Проза

Это было в середине девяностых, когда вся наша компания радовалась развалу Союза (сейчас – каждый второй) и надеялась стать долларовыми миллионерами (сейчас – каждый пятый).

Мы собрались втроём – Ибра, Батя и я, Мордатый. Ошибкой было то, что мы предоставили выбор девочек Бате, в чьём доме и находились. Поскольку он нам задолжал и взялся оплатить половину расходов, то настоял, чтобы  снять их в  хорошо ему известном баре. Мол, отсюда в двух шагах, бармен – свойский мужик, всё будет путём… Нам бы сразу смекнуть, что в районе Бати, у чёрта на куличках, ничего хорошего не светит – сюда шастают только приезжие из районов и рабочие с близстоящей стройки. Но мы уже наподдали как следует и дали себя провести.

И вот, пока мы трезвеем, разогреваясь порнухой и чаем, он отлучается на час и приводит двоих девиц. Парочка, как нам показалось, была не бог весть что. Сначала показались две пышные копны волос, затем, когда они прошли в комнату, под этими шапками стали различаться два личика, одно тонкое, худое, второе округлое, розовое. Одеты были примерно одинаково: джинсы в обтяжку, красные сумочки и туфли, вязаные кофты.

Батя радостно представил нас друг другу: «Ибра, Мордатый; Тата, Ната».

Каждый, кроме Бати, дважды сказал «привет», после чего женский пол отбыл в ванную, а мужской – покурить на балкончик.

«Ну что, – Батя весело поглаживал намечающийся живот, – нормально?»  «Нормально или нет, видно будет дальше, – выразил Ибра моё с ним мнение, озирая новостройки вдали, – только надо было обязательно пиво взять». «Почему обязательно?» «Потому что, как говорят в таких случаях, “с пивом пойдёт”».

Эти слова очень не понравились Бате, и сразу завязалась перепалка: вечно ты всем недоволен, а тебе лишь бы бабки сэкономить; можно подумать, у тебя получше бывают, трахаться любишь, а платить не хочешь; и тут я заметил, что вернулись девочки.

Брюнетки уселись на диванчик за низким столом, клиентура расселась на стульях. Разлили по рюмкам, разрезали курицу. Девочки чинились (такое бывало среди их коллег тех времён), Батя травил анекдоты, Ибра скептично  хмыкал, я проводил сравнительный обзор арендованных телес, на экране Панкратов-Чёрный валял дурака (я заблаговременно сменил порно на российский телеканал, чтобы не портить аппетит  в прямом смысле слова и не перебивать его в смысле сексуальном).

«У водки какой-то… привкус железа, – поморщился Ибра,   опрокинув рюмку. – Наверно, Батя его купил, чтоб у нас стояло, как железо».  Он будто задался целью постоянно поддразнивать Батю.  

Тата, круглолицая,  удивленно взглянула на Ибру, сказавшего «привкус», для неё это было редким термином. Ната (соответственно тонколицая)  слегка насупилась на шутку, и я подумал, что для проститутки это уже перебор.

Постепенно все  несколько развеселились, мясо было хорошим (его купили мы с Иброй), да и мясо на диване хорошело в осорокоградусившихся глазах. Мысленно я застолбил Нату; Ибра, кажется, ещё «засталбливал».  Обе девочки больше слушали, чем говорили. Батя, проскакав по телеканалам, предложил Ибре спеть под гитару, но тот отказался. Наверно, опасался, что народ под песню займётся делом, и ему придётся дожидаться.

«Смотрите-ка»,  он кивнул на телеэкран. Показывали Англию, какую-то эротическую игру-состязание. Проводилась она на пляже, между двумя командами молодёжи, человек по десять, в плавках и купальниках. Каждый игрок оттягивал партнёру плавки сзади – парни девушкам и наоборот – и насыпал туда виноград, кучу виноградин. Тот (та) с оттопырившимися трусами бежали к стулу метрах в двадцати, садились на него и начинали, подскакивая и раскачиваясь, давить задом виноград. Раздавив хорошенько, приседали, спуская трусы и выливая жидкость в заготовленную ёмкость. Тележурналистка, расхаживая меж бегущими взад-вперёд игроками, оживлённо всё это разъясняла; сев на чистый стул, помяла его задом, весело напутствовав телезрителей: «вот так!»  Победила команда, быстрее обратившая в виноград нужное количество винограда. Проигравшие под свист и смех зрителей распили всё «вино», приготовленное задами обеих команд, игра так и называлась, «английское вино». Впятером молча глядели мы на сие распитие.

