Умирая за сон золотой...
Марина Струкова (21/03/2012)
Весёлые кладбищенские лисы...
Весёлые кладбищенские лисы,
в могилах старых сделали жильё.
Заброшенного кладбища кулисы
освоило бесстрашное зверьё.
Когтями глина рыхлая разъята,
разбросана трухлявая щепа.
А огненные гибкие лисята
грызутся и катают черепа.
Пусть ближние не вырубят сирени,
пусть валятся забытые кресты,
но не скорбят разбуженные тени –
невольные соседи суеты.
И я порой догадываться рада,
что и могила – праху не тюрьма.
За гробом нет ни рая и ни ада,
а только эта лисья кутерьма.
Тепло ли тебе, девица?
Расставшимся со славою
с бесславием не справиться…
Страна золотоглавая
чужой свободой давится.
То слева кто-то целится,
то справа кто-то целится:
— Тепло ли тебе, красная?
— Тепло ли тебе, девица?
Все каменные норочки
заполнили разбойнички.
Там по ночам разборочки,
тут по столам покойнички.
В столице нежить греется,
заводит речи властные:
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло ли тебе, красная?
А на востоке горочки
под угольком Ичкерии.
И подгорели корочки
на хлебушке империи.
Где путь российский стелится,
там ставят мины частые.
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло ли тебе, красная?
А по задворкам мальчики –
романтики, фантастики.
На рукавах повязочки,
а на повязках свастики.
Там юным зверем щерится
заря огнеопасная.
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло ли тебе, красная?
Дрожит над миром марево,
Москва глядит растерянно.
И новой битвы зарево
плывет в зенит уверенно.
Русский, в русского не стреляй!
В час восстания грозный, дикий,
по колено в крови гуляй,
но запомни закон великий:
Русский, в русского не стреляй!
Будет знамени красный сполох,
черно-желтый и белый стяг.
Нас кремлевский политтехнолог
станет стравливать, чуя страх.
клевету чужаков услышишь
только мыслями не петляй.
Нас так мало осталось, слышишь –
Русский, в русского не стреляй!
Этот лозунг простой бесспорный
пусть в бою утвердят стократ
и соратник мой в форме черной,
и спецназовец, и солдат.
В испытаниях бесконечных
рода в сердце не разделяй
и не радуй врагов извечных –
Русский, в русского не стреляй!
В поле ветром
Вот и станем мы в поле ветром,
и никто не обидит нас
за неведомым километром
далеко от враждебных глаз.
И никто ничего не скажет,
даже мать и опасный Бог,
лишь полынник к песку приляжет
и качнется чертополох.
Поутру, ниже звездных лестниц,
наши братья – ковыльный шелк,
раскаленный да белый месяц,
молодой да зубастый волк.
Засвистит жаворонок ранний,
растуманится красный круг.
И не надо нам будет знаний,
только все мы узнаем вдруг.
Скучный алгебраический город...
Скучный алгебраический город
топчет геометрический лёд.
Ушлым смогом прохваченный холод
до усталых сердец достаёт.
Ежедневный прогноз обоснован.
Вновь заморский циклон за окном.
Но зимою иной очарован
ты бывал на кочевье земном,
той, степной, словно яблоко сочной,
и наивной, как первая страсть,
где стремился из бездны полночной
прилепиться к Руси и пропасть,
порождённый роящейся тучей,
и отправленный в нежный набег,
сладко тающий, льстиво текучий,
в колеях замирающий снег.
А росла я под яблоней «белый налив»
А росла я под яблоней «белый налив»,
в ожидании дивного дива,
и она, надо мною листву расстелив,
шелестела утешно-дремливо.
в ожидании дивного дива,
и она, надо мною листву расстелив,
шелестела утешно-дремливо.
Не запомнились дождь и осенняя грязь,
только мир совершенства и блага.
Лепестков розовато-жемчужная вязь.
Сока сахарно-кислая влага.
Мне под деревом этим не петь, не стареть,
но навек не забыть в одночасье:
сквозь цветущие ветви на солнце смотреть –
ощущение чистого счастья.
Переполнен ульями оставленный дом...
Переполнен ульями оставленный дом,
где прошло моё детство своим чередом.
где прошло моё детство своим чередом.
Там рои от морозов хранят.
