуко на АСТ

 

             В то время как Фуко имеет канонический статус в Surveillance Studies (Наблюдательные Исследования – прим. пер.), его известность в ИНТ значительно ниже. Это особенно странно, учитывая его глубокое влияние на АСТ, которое господствовало в рамках ИНТ в течение двух десятилетий. Мы будем рассматривать интеллектуальный долг АСТ перед Фуко со ссылкой на ее ведущих фигур: Латура, Лоу и Каллона. Мы будем делать это путем изучения темы власти, ресурсов, характера социального, не-человеческих организаций и технологической нейтральности. Эти темы были выбраны, поскольку они составляют основу того, что ведущие действующие лица АСТ принимают их как действительно существующие. Лоу (1992), например, суммирует основные принципы АСТ таким образом: это центрированная заинтересованность в деятельности власти, а также представление социального как гетерогенной сети. Знание, действие и власть объясняются как ресурсное воплощенные сетевых эффектов (Лоу 1992: 381). Как мы увидим, все эти идеи созвучны с идеями Фуко. 

 

             АСТ разделяет определение власти Фуко(1982) как способности влиять на действия других (Латур 1986: 265). Успех, поэтому, измеряется таким же образом. Дисциплинарные результаты власти в покорении противников. Как и Фуко (1979: 27), АСТ рассматривает власть как эффект, а не причину, а также как стратегию не-собственности (Лоу 1986a). Понятие власти, работающей через сеть также присутствует в мысли Фуко (1980: 98): "Власть должна быть проанализирована как нечто, циркулирующее, или, скорее, как нечто такое, что  только функционирует в виде сети. Она никогда не локализовалась здесь или там, никогда не была в чьих-либо руках, никогда не присваивалась как товар или часть богатства. Власть используется и осуществляется через сете-подобную организацию». Сравнение Латура (1991: 110): «Власть не является собственностью какого-либо одного из этих элементов, но всей сети «человеческих и нечеловеческих акторов одновременно». Для Фуко (1994b: 345), как и для AСT эта сеть гетерогенна: «[В]ласть отношений коренится во всей сети социального», в «множественной сети различных элементов» (Фуко 1979: 307). Люди и вещи не заполняют пустоту; а они занимают «гетерогенное пространство» с различными участками через их отношения» (Фуко 1986: 23). Фуко пользуется сетью (1990: 46) для описания социальных формаций, таких как семья, а также для описания нашей социальной ситуация в более широком смысле, «[н]астоящая эпоха, возможно, будет в первую очередь эпохой пространства… Я считаю, что мы сейчас находимся в точке, когда наш опыт мира меньше чем продолжительная жизнь развития во времени сети, которая соединяет точки и пересекается со своими собственным прядями» (Фуко 1986: 22). 

 

             В «Надзирать и наказывать» (1979), «Власти/Знании» (1980) и «Дисциплинарном обществе (1997a), Фуко обсуждает ресурсность власти, и в начале тома «Истории сексуальности» (1990: 140), он напоминает нам, что власть становится возможной только через организационные концепты (конкретные договоренности). То есть, власть «не есть силовая сеть, а многогранная сеть разнообразных элементов - препятствия, пространства, учреждения, правила, дискурсы... стратегическое распределение элементов различной природы и уровней» (Фуко 1979: 307). Это именно то, что теоретики АСТ принимают как имеющее место быть в социальном, «ничего, кроме структурированных сетей разнородных материалов» (Лоу1992: 381,). АСТ также полностью соглашается с понятием ресурсов власти Фуко. Латур пишет: 

 

               Отбросив все наши устройства, социальное взаимодействие будет ограничено только очень короткими социальными связями, непродолжительными по времени, местными, неподготовленными, межличностными взаимодействиями… Когда применяется власть, это значит, что созданных социальных связей недостаточно... Именно тогда, когда власть осуществляется через вещи, которые не спят и сообщества, которые не ломаются, она может длиться дольше и расширяться дальше, и для этого, конечно же, связи состоят из другой субстанции, нежели социальные договоры и социальные необходимости. (Латур 2004 : 225).

