Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

Выйдя из душных «Пирогов», Митя Троцкий остановился и засунул себе в
пасть остатки черствого бутерброда с сыром.

— Ну что, братишка, надо догнаться! — Дружески положив руку на плечо
Мити, сказал пьяненький, но ещё бодрый Лев Васильевич
Повидлов.

— Хорошо бы.— Дожевывая бутерброд, прочавкал Митя.

— Пойдем к Свербиле зайдем, он здесь недалеко живёт. Знаешь
Свербицкого? — Спросил Лев.

— Нет. В смысле, слышал, конечно, кое-что о нём, а лично не знаком,
нет,— шмыгая носом, промолвил разрумянившийся от «гжелки»
Митя.

— Ха, братишка, да это клёвый чел, надо тебя с ним познакомить! —
Сказал Лев Повидлов.— Он телемит.

— Кто? — Немного сбавив скорость шага, удивленно спросил Митя.

— Телемиты — это такие страшные люди, которые хуже пидорасов, хоть
это не исключает того, что они и есть настоящие пидорасы.
Понимаешь, а?

Лев Повидлов страдал отдышкой, поэтому делал небольшие паузы, когда
произносил эту речь. От этого его слова, казалось,
наполнялись серьезной значимостью, хотя на самом деле он постоянно
нёс чепуху, но из-за этой его манеры многие слушатели, плохо с
ним знакомые, думали, что Лев Васильевич Повидлов говорит
«умные вещи».

— Да ты что. Кхм. Знаешь, мне пидорасы как-то не очень...— задумчиво
промямлил Митя, уже пожалевший, что согласился пойти к
Свербицкому.

— Расслабься, он милашка. Чудик, конечно, но тебе понравится.—
Кряхтя, Лев Повидлов обогнул лужу, в темной воде которой
отражались искорки тусклых, ранних фонарей. Сумерки стремительно
накрывали город мутной пеленой тьмы.

— Хотя... Живем-то один раз! — Произнес выпивший и поэтому храбрый
Митя и потряс головой, словно шаловливый котенок.

— То-то.

Подойдя к дому «Свербилы», Лев нажал кнопку домофона.

— Кто стучится в дверь ко мне? — Послышалось из динамика.

— Миша, это я, Лёва Повидлов. Привёл друга к тебе знакомиться.

— Сим-сим, откройся. Такие дела...

Дверь в подъезд, щелкнув, плавно открылась, и из-за нее заструился
мягкий, немного желтоватый свет.

Поднявшись по чистым ступенькам на третий этаж, друзья увидели в
дверном проеме Свербицкого, встречающего поздних гостей. Тот
почему-то показался Мите очень похожим на Распутина. Наверное,
из-за нерусского угрюмого лица, окладистой бороды и больно
густой шевелюры, правда она, на современный манер, была
собранна в «конский хвост», но все же сходство было
поразительным.

— Привет. Миша,— вяло протянул ладошку Свербицкий.

— А я Митя Троцкий.— Глуповато улыбаясь, пожал влажную ладонь Митя и
поправил очки.

— Заходите, бандюки, у меня бухло есть. Вкусное.— Пригласил Миша
гостей на кухню. Первым делом он включил воду из крана, коротко
бросив: «привычка», а затем придвинул пару колченогих
табуреток к столу. Из холодильника Миша извлек трехлитровый
графин с какой-то подозрительной жидкостью красного цвета,
большую тарелку маринованной репы и положил на стол стопку
аппетитной мацы. Лев Повидлов подсуетился и разлил по чашкам пойло.

Подняв свой сосуд, Лёва произнес тост: «Ну, ешьте Репу!» — и, резко
запрокинув голову, начал жадно пить из чашки. Его елозящий
туда-сюда кадык выразительно двигался.

Отламывая куски мацы, Миша макал их в красную жидкость и так,
вприкуску, потреблял продукт.

