Комментарий | 0

Чёрный Предел Невозможного

 
 
 
 
сопротивляясь гидратации
 
а вода – тот же, в сущности, лёд.
 
агрегатных своих состояний
оставаясь заложником, – разве поймёшь:
Бог – и тело, и дух, – постоянно?..
 
для воды мы – такая же сельдь.
 
чёрт!.. – купаясь, опять не спросили:
почему-то по тонкому льду ходят  в с е,
а по ней – только Бог и Мессия...
 
 
 
Неизглаголанное
 
Когда сидишь под незажжёнными лампадами
в преддверье вечера, случается, заметишь щель,
и сквозь неё – летят, проскальзывают, падают...
 
Я посидел, да и пошёл гулять – на кладбище,
где тишина была настолько абсолютной,
что насекомые, казалось, режут сад пилой,
и все кресты звенят – свирелями и лютнями...
 
Я шёл и шёл, и вдруг увидел стаю ангелов.
 
Они висели на ветвях – хамелеонами,
неотличимые от сумеречных, розовых
оттенков неба, подтверждая небиблейский миф –
о странной склонности бессмертных сил к берёзам.
Меня мороз – от взглядов их, нечеловеческих, –
пробрал, и в лёгких стало мало кислорода...
Не приведи Господь – такое видеть вечером!.. –
шептал я, быстро удаляясь огородами.
Домой не помню, как дошёл, сверкая пятками,
всё видел бездны в их глазах, нечеловеческих...
 
И было утро.
И была Страстная Пятница.
И я купил просфору и поставил свечечку.
 
 
 
Пик августа
 
Пик августа. Подрагивая листьями,
уходит день по опустевшим улицам...
 
А я бреду за ним, шагами лисьими,
на встречу со своей бессмертной спутницей.
Дождь кончился. Все плоские поверхности
усеяны сферическими стразами,
что кажутся водой – живущим в вечности,
а нам – непозволительно-прекрасными.
Нимб солнца опускается за скверами,
слепя кварталы окнами вечерними...
 
Когда-нибудь я научусь, наверное,
и этому не придавать значения.
 
 
 
в канун Светлой седмицы
 
...а на Великдень успеваешь обдумать, за завтраком,
своих притязаний мелеющие перспективы:
к кому-то слетаются ангелы, демоны, Дух, дракон...
к тебе прилетает лишь то, что мертво и противно.
 
мы чтим мертвецов, но какими весами и мерами
измерить их путь, оставаясь при этом живыми?
и может ли Бог в человеческом видеть бессмертие,
когда человек и в божественном Бога не видит?..
 
 
 
весеннее эпистолярное
 
и в феврале, и в марте – те же сны, что в январе.
(нет приза – догадавшимся, что будет сниться в мае.)
сперва заходишь медленно; чем дальше, тем быстрей;
в конце – почти бежишь и всё равно не понимаешь...
 
отфильтровав, в укромном, сокровенные черты,
черты давно забытые, – к ним прикипаешь взглядом:
стеклянная бутылка. терракотовый кирпич.
расцветший одуванчик, упреждающий порядок...
 
прохожие приветливы. вечерний воздух густ.
быть может, это Африка. (а почему не Киев?..)
и травы на коричневом истоптанном лугу
такие невозможные.
                                         зелёные такие...
 
 
 
кладбищенские слухи
 
когда до нас дошли известия
о воскрешениях людей,
сначала многим стало весело:
мол, скоро двинемся в Эдем.
затем весёлые одумались,
иными овладел испуг.
мужчины баб назвали дурами
и раскумекали, что спуск
до преисподней – вероятнее,
чем вознесение в чертог:
и судьи нелицеприятные,
и нет приписок под чертой.
 
мы оробели с Митрофановной
и размышляем – как нам быть:
у нас ни мудрых корефанов нет,
ни толкователей судьбы...
лежим мы, рядышком с соседями,
над уровнем грунтовых вод,
и обсуждаем – Воскресение,
да как бы не было чего...
а Тимофеевна – поверила,
и Пётр с оторванной рукой...
лишь Вася холоден, как дерево.
а впрочем, он   в с е г д а   такой.
 
 
  
однажды вечером
 
нет, мы с тобой не станем человечнее, –
как говорил Чапай, идя в поход.
 
но Бог найдёт тебя однажды вечером
среди душицы, чины, лопухов,
склонится над тобой, с глазами матери,
в которых сотни любящих Отцов,
 
и всмотрится – покойно и внимательно –
в твоё окаменевшее лицо.
 
  
 
Зима в подземном городе
 
В подземном городе зима.
Но снег не выпал,
И земляное небо стало красноватым;
Сетями тромбов – в нём поблёскивают искры...
Все в антрацитовой пыли, бредут, со скрипом,
Как сквозь рулоны закопчённой стекловаты,
Мертворождённые альтисты и флейтисты.
 
Их чёрной музыке внимают молчаливо
Ряды фигур остановившихся прохожих;
На лицах – вязкий, не сменяющийся ужас.
Подземных сумерек приливы и отливы
Смывают краски и предохраняют кожу
От меланомы и от свежести.
 
