Жизнь как есть

Сергей
Голиков (28/02/02)

Книжный голод – первое ощущение, посетившее меня после того, как
«с концами» уехал на Запад. Внезапно для самого себя оказавшись
в Монреале, я чуть не задохнулся от отсутствия чтения на русском
языке.

Впоследствии, осмотревшись по сторонам, я понял, что положение
не так уж плохо. Русской печатной продукции в Монреале предостаточно.
В 1995 году здесь было 2-3 русских книжных магазина, сейчас –
около дюжины. Помимо книг, в них обычно продаются газеты и журналы
(от «Завтра» до «Hustler»,),
календари, матрёшки. Новые поступления приходят регулярно и ассортимент
мало чем отличается от «Дома
книги» на Новом Арбате или от магазина «Санкт-Петербург» на
Брайтоне. Но книги очень дорогие. Если на Брайтоне они стоят только
слегка дороже, чем в Москве, то в Монреале из-за небольшого количества
русских магазинов тамошние цены держатся на первичном, монопольном
уровне (Акунин идёт за 20-25
долларов, т. е. 400-500 рублей (600-750 рубл. на сегодняшний день
- прим. ред.)). Это, кстати, соответствует общему положению на
канадском книжном рынке, когда книга из источника знаний превращается
в предмет люкса и показатель хорошей жизни. «Я могу покупать книги»
- похвальба буржуя из цикла «я могу себе позволить».

При таких ценах современной литературой не разживёшься. Впрочем,
русские магазины несмотря ни на что процветают. Отовариваются
там очень и очень многие. Акунин крайне популярен среди русских
эмигрантов в Монреале и читают его не меньше, чем в Москве. Правда,
узнали о нём здесь на три года позже. А что кроме Акунина?

К сожалению, сейчас на Западе чтение вообще не является привилегированным
времяпрепровождением и тратить на него время может далеко не каждый.
(т.е. читать книги - занятие привелигированных - прим. ред.) Я
даже могу абсолютно точно утверждать, что, кроме студентов высших
учебных заведений и их преподавателей, никто здесь особенно книжек-то
и не читает (если, конечно, говорить об активной части населения).
Из этого правила, естественно, есть свои исключения: например,
на полках у продвинутой русской молодёжи очень часто стоит Павич. Иногда
даже Галковский:
его, впрочем, не читают, а держат для солидности. Или могу вспомнить
одну знакомую еврейскую девушку, спавшую с томиком Бродского под
подушкой...

Справедливости ради замечу, что французская, европейская культура
накладывает свой отпечаток на Монреаль: местные жители читать
любят, равно как и разговаривать о прочитанном. Во всех газетах,
вплоть до полубульварных, обязательна книжная рубрика. Издательское
дело поставлено очень широко. Очень многие писатели-экспатрианты,
подобно Довлатову, находят здесь своих переводчиков и пробиваются
на местный рынок. Без преувеличения могу сказать, что среди всей
писательской братии в Канаде таких едва ли не 50%. Книжные магазины
похожи на храмы: отмечу, например, шикарный «Gallimard» (полный,
кстати, переводной русской литературы).

К сожалению, говоря о местных «писателях-метисах», я не могу привести
ни одного примера такого русско-канадского писателя. Русский язык
– особенный, и бросить его не так-то просто. Пример Набокова,
приводимый особенно часто, – скорее, уникальное исключение. Русские
писатели, живущие в Канаде (как, например, монреалец Бахыт
Кенжеев), даже не пытаются каким-то образом втиснуться на
североамериканский рынок. Каждый из них продолжает парадигму «Вермонтского
отшельника». Кстати, любопытный факт: когда Солженицын искал себе
место жительства на американском континенте, под покровом глубочайшей
тайны прилетел он и в Квебек. Спускающегося с самолёта, его случайно
узнали два студента, и сенсационная новость просочилась на первые
страницы газет.

Раз уж речь зашла о Солженицыне – продолжим о нём. Мне ни разу
не доводилось посещать (или проводить) курса русской литературы
ХХ века в Канаде. Я не имею ни малейшего понятия о том, что там
могут преподавать студентам. Я не знаком ни с одним профессором
русской литературы, у которого можно было бы проконсультироваться
на эту тему. В общих чертах: здесь не США, и славистика в Канаде
не почитается за отдельную уважаемую дисциплину. Чаще всего она
входит в кафедру иностранных языков в качестве экзотического придатка.
Русский язык преподают во всех четырёх университетах Монреаля,
но исключительно на базарном/туристском уровне. Курсы же по русской
литературе редки и чаще всего касаются романов XIX века.