 

             Работы Фуко щепетильны к способам, которыми субъекты становятся объектами и способам, которыми объекты действуют посредством предметов. Колин Гордон (1980: 238-39) обращает внимание на важность этого взаимодействия. Фуко не утверждает «радикальной автономии» «человека от физических технологий»; кроме того, он игнорирует «этическую поляризацию отношений субъект-объект». Господство, в конце концов, одновременно и субъективация и объективация. Гордон отправляет нас к обсуждению Мишелем Фуко «Человека-Мишины», хотя его поздние рассмотрение «объект-телесной артикуляции» является более уместным. Фуко утверждает, что ранняя модерная идея человека-машины имел два агента влияния, анатомо-метафизический идущий от  Декарта и доработанный более поздними философами и врачами, а также технико-политический, берущий начало с армии, но распространившийся в школах и больницах. Первый направлен на то, чтобы  сделать тело предсказуемым, последний полезным. Один из них был направлен на осмысление, другой на контроль. Человек может рассматриваться как машина, с телодвижениями, работающими его как часовой механизм: «человеческое тело вступило в машинерию власти, которая исследует его, разбивает его на части и перестраивает»  (Фуко 1979: 138). Фуко продолжает в том же духе со ссылкой на «Ordonnance du 1er janvier 1766, pour régler l’exercise de l’infanterie»[1], оружие учили правильно хранить, обучали точной наводке, стрельбе и перезарядке винтовок. Здесь тело относится к манипулируемым объектам в определенном кодифицированном виде. Другой пример касается прусских военных регламентов 1743 года, которые предусматривали шесть этапов для приведения оружия к ноге, четыре для его выдвижения и тринадцать для  его поднятия на плечо. В этом процессе солдат и винтовки слиты воедино, множественное становится единичным, все обеспечивается властью, которая действует по всей наружности. Вместе они становятся «тело-оружием, тело-инструментом, тело-машинным комплексом» (Фуко 1979: 153). Латур (1994: 32) также писал о комбинации личности и огнестрельном оружии, как  о большем чем сумма его частей, описывая результат как «огнестрельного гражданина.» Анализ Латура, как в прочем и Фуко, тщательно избегает моралистических коннотаций, которые сосредоточены исключительно на пользователях технологии («люди убивают людей») и ресурсных коннотаций ориентированных только на используемой технологии («оружие убивают людей»). Ни то и ни другой  анализ не затрагивает сущностную сторону, субъектов или объектов, он является гибридным. Что самое основное в посреднической роли техники. Они (мыслители – прим. пер.) утверждают, что основным мы можем назвать распределительную заорганизованность («люди с оружием убивают людей»).

 

             Тем не менее, как и Латур (2002), Фуко определит моральный аспект технологии гораздо позже. Фуко убедительно (1979: 223) ссылается на мораль как «совокупность врачебно-политических методов». Здесь он добавляет свои аргументы в помощь всем тем, кто выступал против наивного представления о технологической нейтральности: техники как простого инструмента, простого средства для достижения цели. Вместо этого,  техника и технологии позиционируется как политические акторами. Возможности и результаты переплелись. Такие устройства, как стетоскоп, разработаны, чтобы делать конкретные вещи, совершать определенные действия. То есть, существует мораль артефактов, которая влияет на значительные преобразования. Как уже отмечалось, институциональные образования также включены в нее. Фуко (2007: 149) пишет, что «[а]рхитектура больницы должна быть агентом и инструментом лечения». Тюрьма рассматривается, «как инструмент и вектор власти» (Фуко 1979: 30). Камера выступает в качестве морального агента, фундаментальной дисциплинарной структурой, обязательной для изоляции, рефлексии и трансформации. Это «инструмент, с помощью которого можно восстановить как  и homo oeconomicus (человек экономический – прим. пер.), так и религиозное сознание», способ, с помощью которого тело и душа работают на изготовление девиантного субъекта как модели гражданина (Фуко 1979: 123). Надзирателю не нужно прилагать никакие усилия, «это обеспечивается материальностью вещей» (Фуко 1979: 239). Стены наказывают. Камни могут заставить людей быть послушными и предсказуемыми.

 

             Исследователи АСТ отмечают свое сходство с Фуко. Каллон (1986а: 196) представил преобразование социологии в новую социологию власти. Она станет известной позже как АСТ. Его программная статья указывает на прародителя АСТ. В своих заключительных комментариях по поводу этого перехода, как власть реализуется и как контролирует поведение других, он направляет своих читателей к последней ссылке: «Эта точка зрения связана с понятием политической экономии энергии, предложенной Мишелем Фуко» (Каллон 1986b: 230). Латур (1986: 279) обсуждая власть, приходит к такому же выводу, результатом анализа АСТ является «по сути тот же самый результат, который получен Мишелем Фуко…. когда он испаряет понятие осуществления власти проводимой через силу, в пользу диффузной микро-власти, осуществляющуюся через многие технологии дисциплины и держании в узде». То есть, AСT «просто расширение понимания Фуко многих техник, используемых в машинах и точных науках». Лоу (1992: 388) предлагает еще одну точку соединения, когда определяет процессы трансляции, «как дискурсы Фуко, которые разветвляются и воспроизводят себя самое в ряде сетевых запросов или локаций».