Не тужась,
Трубят в валторны губы, – жёсткие, как камень.
Здесь нет таких, о ком бы можно «жили-были»
Сказать. – Здесь все мертвы с рожденья,
Даже кошки.
Плач чёрных ангелов сильней терзает память; –
Они сложили перепончатые крылья...
 
Я вижу свет в почти заваленных окошках,
Но этот свет кровав.
Над городом – две тучки
Полурастерзанными тушками повисли.
Здесь есть грибы, но нет – ни ветра, ни растений.
Здесь обитателям – ни весело, ни скучно
В подземных хижинах...
 
И страшно и помыслить,
Что здесь случится, если грянет – Воскресенье.
 
  
 
рисунки на изломе рабочего дня
 
...а мы буквально на секунду отвлеклись,
прихлопнув мысль об устоявшейся погоде, –
и вот: оттенка мандаринового лис,
наш интерес заметив, неспеша уходит
в переплетение крапив и ежевик,
куда прохожих и коврижкой не заманишь.
 
пологий холм недавно скошенной травы
уже усыпали цветы иван-да-марьи.
а дальше – плавней обнажающийся шельф
всегда готов – и к посевным, и к новым жатвам.
и плавники анорексичных камышей
к зелёным рёбрам так молитвенно прижаты...
 
 
 
Kyrie
 
они хотят надеяться... – так дай
надежду, что в какой-нибудь из дней
им выпадет примкнуть к Твоим стадам.
и пусть потом приходится краснеть
при виде фанатичных христиан,
забредших в фантазийные миры;
познав их, не один ересиарх
входил с землёй в решительный отрыв.
 
подай им денег, солнца и чудес,
(они так жаждут видеть чудеса!)
им кажется, что жизнь – контрольный тест,
который стоит верно написать –
и попадаешь в Царствие Твоё,
сам становясь почти божественным,
где каждый бродит с арфой и поёт...
 
дари их – слепотой. пожертвуй им
надежды весь запас, и даже сверх.
любовь – к себе, к Тебе, к пустым словам...
и веру.
 
и в конце тоннеля – свет
от лампочки в неполных 20 ватт.
 
 
 
отставшим от поезда
 
оторвать от насиженной ветки
руки ноги воскликнуть лови
и упасть в море яблок и света
под разнеженный снежный кальвиль
 
загореться пространством осенним
и в пустую прохладную ширь
отступить где сквозь выси просеянный
дождик вышел ладони сушить
 
или лодкой лежать кверху днищем
в разукрашенных тёрном кустах
где версту убежавшую ищет
опоздавшая в небо верста
 
 
 
аутоимунное
 
порой бывает, что лежишь, один, в постели:
болезнь сильна – и побеждает, и никто
не сознаёт, как терминально ты потерян, –
ни врач, ни друг, ни даже твой любимый кот.
 
и вот, оглянешься назад – а нет ни дома,
ни тех понятий, без которых дом – не дом,
как будто прошлого руда сварилась в домнах,
обессемерилась – в наследуемый долг...
 
нет, ты не пьян, но отчего-то едет крыша:
в твоём коктейле – одиночество и боль.
но не рассчитывай, что Он – придёт, услышит...
 
Он не придёт, – поскольку Он  в с е г д а  с тобой.
 
 
 
чёрный предел невозможного
 
проснёшься рано утром и – не важно, что болит, –
тотчас же погружаешься в спонтанное свечение,
предчувствуя себя, как лесом выращенный лист:
взметнувшись над суглинками, песчаниками, щебнями...
 
своих пределов контуры, и берегов иных –
заметишь, увлекаемый потоками весёлыми,
смывающими след твоей божественной волны,
в которой сохраняешься – живым ли, мёртвым – всё равно.
 
...а скажут, что похож на просветлённые умы:
никто тебе не надобен, и ничего не хочется...
неправда, что Бог любит одиноких и больных;
Он попросту не верит – ни в болезнь, ни в одиночество.
 
  
 
Искариот
 
Чарующе-тихо стекают багряные струи...
Нет, это не дождь, это – кровь предвечернего неба.
И если читатель решит, что отчаянно вру я,
То будет понятно, что в наших пенатах он – не был.
 
Когда – сквозь закрытые веки – на небо в алмазах
Ты сможешь взглянуть и, почувствовав сильную жажду,
Захочешь напиться, то вспомни: вода здесь – в три раза
Плотнее, чем кровь... – Так предсказано было однажды.
 
Из нескольких сотен, из тысяч, из ста миллионов
Других предсказаний, которые сделаны были, 
Лишь это – небесно-воинственные легионы
Пришли воплощать, не смущаясь путями – любыми.
 
И те, кто не верил, – ну, что же, – и дальше не верьте!
Сегодня – а, значит, всегда – уповая на чудо...
Но в мире, в котором есть всё, кроме собственной смерти,
Любой добрый плотник – со временем – станет Иудой.
 
И вот я стою, и стекают багряные струи...
И слышу, сквозь хлопанье крыльев и возгласы женщин,
Как близится Сын Человеческий – для поцелуя...
И небо становится – меньше...
                                                    и меньше...
                                                                           и меньше...
 