— А что это такое? Вроде вкус какой-то знакомый, но что-то
запамятовал? — С наслаждением отхлебывая от своей кружки, спросил
Митя.

— Кровь. Кровь «русских свиней»,— сказал, томно щурясь, Миша и
подлил себе в чашку.

Митя поперхнулся и икнул. Казалось, что его сейчас вырвет, но он
поборол малодушный позыв молодого желудка. Сказав лишь
сакраментальное: «Ой, бля...».

Лев Повидлов — лающе — и Миша Свербицкий — кудахтающе — засмеялись.
Все ещё тряся головой от смеха, Миша сказал:

— Только не наблюй на новый ковер. Убью. Я его привез из Шотландии,
когда продавал секретные формулы этой страны местным
математикам из МИ-6. В магазине мне сказали, что раньше он
принадлежал старине Шону Коннери. Кстати, насчет крови я пошутил,
это всего лишь коктейль «кровавая Маша». Смесь чистейшего
спирта, родниковой воды и томатной пасты. Хе-хе. Такие дела. А
ты разволновался-то как, дурилка картонная. Наглая сука
Бейлис нам ещё много лет назад всю малину засрал. После его
излишне рьяных похождений стрёмно стало массово «кошерную водицу»
добывать. Наши было во врачи подались, чтобы иметь легкий
доступ к «крови», но эту халяву ещё при Сталине прикрыли. А
жалко.

— Не будем о грустном, господа. Давайте ещё по одной.— Совсем
окосевший Повидлов набулькал всем до краёв.— Ну, ешьте Репу!

Выпив свою порцию, Миша встал, чуть пошатываясь, и включил
музыкальный центр «Shivaki», из колонок полилась задорная мелодия:

Ламбада, ламбада — музыка прибоя,
Ламбада, ламбада — танец на песке.
Ламбада, ламбада, позовёт с собою,
И я не расстанусь с ней!

Вернувшись за стол, Миша поправил выбившуюся из «конского хвоста»
тонкую прядь волос и, отломив кусок мацы, спросил Митю:

— Чем занимаешься, боец невидимого фронта?

— Да сейчас играю роль «русского патриота», в основном двигаю свои
политические креативы. А для себя, что называется, «в
тетрадочку», пишу рассказы. Например, сейчас работаю над одним
оригинальным рассказиком. Это очень интересный рассказ, точнее —
сказка. Называется «Гадкий свиненок», притча будет о
маленьком зачуханом поросенке. Над ним все смеются и никто его не
любит, но он «хоп», раз, и вырастает в большого благородного
хряка. После этой чудесной метаморфозы все недоброжелатели
прозревают и говорят «глядите-ка, а гадкий-то свиненок
совсем не прост, и вообще, благородный такой свинья,
солидный»...— увлеченно говорил Митя, не забывая отхлёбывать из чашки
небольшими глотками.

— Не сказал бы, что сказка больно оригинальная, но идея свежая,
точнее говоря, актуальная, «русским свиньям» должно понравиться.
Нация рабов, верящих в чудеса. Задницу от печи оторвать-то
лень, что с них взять, с этого генетического мусора...

Тут интеллигентный разговор был прерван самым бесцеремонным образом.
В соседней комнате кто-то жалобно и протяжно завыл.

— У вас собачка? — Спросил Митя.

Миша как-то странно хмыкнул, но промолчал. Подойдя к холодильнику,
он достал из него целый батон докторской колбасы и с ним
удалился в соседнюю комнату. Слышно было, как он сказал кому-то
«на, жри!», а затем «хорошая девочка!».

Лев Повидлов тихим шепотом сообщил Мите Троцкому:

— Это его жена воет.

И выразительно повертел пальцем правой руки у виска. А левой долил
пойло по кружкам.

Вернувшись в кухню, Миша молча залпом выпил свою чашку. Потом
побарабанил по столу ладошками и сказал:

— Женщины... Такие дела...