«Хорошо, что я доела», сказала Ната.

 Я собрался было ставить порнокассету (нынче что телевизор за столом, что порнуха), как Ибра сказал: «Ну что, девочки, начнём?»

«Что?», насторожилась Тата. Ната ничего не спросила, но насторожилась ещё больше. «Что “что”? Раздеваемся, что ли?»

Гостьи переглянулись. Батя, потупившись, нанизывал оливку на вилку. Заметив это сосредоточенное нанизывание, я вдруг спросил: «Девочки, вам Батя заплатил?» Глядя на их лица и положение головы Бати (почти под столом), я сообразил ещё кое-что и спросил: «Вы вообще… снимаетесь?»

Что тут началось… По телевизору, кстати, начались новости, но, думаю, если б оказалось, что Ельцина убили, мы бы всё равно не заметили этого. Мы сами этого прохвоста чуть не убили, в смысле Батю. Я орал, что без траха никуда не уйду, и пусть Батя сам с ними разбирается. Ибра требовал  у Бати выплатить долг и  за курицу (хотя мы покупали её вдвоём). Батя говорил, что деньги будут завтра. Тата  (округлое лицо стало красным) взварилась на всех, материлась и требовала отвезти её домой. Ната (тонкое лицо стало белым) дважды вставала, роясь в сумочке, потом садилась и нервно нас оглядывала; видимо, прикидывала, хватит ли на такси. На меня работало то, что время было позднее. Это я понимал с самого начала дискуссии, а второе обстоятельство уразумел, когда Ната поднялась и села второй раз. А именно: она мне нравится, не только задом и лицом, но и по-человечески, а это для меня некоторое значение тоже имеет. Так вот, добейся я сейчас секса, не видать мне её больше, как правды в теленовостях.

«Идём», обернулся я к ней. И добавил, видя напрягшееся лицо: «Я тебя провожу. Здесь один автобус ещё ходит».  

Наступила пауза.

«Завтра деньги вернёшь, трепач хренов», сказал Ибра трепачу. «Идём», сказала ему же Тата, поняв, что пора линять, пока Ибра не надумал переменить план действий. Странно, именно с той минуты, как выяснилось, что Тата не арендована, она и стала вести себя весьма похоже на проститутку.  

Продрогнув на безлюдной остановке, мы с Натою сели в почти пустой автобус. Моё поведение, несколько удивлявшее меня самого, настроило меня на меланхолический лад.

«Знаешь, раньше не так мы сидели», сказал я по дороге. «Люди вообще… меняются как-то». Хотел было добавить: «грубеют», «пошлеют», но почувствовал, что она и так понимает.

«Это всё вино», ответила она после паузы. «Так если бы вино!», я решил, что она говорит о пьяном скандале. «Мы ж водяру пили».

«Английское вино». Она глядела в окно. «Из задницы». Я взглянул вопросительно. «Запад на нас влияет. Задницы, фаллосы, куда ни плюнь. И тупеем… Будто западного вина напились. Из задницы». Я молчал. Всё сказанное было бы лишним. «Знаешь, при Пушкине журнал выходил, в России. “Вестник Европы”. Пушкин его ненавидел и называл, прошу прощения, “вестник жопы”. Как в воду глядел…» 

Приехав, прошли в её двор. Открыв кран во дворе, она пригнулась, положив ногу на заграждение, и долго полоскала рот.

«Попей, – она разогнулась с влажным ртом и глядела на меня. – Вода чистая».

«Как тебя зовут? – спросил я. – То есть полностью».

«НатавАн», – сказала она.