Запах мёда и небо за пыльным окном,
грезят в сотах личинки младенческим сном,
зреет в жалах целительный яд.
грезят в сотах личинки младенческим сном,
зреет в жалах целительный яд.
Засыпая, невнятные хоры поют,
прославляя простой насекомый уют,
ожидая весенних лучей.
…Обречённость и необратимость судеб
ощущаются чётче от мысленных скреп
с жалкой грудой чужих кирпичей.
Для России рожай!
- Для России рожай! – Назидают друзья.
- Для России рожай! – Упрекают враги.
Мол, иначе спастись в лихолетье нельзя,
понаедут чужие – из дома беги.
Здесь давно все проблемы решают за счёт
женщин. Их отвечать за разлад приучив –
наклепают ещё, коль Кремлю припечёт,
наплодят, словно кошки, мозги отключив.
В нищету, на войну, в лагеря, на правёж.
И потом, как запахивают урожай,
так детей в эту землю уложат за ложь.
А сейчас говорят: для России рожай!
Говорит, что Россию спаивают евреи...
Говорит, что Россию спаивают евреи,
Словно к нему вламываются порой,
открывают рот и вливают водку. Они сильнее,
он, отбрыкиваясь, отплевывается, белый герой.
Не уходят, садятся рядышком на диване,
у соседей занять советуют поскорей.
Всё, что можно поджечь, нашёл и вылакал Ваня.
Приезжает нарколог и этот тоже – еврей.
Таджики подземелья
Их всё больше в подвале высотного дома,
одинакова форма, похожие лица,
пробираются толпами через границу,
чтобы стать мастерами метёлки и лома.
Дьявол знает, что мутят в своём подземелье,
варят ханку или укрывают шахидку,
или мирно на стенки облезлые плитку
клеят, дышат отбросами, пылью и прелью.
Оказалась столица резиновой всё же,
приняла, поглотила все орды и рати.
Так и платит собой толерантности ради,
у Москвы от славянства – ни рожи, ни кожи.
То заполнят проспекты, баранов кромсая,
то выходят с ножом на большую дорогу,
то мечеть им построй – негде плакаться Богу,
то тюрьму им открой – от закона спасая.
Все Советской империи блудные дети
набежали и требуют, просят заботы,
и в ответе русак за другие народы,
и никто никогда за него не в ответе.
Столица на Дону
У казака одна станица,
где встретил первую весну,
где старый дом в саду таится
и тень ладьи скользит по дну,
не в Третий Рим ведут дороги,
а тают в зарослях травы,
и нет ни дела, ни тревоги
до буйных прихотей Москвы.
Она за службу награждала –
кого в Гулаг, кого к стене.
Урок усвоен, рать устала
в чужой участвовать войне,
и перевёрнута страница,
пора начать ещё одну,
где казакам нужна столица,
своя столица – на Дону.
Я люблю тебя, степь
Я люблю тебя, степь.
Словно жизнь, словно смерть,
золотая и знойная твердь.
Ты мне мать, ты мне дом,
и курган со крестом
и рубеж с богатырским постом.
Нету кроме тебя
ни друзей, ни родни,
вся родня – над полями огни.
И никто не поможет,
никто не спасет,
только ветер тоску разнесет.
Я пойду далеко, я пойду высоко,
расступайся, туман-молоко.
Вот и солнце встает,
и пичуга поет,
и душа до небес достает.
Помолись ты мой свет
буйным ветром побед,
переливами молний вослед,
чтоб летел надо мной
только ангел степной.
и не нужен мне спутник иной.
Сон золотой
Призрак Солнца преследуя мыслью,
замер город под тусклой звездой,
здесь мечтатель, измученный жизнью,
отвечает за сон золотой.
Эти строки – указов короче.
Враг не знает, Россию сломив,
что реальности всякой жесточе
наш безумный волнующий миф.
Этот миф воплощался и прежде,
как святого восстания миг.
Да, мы – смертники ложной надежды,
камикадзе иллюзий своих...
Нам бы только мгновенье расплаты
чтобы веку скомандовать: Стой!
Чтобы вырвать чеку из гранаты,
умирая за сон золотой.
Последние публикации:
Не надо даже счастья… –
(24/01/2012)
Отступник, значит, верный. –
(19/01/2012)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