 

             Что в АСТ может быть оригинальным? Лоу (1992: 387) предлагает, что не существует отчетливых онтологических различий между субъектом и объектом, это «аналитическая радикальность». Как показано в «Надзирать и наказывать» эта позиция уже была принята. Лоу (1992: 389) добавляет, что реляционный материализм АСТ может быть лоигинальным, под ним он понимает настойчивое требование просмотреть как людей, так и вещи, как части социо-научной истории. Но, вспоминая труды Фуко о гетерогенности, материальной ресурсности и сетях - это утверждение покажется спорными. Действительно, Лоу (1994: 11) позже напишет, что реляционный материализм не является чем-то уникальным только для AСT, эту способность он разделяет с Фуко и другими звездами ИНТ, такими как Донна Харауэй и Мадлен Акрич. В более поздних трудах AСT предлагается как краткая версия размышлений Фуко на тему дискурса и эпистемы (Лоу 2007: 6). Реальной точкой ухода является методология, а не концепция. Фуко копанет события в прошлом, АСТ «рассматривает эмпирическую информацию о процессах трансляции» в настоящем (Лоу 1992: 387). По большей части, - и это кажется справедливым, что мы игнорируем интервью с Фуко, более короткие работы Латура (1988) и  «исторические» фрагменты Лоу (1986b) - Фуко был в архиве, тогда как теоретики АСТ трудились «в поле». В интервью с Латуром (2003: 16) принесли некоторые разъяснения о работе всей его жизни. Он описал свой длительный проект как анализ узлов современной цивилизации и транс-генерации: в науке, религии, праве, технике и технологиях. Опять же, это довольно близко к основным проблемам Фуко. Возможно, методологические различия, такие, как они есть, являются менее значимыми, чем политические причины, которые кажется, управляют ими. Раскопки Фуко показывают нам, что наши социальные механизмы могут быть разными, потому что прежде были разными, в то время как AСT показывает нам, как достигается власть и как строятся новые миры. Каждый из них, по-своему, предлагают возможность альтернативы.

 

             Прежде чем ИНТ и AСT возникли, Фуко уже высказал мнение, что ни деятельность, ни мораль не являются исключительной прерогативой человечества. Аналогичным образом, до того как Латур (1991) написал «Технологии делают общество прочным», Фуко уже показал нам «решающую роль технологических процедур и аппаратов в организации общества» (Мишель де Сирто 2000: 187). Люди не могут абстрагироваться от самих технологий, которые помогают создавать их самое. Материальные нужды. Поэтому,  распространенность таких слов, как аппарат, контрольно-измерительные приборы, механизмы, машинерия, техники, технологии и технополитика по всей книге «Надзирать и наказывать», фиксируют «молчащих агентов его истории» (Мишель де Сирто 2000: 185). «Показав, в одном случае, гетерогенные и двусмысленные отношения между машинами и идеологий», пишет Мишель де Сирто (2000: 189), «Фуко конституировал новый объект исторического исследования: это зона, в которой технологические процедуры имеют специфические эффекты власти, повинуясь логическим динамизмам,  которые специфичному для них, и порождающих фундаментальный поворот в сторону юридических и научных учреждений». Понимание аппарата (диапозитива) Мишелем Фуко, здесь принимает центральное значение. Его полное определение данного термина можно найти в «Исповеди плоти»:

             

             То, что я пытаюсь схватить этим термином, во-первых, тщательно гетерогенный ансамбль, состоящий из дискурсов, учреждений, архитектурных форм, решений регулирующих органов, законов, административных мер, научных положений, философских, моральных и филантропических суждений - короче говоря, высказать больше чем недосказано. Таковы элементы аппарата. Само устройство представляет собой систему отношений, которые могут быть установлены между этими элементами (Фуко 1980: 194).

             

             Сравните, еще раз, теоретики АСТ о природе социального говорят следующее: «Агенты, тексты, устройства, архитектура, все порожденное, образует часть, и имеет важное значение для социальной  сети» (Лоу 1992: 379).

 

 

             Заключение

 

             В этой статье выдвинуты аргументы в пользу серьезного принятия Фуко как теоретика технологии. Лишь в редких случаях он признается в качестве такового. Это странное упущение, учитывая тот факт, что Мишель Фуко фиксировал большую часть своей концептуальной терминологии в области технологий. Этот словарь был необходим, поскольку технология служила линзой, сквозь которую он понимал мир. Технологии транслируют действия. Через них самих и схожими методами мы понимаем, трансформируем себя и других. Они играют решающую роль в конституции субъекта и в строительстве общества. Понимая это, Фуко (1997а), расположил свои интеллектуальные поиски в рамках границ технологии. Поэтому, мы должны понимать технологию, если мы хотим постичь его мысль. Это положение имеет особое значение для его основной заботы: власти. Для Фуко власть несть возможность, находящаяся в руках отдельных индивидов, а интерактивный эффект, распространяемый через гетерогенные сети, объединяющие в себе сочетание людей и вещей. Технологии и техники выходят на первый план в качестве создателей, носителей, а также передатчиков властных отношений (Фуко 1979: 201; Фуко 1984). Они являются средством, с помощью которых осуществляется власть и, сами по себе есть ее субстанциональность.  Это было признано исследователями АСТ, которые с пользой применили идеи Фуко, чтобы осветить производство научных знаний и создание технических артефактов в диапазоне эмпирических тематических исследований. В этом процессе они стали одной из ведущих школ в рамках ИНТ.

 

 

             Библиография

 

             Bijker, W. E. 1995. Of Bicycles, Bakelites and Bulbs: Toward a Theory of Socio-Technical Change. Cambridge, Mass .: MIT Press.

               Bleakley, A. and J. Bligh. 2009. "Who can Resist Foucault ?," Journal of Medicine and Philosophy 34 (4): 368-83. http://dx.doi.org/10.1093/jmp/jhp028

               Callon, M. 1986a. "The Sociology of an Actor-network: The Case of the ElectricVehicle "in Mapping the Dynamics of Science and Technology: Sociology of Science in the Real World, ed. M. Callon, J. Law, and A. Rip. London: Macmillan, 19-34.

               1986b. "Some Elements of a Sociology of Translation: Domestication of the Scallops and the Fishermen of St Brieuc Bay, "in Power, Action and Belief, ed. J. Law. London: Routledge, 196-233.

               1991. "Techno-economic Networks and Irreversibility," in A Sociology of Monsters: Essays on Power, Technology and Domination, ed. J. Law. London:  Routledge, 132-61.

               Connor, S. 2008. "Thinking Things," Plenary lecture, 9th annual conference of the European Society for the Study of English (ESSE), Aarhus, Denmark, 25 August. Available at http://www.stevenconnor.com/thinkingthings/ (accessed August 17, 2011).

               De Certau, M. 2000, "Micro-techniques and Panoptic Discourse: A Quid Pro Quo," in Heterologies: Discourse on the Other, trans. B. Massumi. Minneapolis: University of Minnesota Press, 185-92.

               Foucault, M. 1979. Discipline and Punish: The Birth of the Prison, trans. Alan Sheridan. New York: Vintage Books.

               1980. Power / Knowledge: Selected Interviews and Other Writings 1972-

               1977, trans. C. Gordon. New York: Pantheon.

               1982. "How is Power Exercised ?," in Michel Foucault: Beyond Structuralism and Hermeneutics, ed. H. Dreyfus and P. Rabinow. Chicago: University of Chicago Press, 216-26.

               1984. "What is Enlightenment ?," in The Foucault Reader, ed. P. Rabinow.

New York, Pantheon Books, 32-50. . 1986. "Of Other Spaces," Diacritics 16 (1): 22-27. http://dx.doi.org/10.2307/464648

               1988. "Technologies of the Self," in Technologies of the Self, ed. L. Martin, H. Gutman, and P. Hutton. Amherst: The University of Massachusetts Press, 16-49.

               1990. The History of Sexuality, vol. 1. New York: Penguin.

               1994a. "The Birth of Social Medicine," in Power: Essential Works of Foucault 1954-1984, vol. 3, ed. J. D. Faubion. New York: The New Press, 134-56.

               1994b. "The Subject and Power," in Power: Essential Works of Foucault 1954-1984, vol. 3, ed. J. D. Faubion. New York: The New Press, 326-48.

               1994c. "Truth and Power," in Power: Essential Works of Foucault 1954-1984, vol. 3, ed. J. D. Faubion. New York: The New Press, 111-33.

