Онтологические прогулки

Константин Фролов «Горизонты возможного. Очерки аналитической метафизики», СПб, «Геликон Плюс», 2018.

            Книга эта в полном смысле слова философская, – в ней нет истории философии или характеристик места философии в культуре, но развёртывается свободное и автономное рассуждение. Кроме того, книга классична по проблематике и дискурсу, а её стиль – это трезвый разговор без фамильярности. Следует помнить, что вменяемость, ответственность, рефлексия и стремление к ясности для философских текстов стандартами не являются и не должны ими быть. Тем более сложной становится задача автора, стремящегося в своей работе воплотить именно эти черты. Если принять во внимание и небольшой объём книги (чуть больше 7 п. л.), исчезающий на фоне томов сочинённых и сочиняемых щедрыми на слова усидчивыми коллегами, то перед нами почти беспрецедентный случай. В самом деле, в книге сказано о метафизике вообще, о возможности, детерминизме, времени, фактах, истине, умозрительных науках, законах природы, ощущениях и отождествлениях, и сказано по существу и о тех сторонах, которые не очевидны, и то, что не очевидно. Условная стирательная резинка работала здесь больше, нежели условный карандаш.

            Кратко о метафизике. Метафизика – это божественная наука о бытии, т. е. о том, что есть в некотором подлинном смысле. Поэтому божественность здесь – это не метафора, ибо метафизика возможна только в предположении гаранта подлинности, божественного разума, которому наш, человеческий разум отчасти подобен. Этот разум создал мир, предварительно узрев его во всех частностях и деталях, используя для этого только лишь мысль. «Узреть» здесь – это уже метафора. Сверхразум вечен и бестелесен, совершенен и самодостаточен, творит мир в силу своей всеблагости и своей природы творца. У него нет образов, подобных нашим – аналоговым, но только мысль, – отличная от нашей, ибо наша конечна, а мысль божества формирует любую вещь из бесконечного числа её качеств. Утверждать, что философ может пройти по тем тропинкам, по которым прошёл божественный разум, – это сильная заявка, но на неё отважились древнегреческие философы и создали целый ряд учений, которые объясняли устройство космоса вместе с устройством человека и общества. Величайший провал философии наступил как раз тогда, когда на сцене появились крупнейшие фигуры – Платон и Аристотель. Все вокруг знали, что нет людей мудрее, но никто не ходил к ним за советами ни по части теории космоса, ни по части организации общественной жизни. Тогда философы и начали создавать свою мстительную метафизику, задача которой состояла в том, чтобы невротизировать, прежде всего, элиты, а затем заставить их обратиться к специалистам по божественной науке. Платон – этот главный агент рессентимента – создал образ философского бога, а его ученик Аристотель тщательно продумал его концепт. Просуществовал он до эпохи Просвещения, а именно, до Канта, критика которого и то не сразу взяла верх над метафизикой, будучи поначалу оттеснена романтической версией сверхразума. Но без такого разума, нет, увы, никакой настоящей метафизики, хотя «ненастоящая», всё же, возможна, если на место сверхразума попытаться поставить свой собственный, – какой у кого есть. В представленной книге Констатин Фролов проделывает эту операцию с самим собой, поверяя своим и только своим разумом традиционные проблемы метафизики, так что гарантом подлинности открываемого бытия выступает только он сам. Необычайная ценность книги для интеллектуального опыта читателя в этом и состоит, ведь нам интереснее всего то, что думают другие и, по-возможности, толковые люди о вещах, о которых думаем мы сами.

            А о чём мы думаем? Безусловно, о многом. Часть оставим за скобками, а в остальном постараемся отгородиться от предметов, заставляющих думать наиболее интенсивно и изощрённо, т. е. о деньгах, о власти, и о славе – в тех или иных изводах этих центральных экзистенциалов традиционной элиты, ставших сегодня комическим образом, экзистенциалами широких масс. Если после такого отгораживания ничего не остаётся, то тут уж ничего не поделать. Но у кого-то, конечно, остаётся. И это – вопросы общего отношения к миру в аспектах, которые я уже выше упоминал: что есть в подлинном смысле, а что только во временном и ненастоящем, что возможно, есть ли у нас свобода, кто задаёт время нашей жизни и время жизни мира, что такое факты и как определять, истинны они или нет, какие вещи истинны всегда и навсегда, и в каком виде мы можем открыть и познать законы природы, есть ли мир то, чем он нам является в наших чувствах, и как могут разные вещи быть одним и тем же. Расцвет наук в последние 200 лет и жестокая ультрарациональная социальная практика вытравили из нас интерес к рассуждению на указанные темы, оставив их профессиональным философам. Лишь искусство продолжает сообщать нам что-то на эти темы, причём упрощённо и схематично, вследствие чего современное философское отношение к миру формируется в эстетической форме. Книга Константина Фролова ведёт в направлении, противоположному этому мейнстриму, к восстановлению «общегражданских» прав философии как умения расставлять слова из соответствующего словаря в правильном порядке, т. е. к построению дискурса индивидуальной метафизики вопреки всем ухищрениям якобы концептуальной образности искусства с его прекрасным, соразмерным и гармоничным, или же, наоборот, дисгармоничным и препарированным безобразным, а также вопреки профессиональной искушённости профессоров философии. Но что заставляет нас к этому стремиться?