Учась в Квебекском университете (UQAM), однажды мельком я увидел девушку, читавшую «Собачье
сердце» улгакова. Не уверен, что это было в рамках курса по современной
русской литературе – может быть, Булгакова проходили как фантастику.
Кстати, таким же образом в своё время я изучал «Мы» Замятина (то
есть, он был нужен мне по курсу фантастической литературы и антиутопии
в Монреальском университете). Приведу ещё один тамошний семинар:
по поэтике памяти. На нём я читал доклад по «Красному дереву»
Пильняка. Все приведённые примеры, как видите, не выходят за рамки
тридцатых годов. А что же допускается из более позднего периода,
я могу только догадываться. Гадать об этом можно, в частности,
изучая полки местных университетских библиотек. На них же, как
правило, самая внушительная доля из всего ХХ века отдана Солженицыну.
Солженицын оккупирует не меньше одной трети всей советской литературы.
Тягаться с ним не может никто. Подозреваю, и в программе курсов
по русской литературе соотношение такое же.

Ах, эти местные университетские библиотеки! Прибежище для уехавших
учёных, журналистов, ностальгирующих граждан, а также просто бездельников
и лентяев! Библиотеки монреальских университетов – лучшее лекарство
от книжного голода. Я провёл в них не один день и знаю их полки
вдоль и поперёк. С закрытыми глазами, например, могу пройти на
пятый этаж библиотеки университета Макгилл и достать «Голубое
сало» или «Бесконечный тупик». Я мог бы написать неплохой путеводитель
по местным книгохранилищам и правилам поведения в них.

Начнём сначала. В Монреале четыре университета. Два из них – детища
68-го года, более или менее левацкие учреждения, размещённые в
футуристических коробках в центре города. «Квебекский университет»
(UQAM) – франкоязычный, «Конкордия» - англоязычный. Оба служат
прибежищем разного рода расхристанной молодёжи (кстати, профессора
русского происхождения преподают там не столько безобидные романы
XIX века, сколько марксизм и диалектический материализм). Что
касается книг, то об этих двух университетах сказать нечего –
количество литературы на русском в них равно нулю. Скопить базу
изданий на иностранных языках им не под силу.

Совсем другое дело – престижные, более чем столетние университеты.
Они сторонятся шума и гама центральной части города и, как всякие
уважающие себя элитарные храмы наук, лепятся к склонам горы, возвышающейся
в центре Монреаля. С одной стороны - английский университет Макгилл,
с другой - французский Монреальский университет. И тот, и другой
могут похвастаться обширной библиотекой. В каждой из них образовалась
неплохая коллекция книг на русском языке.

Если сравнивать, то выиграет, несомненно, Макгилл. Поэтому начнём
не с него, а с Монреальского университета, где я в данный момент
и состою в качестве студента на магистерской ступени. Помимо прочих
благ, эта ступень даёт право брать на дом книги во всех четырёх
монреальских университетских библиотеках (ещё одна прелесть капитализма,
из тех, которые я обычно недооцениваю). Таким образом, я имею
доступ ко всем лучшим книжным собраниям города Монреаля.

Библиотека Монреальского университета (по крайней мере, её русская
часть) напоминает типичную районную или деревенскую библиотеку
любой части Советского Союза. Поскольку сбором книг для неё скорее
всего занимались люди некомпетентные, то и стоит там на полках
всё что попало: например, чуть ли не самиздатовское издание Евтушенко
и рядом полное собрание сочинений Геннадия Гладкова. Арцыбашев
и Гиляровский. Лев Шестов и «Непечатная русская частушка». Кто
закупал эти книги, откуда они свалились на голову бывшему католическому
учебному заведению? Понятия не имею. Копаясь в электронном каталоге
своей библиотеки, я отыскивал зачастую и не таких динозавров.
Например, случайно наткнувшись на книгу Балакшина «Финал в Китае»
(история русской эмиграции), я чуть ли не две недели пытался выбить
её у библиотекарей всех должностей и рангов. Нет, они искренне
хотели мне помочь: просто хранилась книга Балакшина не на полках,
а в подвалах, в подземных запасниках, вместе с забытыми квебекскими
романами XIX века. Притом, когда её опускали туда на вечное хранение,
то напутали с номером по каталогу: книга в двух томах, а записали
лишь один. Издана она была в 1949 году, передана в дар библиотеке
ненамного позже, и вот до 2000 года не нашлось ни единого человека,
который бы о ней вспомнил!

