Поэзия

Я родился непривычно...

Я родился непривычно,
Под прохожим башмаком,
Не растением тепличным —
Подзаборным сорняком.
Рос я прямо, рос я криво,
Впитывая впопыхах,
Злую язвенность крапивы
И наивность лопуха.
Под зеленою охраной
В самых мусорных краях
Терпкой горечью бурьяна
Пропитался и пропах.
Надо мной никто не плакал,
Восхищением лучась,
Поливал меня гуляка,
От зазнобы отлучась.
Зря, наверно, рос, трудился,
Если всем не до меня.
По всему видать родился
Для косы и для огня.
Разве что умалишенный
От мозга костей до пят
В край пустынный отрешенный
Забредет лечить себя.
Странным запахом влекомый,
Может быть, меня сорвет.
Цвет зеленый незнакомый
Между пальцев разотрет.
И, вздохнув, поймет с тоскою,
Призадумавшись в пыли,
Что сейчас своей рукою
Он затронул боль земли.
Эта боль с его смешалась,
Вызывая в сердце дрожь,
Ну а, может, показалось:
Сумасшедший, что возьмешь?

26–27 августа 1981 г.

Я с детства об одном мечтал....

Я с детства об одном мечтал,
И вот когда мой час настал,
Перекрестясь, отправился со вздохом.
Не знала мать, отец не знал,
Что роковой мой час настал,—
Меня звала, звала Голгофа.
Я шел, как праведник, босой,
Подошвы холодил росой,
Все дальше от родимого порога.
Я шел, не зная сам куда,
Минуя села, города,
Шагал неведомой дорогой.
И всем прохожим говорил,
В лицо всем правду говорил.
Мол, поживите хоть чуть-чуть, глаза разуя.
Как будто встретили змею,
Плевали в сторону мою,
Благонадежность доказуя.
Мои друзья, моя родня
Не в силах признавать меня,
И чтоб самим не сделать глупой вещи,
Поговорили меж собой,
Решили плюнуть раз — другой,
(Плевком, мол, больше, плевком, мол, меньше).
И друг был верный у меня,
Вернее верного коня,
Вдруг оробел, а клялся ж мне: «не струшу»!
Он плюнул будто бы в меня,
На самом деле не в меня,
Зато попал мне прямо в душу.
Но я держался на своем,
Мол, все мы заживо гнием,
И ваше царство ложь, коли без Бога!
Тогда меня скорее в дом,
С простым названием дурдом,
И понял я — сие моя Голгофа.
Но я и там за правду-мать,
И вот меня бегут вязать
Сестрицы с милосердными глазами.
И понял я, взглянув окрест,
Что стал кроватью белой крест,
Меня ж распнут, распнут шприцами.

1980 г.

Радость моя, наступает пора покаянная...

Радость моя, наступает пора покаянная,
Радость моя, запожарилась осень вокруг,
Нет ничего на земле постоянного,
Радость моя, мой единственный друг.
Желтое, красное — все разноцветное,
Золотом, золотом устланы рвы.
Прямо в лицо роднику безответному
Ветер повыбросил мелочь листвы.
Затосковали деревья бесправные,
В ризах растерзанных гибели ждут.
Лишь золотые Кресты Православные,
Радость моя, нас в бессмертье зовут.
Радость моя, эта суетность грешная
Даже на паперть швыряет листы.
Но возжелали покоя нездешнего
Белые Церкви, Святые Кресты.
Их не прельщают купюры фальшивые,
Не привлекает поток золотой,
Нужно ли Вам это золото лживое,
Вам, лобызающим вечный покой?!
Белые Церкви светлеются издали,
Благовествуя о мире ином,
Живы еще Проповедники Истины,
Радость моя, не скорби ни о чем.
Белые Церкви исполнены кротости,
Ими доднесь освящается свет.
Радость моя, что кручинишься попусту,
Белым Церквам нынче тысяча лет.
Выжили Вы, бессловесные Зрители,
Бури прошли, расточились врази.
Сколько всего за века перевидели
Белые Церкви, Осколки Руси?
Белые Церкви плывут в Бесконечности,
О, Кладенцы неземной Чистоты !
Непокоренные Граждане Вечности,
Белые Церкви, Святые Кресты.
Вас не касаются запахи тленные,
Этот октябрьский отчаянный пир.
Белые Церкви — Твердыни Вселенныя,
Не устоите — развалится мир.
Звон колокольный летит сквозь столетия,
Встретим же в Храме молитвенный час:
Радость моя, мы с тобой не заметили;
Осень уже за порогом у нас.