               1997a. "The Punitive Society," in Ethics: Subjectivity and Truth: Michel Foucault on Truth, Beauty, & Power 1954-1984, ed. P. Rabinow, trans. R. Hurley. London: Penguin, 23-39.

               1997b. "Subjectivity and Truth," in Ethics: Subjectivity and Truth: Michel

Foucault on Truth, Beauty, & Power 1954-1984, ed. P. Rabinow, trans. R. Hurley London: Penguin, 87-92.

               2000. "Space, Knowledge, Power," in Power: Essential Works of Foucault 1954-1984, ed. J. Faubion. New York: The New Press, 349-64.

               2002a. The Archaeology of Knowledge. London: Routledge.

               2002b. The Order of Things. London: Routledge.

               2003a. The Birth of the Clinic. London: Routledge.

               2003b. Society Must Be Defended, trans. D. Macey. London: Penguin.

               2006. History of Madness, trans. J. Murphy and J. Khalfa. London: Routledge.

               2007. "The Incorporation of the Hospital in Modern Technology," in Space,

Knowledge and Power: Foucault and Geography, ed. J. W. Crampton and S.Elden. Aldershot: Ashgate, 141-52.

               2008. The Birth of Biopolitics: Lectures at the College de France 1978-1979,  trans. G. Burchell. Basingstoke: Palgrave Macmillan.

               2009. Security, Territory, Population: Lectures at the College de France 1977-1978, trans. Graham Burchell. New York: Picador. London: Routledge, 234-63.

               1991. "Power, Discretion and Strategy," in A Sociology of Monsters: Essays on Power, Technology and Domination. London: Routledge, 165-91.

               1992. "Notes on the Theory of the Actor Network: Ordering, Strategy, and Heterogeneity, "Systems Practice 5 (4): 379-93. http://dx.doi.org/10.1007/BF01059830

               1994. Organizing Modernity. Oxford: Blackwell.

               1999. "After ANT: Complexity, Naming and Topology," in Actor Network Theory and After, ed. J. Law and J. Hassard. Oxford: Blackwell, 1-14.

               2000. Aircraft Stories: Decentering the Object in Technoscience. Durham, N.C .: Duke University Press.

               2007. "Actor Network Theory and Material Semiotics," Available at http: //www.heterogeneities.net/publications/Law-ANTandMaterialSemiotics.pdf (accessed23 July 2012).

               Lemonnier, P. 1993. "Introduction," in Technological Choices: Transformation in Material Cultures Since the Neolithic. London: Routledge, 1-35.

               MacKenzie, D. 1990. Inventing Accuracy: An Historical Sociology of Nuclear Missile Guidance. Cambridge, Mass .: MIT Press.

               MacKenzie, D., and J. Wajcman, eds. 1985. The Social Shaping of Technology. Milton Keynes: The Open University Press.

               Olsen, B. 2006. "Scenes from a Troubled Engagement: Post-structuralism and Material Culture Studies, "in Handbook of Material Culture, ed. C. Tilley, W. Keane, S. Kuechler, M. Rowlands, and P. Spyer. London: Sage, 85-103.

               Pinch, T., and F. Trocco. 2002. Analog Days: The Invention and Impact of the Moog Synthesiser. Cambridge, Mass .: Harvard University Press.

               Rajchman, J. 1984. "The Story of Foucault's History," Social Text 8: 3-24.

               Rooney, D. 1997. "A Contextualising, Socio-technical Definition of Technology: Learning from Ancient Greece and Foucault, "Prometheus 15 (3): 399-407. http://dx.doi.org/10.1080/08109029708632084  

               Serres, M. 1982. Hermes: Literature, Science, Philosophy. Baltimore: Johns Hopkins University Press.

               Sterne, J. 2001. "Mediate Auscultation, the Stethoscope, and the 'Autopsy of the Living ': Medicine's Acoustic Culture, "Journal of Medical Humanities 22 (2):115-36. http://dx.doi.org/10.1023/A:1009067628620

               2003. "Bourdieu, Technique and Technology," Cultural Studies 17 (3/4):

367-89. http://dx.doi.org/10.1080/0950238032000083863a

               Verbeek, P. 2005. What Things Do: Philosophical Reflections on Technology. University Park: Pennsylvania University Press.

               Wajcman, J. 2002. "Addressing Technological Change: The Challenge to Social Theory, "Current Sociology 50 (3): 347-63. http://dx.doi.org/10.1177/0011392102050003004

               Winner, L. 1977. Autonomous Technology: Technics-out-of-Control as a Theme in Political Thought. Cambridge, Mass .: MIT Press.

 

---