Библиотекари очень удивляются, когда я беру домой книги на русском
языке. Пытаясь угадать мою национальную принадлежность, студенты
попадают пальцем в небо и говорят, что я грек. Такая же логика
была и у одного молодого араба, который несколько лет назад вломился
ко мне в комнату и стал рассматривать мои книжные полки. «Это
что – латынь?» - спросил он.

Новых книг на русском языке Монреальский университет не закупает,
поэтому жизнь там остановилась на 80-х годах, на Вознесенском и Евтушенко. Ни Пелевина,
ни Акунина, ни Сорокина, ни тем более Галковского в Монреальском университете
нет. Кажется, там присутствует переводная Петрушевская и переводная
Толстая. Периодически в «Новых поступлениях» появляются переводы
русской литературы. Последний из них показался мне любопытным:
«Иван Васильевич меняет профессию» того же Булгакова.

Правда, профессорский состав в Монреальском университете очень
подкован и отчасти знаком с менее сакраментальными именами. Например,
со мной на курсе учится негр Нарцисс (из Франции). Как-то он стал
передавать мне содержание своего разговора с одним из профессоров,
поляком по национальности Владимиром Крысинским. Разговор зашёл
о советском философе на «З». (Нарцисс никак не мог вспомнить его
имя). Действительно, оказалось: Зиновьев. Переводной Зиновьев,
кстати, в Монреальской библиотеке представлен целиком и полностью.

Чем разительно отличается библиотека университета Макгилл от библиотеки
моей нынешней альма матер – это тем, что там, скажем, полное собрание
сочинений Зиновьева есть и в переводе, и в оригинале. Если русская
коллекция Монреальского университета – аналог сельской или районной
библиотеки (с уклоном в диссидентство и эмигрантщину), то четыре
ряда полок, посвящённых русской литературе в университете Макгилл,
– это Публичка в миниатюре.

Такое положение создалось благодаря тому, что «богатые англичане»
могли позволить себе нанять хорошего эксперта, занимающегося закупками.
Вот почему новые московские издания появляются на полках университета
Макгилл практически в те же дни, что и в русских магазинах. Есть
в Макгилле и Галковский, и Сорокин (включая шикарный двухтомник
и художественное издание «Месяца в Дахау»), и Слава
Курицын, и Пелевин, и более одиозные личности типа Лукьяненко.
Пелевин пользуется большим спросом и постоянно на руках. Сорокин
– никому не нужен (как и Галковский): бери не хочу. Естественно,
от антикоммунистического прошлого остались поразительные артефакты,
до недавнего времени содержавшиеся в советских спецхранах под
замком (как, например, книги издательства имени Чехова или полная
подшивка журнала «Современные записки»). Их эмигрантские инвективы
преспокойно соседствуют с каким-нибудь соцреализмом, скажем, с
Фадеевым.

В плане поэзии Макгилл тоже легко заткнёт единственного конкурента
за пояс: там есть не только полусамиздатовский Евтушенко, но и
Соснора,
и Елена Шварц,
и монреалец Бахыт Кенжеев. Причём видно, что Кенжеев не сам принёс
свою книгу – она была тщательно отобрана.

Можно считать, что в Монреале есть один-единственный настоящий
русский библиотекарь – он трудится в библиотеке университета Макгилл.
Есть или был? Сейчас везде увольнения в связи с экономическим
спадом, и не исключено, что и этому человеку пришлось прекратить
свою работу. Ведь перестал же Макгилл два года назад выписывать
«Известия», «Красную
звезду» и «Литературку»?
А раньше выписывал. И подписка на русские журналы там была самая
репрезентативная: присутствовало всё – от «Нового
мира» до «Нашего современника», от «Крокодила» - до «Вопросов
языкознания». Теперь – шаром покати... В журнальном зале остались
одни китайцы. Некуда податься русскому эмигранту-бездельнику или
экспатрианту-учёному.

• Книжный магазин "Gallimard"
• Библиотека Монреальского университета (каталог)
• Библиотека университета Макгилл (каталог)