            Страх, как считает Константин Фролов, выступал в роли главного генератора нашей ориентации к познанию, он является источником того любопытства, которое человеческому роду в высшей степени свойственно. Страх этот не есть конкретное эмоциональное состояние. Философский концепт страха воплощает в себе знание о возможности потерпеть неудачу вследствие недостаточной рациональности действия или бездействия, которое ты осуществляешь. Кроме разума у нас нет других средств найти стратегию, позволяющую уменьшить вероятность наступления тех или иных неприятностей, поэтому люди до неприятного рациональны. Правда, каждый, по своему, т. е. исходя из своей системы оценок и приоритетов, своего опыта. Человек, не умеющий пользоваться разумом, попадает в неприятные ситуации с вероятностью 50%, равно как и тот, кто разумом пользоваться умеет, но лишён страха, т. е. неприятных ситуаций (в которых ещё не был) не боится, а потому не имеет мотива их избегать. С первым случается то, чего он не хочет, а второй не может решить, чего он хочет. Но первый не способен извлечь уроки из печальных последствий, чтобы наперёд действовать иначе, а второй, всё-таки способен, ведь не бояться – не значит не страдать от неприятностей. Такой бесстрашный становится, поэтому,  дискурсивно рациональным, объясняя себе самому природу блага и зла не в терминах эмоций их ожидания, а в терминах самих вещей – радующих, или же, напротив, причиняющих страдание. Поэтому философия издревле была занятием аристократа, достоинство которого не позволяет бояться, но также и не позволяет предать забвению разум как наиболее существенную черту человека как такового. Ровно в этот момент создаётся дискурсивная и индивидуальная метафизика, сориентированная не только на себя, но и на других людей как носителей альтернативных систем чувствования и понимания. Такая метафизика есть моя общая теория мира, предметом которой становится его ненаблюдаемое нутро, все эти колёса, пружины, шарниры и валы, существование и свойства которых есть лишь моя гипотеза, готовая провалиться в любой момент, но гипотеза очень соблазнительная для меня, во-первых, как целостный образ мира, внешнего по отношению к «Я», во-вторых, как карта местности, на которой будут разворачиваться мои собственные действия.

            Метафизика, к которой зовёт читателя Константин Фролов, – это теория такого рода, версия личностной науки, элитарного знания, которое требуется человеку недюжинному. Каковы эти личностные теории в реальности – это уже другой разговор. Аутичный подпольщик, агент философского рессентимента источает свой яд в трактатах, которые не публикует из презрения к людям, мудрец радостный любуется травинкой и ни на что не претендует, а профессор осваивает грант. Романтические революционеры чувствуют в себе силу и дух истории, националисты – дух нации, бизнесмены-империалисты уповают на невидимую руку рынка и рациональность потребительского поведения, а маленькая девочка надеется ещё раз найти 100 рублей там, где нашла их вчера, почему-то полагая, что если они ей нужны, то они там и должны появиться. Игрок, которому повезло два раза подряд, уверенно делает ставку в третий, и на что-то подобное надеется и затевающий авантюру политик, которому повезло в двух предыдущих. Вот некто пишет донос или фальсифицирует бумаги, объясняя себе, что это вариант нормы, а также что он не волен отказаться, ибо тогда не получит премию и не сможет произвести выплату по кредиту, другой же, будучи избиваем, не даёт ложных показаний, ибо полагает, что важнее чести и репутации ничего на свете нет. Этот ряд примеров применения метафизических установок и собственно метафизики «в быту» можно продолжать. Все они придают разговору о метафизике, пусть и не о подлинной, т. е. не о божественной, а о нашей личной, вполне понятный смысл. И совсем не лишним для человека, претендующего на умение пользоваться разумом и хотя бы отчасти бесстрашного, будет способность понимать картину мира другого и сопоставлять её со своей, ибо только так мы и можем узнать, что такая картина мира у нас вообще есть, что она не абсолютна, и зависит от таких-то и таких-то факторов, т. е. так мы утрачиваем интеллектуальную наивность и научаемся подлинной разумности, поскольку состоит она в надлежащем обращении, прежде всего, со своими собственными разумом и волей.

            Могу констатировать, что книга Константина Фролова при простоте её языка и исключительной внятности изложения, каковые отражают стремление автора предстать перед читателем в качестве компетентного, но равного собеседника, с точки зрения академической науки безупречна. Чем она точно не является, так это популярной книгой по философии или сборником головоломок. Мастерство в выборе жанра заслуживает восхищения и делает книгу уникальной в ещё одном аспекте.

            Я советую прочитать книгу Константина Фролова всякому, кто, во-первых, хочет познакомиться с тем, что такое метафизические вопросы, а, во-вторых, надеется стать чуточку умнее. Первую задачу можно решить, обратившись ко многим книгам, вторую же –  лишь к очень немногим.