Сентябрь 1987 г.

Боже мой, Боже мой...

Боже мой, Боже мой,
Свете, Преумная Сило.
Тьмой непростой, несусветною тьмой
Полночь мой дом полонила.
А за порогом не видно ни зги,
Воет полночная вьюга.
Душу мою обступиша враги,
Слышится хохот и ругань.
За окном смех и стон,
То ли зверье, то ли люди.
Юность моя могильным крестом
Видится мне в этой мути.
Слышатся мне за порогом слова,
Голос недобрый, нездешний.
— Аще и правый спасется едва,
Где же ты явишься, грешный?
Царь Небес и земли,
Слове Живый, Безначальный,
Духом Своим Святым исцели
Душу мою от печали.
Сердце мое смятеся от зла,
Ближнии сташа далече,
Аз же смирихся постом до зела,
Боже мой, Боже Превечный.
Боже мой, Боже мой,
Свете, Преумная Сило.
Тьмой непростой, несусветною тьмой.
Полночь мой дом полонила.

29 декабря 1987, с. Родовое

Я сказал, что где-то...

Я сказал, что где-то
Журавли курлыкают.
Я сказал, что где-то
Ветер, облака.
Пыльные пустырники
Пахнут повиликою,
И в траве смеется
Капля василька.
Я сказал, что где-то
Половодье осени,
Клен собой засыпал
Рыжую траву,
Я сказал, что где-то
Над пустынной росстанью
Показался лунный
Золотой кавун.
Я сказал, что где-то
С монастырской звонницы
Звуки православные
Над землей плывут.
Я сказал, что где-то
Образ Богородицы
Утешает страждущий
Богомольный люд.
Я сказал, что где-то
Огоньки колышутся.
Свечи восковые
И кадильный дым.
Я сказал, что где-то
Край, где вольно дышится,
Край, где все пропитано
Воздухом святым.
Я сказал, что где-то
Клобуки и мантии,
Канонарх уверенно
Возглашает стих.
Я сказал, что где то
Служит Богу братия,
И еще сказал я —
Я — один из них.         

31 декабря 1987 г., с. Родовое

Все деревья тронулись рассудком...

Все деревья тронулись рассудком,
Хоть рассудка у деревьев нет.
Беспрерывно, уже третьи сутки
Рвут с себя осенний туалет.
Разодрав нарядность одеяний,
Лоскуты под ноги раскидав,
Неуютной моросящей ранью
Побрели неведомо куда.
Побрели без славы и почета,
Босиком, без пищи, налегке,
Отрешенно бормоча о чем-то
На своем древесном языке...
Осень, непогодою карая,
В слякоти утопится сама,
А убогих странников покроет
Ризами, как инеем, зима.

19–23 августа 1981 г.

Прибит на крест моей неправдой...

Прибит на крест моей неправдой,
Чем оправдаюсь пред Тобой ?
Моя поруганная Радость,
Моя распятая Любовь!
В Твоей любви спасенье чаю,
Молясь, прошу только о том,
Чтоб жизнь минутою молчанья
Прошла перед Твоим Крестом.
А на Распятье непрестанно
Глядит Превысшая Небес,
И со скорбящим Иоанном
Сораспинается Тебе.
И я стою, свидетель третий,
Повесив на плечо клобук.
Звонарь вещает, аки петель,
Мою порочную судьбу.
И проклял я свое лукавство,
В котором с колыбели рос.
— Душе моя, душе, покайся,
Да пощадит тебя Христос!
О, Боже мой, я весь проказа!
Целуя Твой кровавый пот,
Гвоздинные целуя язвы,
Рыдаю горько, аки Петр.

23 мая 1982 г., г. Печоры

Пел соловей, ах, как он пел...

Пел соловей, ах, как он пел,
И тишина ему внимала.
Как я хотел, чтоб он допел
О том, что не начать сначала.
А он свистал весь день и ночь,
А он выделывал коленца,
Как будто мне хотел помочь
Хотя б немного отогреться.
И плыл туман живой водой,
Стога, стога в тумане плыли.
И даже звезды песне той
Небесным отраженьем были.
А воздух травами пропах,
И я стоял в преддверье рая,
А он трещал в своих кустах,
Людскую славу отвергая.
Я понимал, настанет тишь,
Луна застынет горьким комом.
Ты улетишь и прилетишь,
Но пропоешь уже другому.

14 июня 1990 г., п. Кярово

Я к вам приду от северных земель...

Я к вам приду от северных земель
Запыленным, неузнанным скитальцем.
Ничто мне не напомнит о зиме,
В которой я не захотел остаться.
Вы слышите, мой говор не похож
На ваш язык, певучий иль гортанный.
Я не таков, наверное, и что ж?
Я не надолго, если и останусь.
Мети, мети, российская пурга,
Следы мои зализывая рьяно.
Земля иная под весенний гам
Покроет холм полынью и бурьяном.
Чужбинушка! Кто выдумал тебя?
И все же мне одно в тебе по нраву:
Не будут плакать родичи, толпясь,
У гроба, иль могилы, иль канавы.
Нет-нет, я не любитель куража,
Что за потеха выставлять проказу?
Напьётся скорби, оживёт душа,
Оберегаясь от чужого глаза.
Мети, пурга, освободи от дум,
Знать, от себя уж никуда не деться.
Приду ли к вам? Наверно, не приду,—
Под вашим солнцем мне не отогреться.

29 декабря 1992 г., Каменец

Я проплывал на старой барже...

Я проплывал на старой барже
Под колокольный перезвон.
Налево — люд, направо — башни,
А дале — чистый небосклон.
Мне говорил рыбак пропитый
О том, о сём — похоже, врал —
И головою непокрытой
Моё молчанье одобрял.
Кричал на ухо одесную,
Мол, окрёщен, хоть нет Креста,
Рукой, что помнит мать родную,
Иконку стёртую достал.
И, показав, вложил обратно,
И замолчал, и закурил.
Болтало от волны накатной,
И он опять заговорил.
И так стоял в обновке ватной,
Наивно душу отводил.
Иваном звать. Давно понятно,
Иначе б по-другому плыл.
Ах, перевозчик мой случайный,
Туда ли правишь, дорогой?
...Все тише звуки, все печальней.
Вот и умолкло за спиной.

31 декабря 1994 г., скит Ветрово

Прости, Господь, быть может, искушенье

Прости, Господь, быть может, искушенье,
Но мне порой Великого поста
Во время покаянного моленья
Пришли на память отчие места.
Привиделась печальная картина,
Печальней быть не может ничего:
Два деревца — березка и осина
Росли на крыше дома Твоего.
И он стоял, запущен и обобран,
Пока кому-то не вселилась блажь.
И мой народ, озлобленный и добрый,
Его переустроил под гараж.
И каждым утром люди в Храм спешили
Деяния мазутные вершить.
О, Господи! Мы больше б нагрешили,
Но больше было некуда грешить!
Откуда знать, когда б не чад да грохот,
Какому богу мой народ кадил?
И со стены, под матюги и хохот,
Ты снова никого не осудил!
Да что же мы, Иваны-басурманы!
Не потому ль зависли на краю,
Сердца и души отдали бурьяну,
Чтоб забурьянить Родину свою?!
Но, богоборно подымая руки,
Забыв о том, что нужно воздевать,
Что дали детям? Лагерные муки?
Сивушный запах? На кого пенять?
Но, Слава Богу — слышу в Храме пенье,
И вижу — Возрожденье налицо.
И, может быть, другое поколенье
Отмолит грех, великий грех отцов.
И я твержу в коленопреклоненьи —
До ада пал, но это мой народ.
Прости ему былое ослепленье,
Когда закоченелый добредет.
Молю о тех, с кем бедовали детство,
Кто заблудился, чадом ослепясь.
Им мало нужно — только б отогреться,
Но как им отогреться без Тебя?

1 марта 2001 г., скит Ветрово

А завтра — Вознесение Христово...

А завтра — Вознесение Христово.
Душа живёт возвышенной волной.
Омоется туманами Ветрово,
Омоюсь я молитвою ночной.
Застыну перед Ликом на Убрусе,
Едва шепча молитвенный напев.
Благодарю, Сладчайший Иисусе,
За это чудо — пребывать в Тебе.
О, Благодать ночного Единенья!
О, Таинство, дарованное всем!
Приди и пей из Чаши Умиленья,
Сорастворись Божественной росе.
Блаженна ночь, когда она - Христова.
Блаженно всё, что тянется к Нему.
О, Обещавый Духа Всесвятого,
Пошли и нам, да не отыдем в тьму.

22–26 мая 1996 г., скит Ветрово

Тексты стихотворений Иеромонаха Романа взяты с сайта
«Песни
Русского Воскресения».