 
 
sfоrzandо
 
какой-то листик в небо бросился
видать бедняга осерчал
весна ведь милый это осенью
бросаться в небо при'дет час
 
весна грустят дрова каминные
огонь на вещность променяв
представь нас спящих под жасминами
четыре долгих летних дня
 
свернись любовь моя калачиком
дождь спор но не жестокосерд
и чубчики у одуванчиков
ещё не белые совсем
 
 
 
Апокрифическое послание Иуды
 
Кровь зазеленеет по весне.
Яблоки зардеются к закату.
Я повешусь ночью на молоденькой сосне.
День родится...
 
Вот и всё, ребята.
 
Солнце вспрянет из рассветных пут.
Поползень, найдя личинку, вспискнет.
На холме – иван-да-марьи заросли в цвету.
Над оврагом лопухи нависли...
 
Не бывает «мира без меня».
 
Я внезапно обнаружусь – рядом:
В стёклышке, блеснувшем у полёгшего плетня,
В ивах за кладбищенской оградой,
В повилики розовых цветах,
В силуэте завихрённой тучи...
 
Чем бы ни был я теперь, и чем бы впредь ни стал,
Всё равно – субстанцией текучей
Просочусь, просеюсь – в закрома
Сердца нестареющей Вселенной:
Разума заведомо-песчиночный формат
Делает его почти нетленным.
 
Неуничтожима наша суть.
 
Эй, тираны мира, – трепещите!
Жизнь себя отыщет непременно – где-нибудь...
Умирать легко. –
Скажи, Учитель.
  
 
 
пустующее стадо
 
...а ещё бывает, что накатит
 чувство удивительно-пьянящее, –
и летишь, как птица на закате,
прочь – от боли, прочь – от настоящего,
прочь – от не сгустившихся печалей,
что могли бы стать... вполне могли бы стать,
но не опылились и увяли
пустоцветной вязью на краю листа.
 
и такая лёгкость под лопаткой,
будто не рождался, истин не искал;
просто наблюдаешь за лошадкой,
что пасётся в поле, позади леска,
а за ней – пустующее стадо
в синеве невероятных градусов...
 
как же далеко (хотя и рядом)
любящим – до настоящей радости!..
 
 
 
thе piоus dеbаuchее
 
когда стоишь лицом к лицу, не увидать Лица.
что принесёшь с собой на Суд? ты верил в силу царств,
в упрёки мелочным богам, в молчание и труд...
сегодня ты здоров, богат; назавтра – хладный труп.
а люди – цепкие, как львы, и гибкие, как жесть.
и мы – такие же, как вы; и вы – такие же.
метём – и не жалеем мётл, и выполняем долг...
но приглядишься – и поймёшь, что это – лишь подол.
 
подол у Господа широк, велик Его покрой:
в нём уместится твой мирок и сто других миров.
теперь ты видишь всю тщету своих убогих дней:
не успеваешь снять картуз – и вот тебя и нет.
как безгранична красота для видящего сквозь!..
она приходит просто так – и каждый ржавый гвоздь
 становится вместилищем невыраженных чувств.
а рядом кто-то варит щи, провозглашает чушь...
 
остановись, почувствуй сам, – легко, как раз-два-три:
уменье делать чудеса, надеяться, творить –
так отодвинулось, ушло, что даже не понять –
зачем ты верил в эту ложь и презирал меня.
чему, чему ты отдавал терпение и страсть?
крестился, доверял словам, превозмогал свой страх...
здесь безразлична даже боль, которой ты объят.
 
доволен ли теперь твой Бог?
узнал ли Он тебя?..
 
 
 
299 декабря
 
зима задула свечи ноября,
подбросив горсть красноречивых знаков
(которые с тобой не говорят).
сосед завёл брехливую собаку.
подумалось (под лай дурного пса):
вопросов нет, и некому задать их...
 
набросив плащ, выходишь ночью в сад –
черпнуть неизъяснимой благодати
тех знаний, что переполняют мир, –
заученных, и всё же неизвестных –
застрявшим в списках ангелов с людьми,
в просторах стен и в тесноте небесной.
 
 
 
необратимость
 
если хочешь убедиться, что земля
проницаема, а ты – неуязвим,
если ты созрел для ягодных полян
и полночного мерцания в крови,
 
посмотрел наверх – и обнаружил спуск,
дождь пошёл, но капель что-то не видать...
заглянул – а твой пакет желаний пуст,
и внутри тебя – обычная вода,
 
если больше не стремишься жить с людьми,
нет охоты знать – куда тебя несёт,
 
устранить себя и уничтожить мир
очень просто:
 
 
           с д е л а й   п а у з у  –
 
 
                  ...............
 
 
                  И    В С Ё
 
 
 
 
негромогласное
 
окно открыто
если воздухом снаружи
наполнить лёгкие то кучевым стадам
скользящим вдоль и отражающимся в лужах
придётся сдаться и отправиться туда
где море ждёт полётов херринговых чаек
и без твоих сандалий выглядит больным
вдали от мест где ветер провода качает
и оглушительной природы тишины
 
 
_____________________________

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка