Проза

Отходив несколько дней на работу к Рыжему, я узнал о том, что
Жигайло находится на стажировке в Пскове и, по всей вероятности,
по окончании её там и останется. Рыжий в компании прилично выглядевшего
молодого человека сводил меня к депутату Семёнову, и тот принял
мое заявление о вступлении в партию. Выйдя из его кабинета, я
подметил вслух, что он очень бодро выглядит, несмотря на возраст,
и вполне возможно, что его пронесёт мимо грядущих неприятностей,
на что компаньон Рыжего бросил реплику: «Пронести его может только
на унитазе».

Компаньон работал в школе по части компьютерной техники и, как
выяснилось позже, готовил будущему политику бесплатно различные
тексты. Я не упустил случая напомнить Рыжему в присутствии этого
нового персонажа о том, что меня волнует только свой вопрос и
никакие интриги больше.

- Ищи девочку на такую работу – подытожил я.

- Тебе за это деньги платят, – нервно ответил мой новый начальник.

- Какие деньги и сколько? – теряя равновесие, спросил я. Рыжий
замялся и нехотя пояснил, что когда придут деньги из Москвы, мне
оплатят дежурство из расчёта 150 рублей в месяц.

До этого он поделился с нами тем, что сдал в аренду ларёк и получил
авансом за первый месяц 1500 рублей, и этого ему должно хватить
на карманные расходы до следующей проплаты.

В воскресенье, на третий день после неприятного разговора, Рыжий
явился ко мне домой в сопровождении оператора компьютерной техники
и ещё одного немолодого мужчины невысокого роста с мясистым носом
в красных прожилках. Я с любопытством оглядел новичка с ног до
головы, подумав о том, где он мог взять кримпленовые брюки светло-коричневого
цвета, да ещё и расклешённые книзу. На накладном кармане его маломерной
с узкими короткими рукавами и погончиками на плечах сорочки переливался
значок с изображением нашего вождя.

- Здравствуйте, девушка! – весело поприветствовал Рыжий мою спутницу
жизни, и, обращаясь ко мне, сообщил:

- Был я у главы администрации, он обещал тебе ордер.

- Так ордера выдаёт городское жилуправление, – стал уточнять я,
несколько обрадовавшись сомнительной новости.

- Я его за язык не тянул и это не твоя проблема, как он его тебе
сделает, – раздражённо отмахнулся Рыжий, дав таким образом понять,
что никаких деталей его встречи я не услышу.

- Звонил Яша из Москвы, должен на днях приехать, – уже мягко,
после небольшой паузы, перешёл он к делам партийным.

Немного заинтриговав деталями телефонного разговора мужчину с
красным носом, он обратился ко мне:

- Ну, ты будешь в понедельник на телефоне? Могут с Москвы позвонить.

После его недавних хлопот в отношении меня я не смог отказаться.

Всю следующую неделю Рыжий по нескольку раз в день по телефону
справлялся об ожидаемых звонках из столицы. Я за это время познакомился
со студентом педагогического института, подрабатывающим секретарём
Промышленной районной организации ЛДПР. Однажды во время нашего
общения явился Рыжий с бутылочкой фанты и шоколадкой в руках.
Откусив шоколада, он запил его прямо из горлышка шипучим напитком.
Проглотив первую порцию пайка, он злобно обратился к студенту:
«Ну что, сынок, опять напишешь на меня докладную?». Я был удивлён
тому, с какой наглостью Рыжий стал отчитывать моего коллегу, пообещав
даже ударить его «башкой об стенку». Молодой человек с фигурой
атлета отвечал ему на удивление сдержанно, обращаясь на «вы».

- Голубой, - желчно усмехнувшись, произнёс сидящий на столе начальник,
когда студент оставил нас одних.

- Ходил раньше с серьгой в ухе и с косичкой.

- Нормальный парень, зря ты с ним так, – возразил я.

- Он работает на Семёнова, стучит ему, – сквозь зубы процедил
Рыжий.

- А что ты делаешь такого запрещенного? – поинтересовался я, заметив,
что моя реплика вызвала у Рыжего недовольство.

- Понимаешь, Семёнов – он перепутал партию. Устанавливает порядки,
как в КПСС. Курить, видишь ли, и пить нельзя в штабе. А мы будем
пить и баб здесь ебать, – подмигнул мне Рыжий, протягивая руку
на прощание.

Встреча с Яшей состоялась несколько позже намеченного срока. Рыжий
заехал за мной на «Жигулях» шестой модели, на которых мы и прибыли
в школу, расположенную неподалёку от моего дома. Там, в маленькой
комнате, загруженной различной аппаратурой, нас ждали трое.

Яшу я сразу узнал, отметив про себя, что без плаща он выглядит
совсем несолидно. Когда он заговорил, обнаружилось некоторое сходство
с манерами актера Ширвиндта.

Новости были нерадостные. Во-первых, Москва особенно не спешила
кого-либо присылать сюда, а во-вторых, одного из подписавшихся
под посланием шефу партии Жигайло высветил не в радужном свете.
Оказалось, что паренёк закосил от армии и был поставлен на учёт
в психиатрическую больницу. Этот человек оказался среди нас. Невысокий
крепкий юноша весело заулыбался, когда Яша раскрыл его секрет.

Рыжий вступил в разговор, прервав Якова на полуслове. Говорил
он очень нервно, порой переходя на крик. Суть его идеи заключалась
в том, что пока там, в Москве, решают, ему нужно оформить протоколы
конференций, подтверждающие его избрание окружным координатором.
При этом он показал Яше протокол из Холмов. Тот удивленно посмотрел
на Рыжего и мягко указал на то, что Холмы – это уже его, Яшин,
округ. Рыжий реплику пропустил мимо ушей. В дальнейшем Яков молчал
и покачивал головой, чем напомнил мне Хасбулатова в историческом
эпизоде прибытия на съезд нетрезвого Бориса. Убедившись по истечении
получаса, что мне на этой сходке делать совершенно нечего, я стал
прощаться, чем окончательно вывел из себя главного заговорщика,
язвительно воскликнувшего: «Иди – работай на Семенова!».

После «малого совета» в школьной аппаратной Рыжий на время потерялся.
Появился он в сопровождении сразу трёх новичков.

- Голубого нет? – развязано поинтересовался заговорщик.

Я молча покачал головой, заметив, как слегка оживились угрюмые
лица гостей.

- А что за голубой? – спросил один, с татуировками на пальцах.

- Вон он знает, – подмигнул, улыбаясь мне, Рыжий. – Хотят из партии
меня исключить.

- Тебя?! – человек с наколками произнёс это настолько удивлённо
и возмущённо, что вывод напросился сам собой. - Мы, Палыч, за
тебя горой!

- Я два года вкладываю деньги в эту партию. Вон дверь с коттеджа
принёс, – продолжал предводитель, указав на фанерную дверь, выкрашенную
в белый цвет.

- Гена, пиши заявление, – обратился он, распаляясь ещё больше,
к угрюмому мужику с испуганным лицом серо-землистого цвета.

Тот, взяв пододвинутую мной ручку, стал нерешительно вертеть её
в руках. Собравшись с мыслями, он начал заполнять анкету. «Бог
ты мой», - чуть не воскликнул я, когда он передал её мне вместе
с фотографией. Возраст, указанный в анкете, совершенно не соответствовал
внешности сидящего передо мной человека. Посмотрев сначала на
его фотографию, где он выглядел совсем молодо и прилично, а потом
на него, я спросил:

- Давно фотографировался?

- Да года два назад.

- Что-то ты сильно изменился. Случилось что-нибудь? – сочувственно
поинтересовался я.

Мужчина как-то очень грустно улыбнулся, что, собственно, и сошло
за ответ.

- У тебя работа есть? – вновь обратился я к нему, не обращая внимания
на балаган, который устроил Рыжий с оставшимися гостями.

- У Палыча работаю на коттедже, – тихо ответил он.

- А деньги получаешь? – почти шёпотом спросил я, заметив, что
он расположен ко мне.

- Да когда покормят, когда на сигареты дадут…

- Тебе нужно работу искать, – сказал я, переключаясь на Рыжего.

Тот был бледнее и возбуждённее обычного. Было заметно, что с ним
что-то не так.

«Да он обкуренный», – поразился я, еще раз внимательно посмотрев
на его безумные глаза.

- Скоро Москва перечислит деньги, и мы будем требовать свою долю.
Пока я за два года от партии не получил ни копейки, хотя у меня
единственная организация, где есть живые люди, - декламировал,
как на митинге, предводитель. В его районной организации по списку
было около тридцати душ, большая часть которых, как, впрочем,
и я, проживала в районе, закреплённым за другим координатором.
Рыжий, воспользовавшись занятостью коллеги (тот работал врачом),
объявил о его самоустранении от работы, после чего подчинил людей,
поддавшихся его влиянию, себе. Таким образом, выражаясь его словами,
он «по крупице создал организацию».

Опасаясь, что после доноса его попытаются исключить из партии,
он начал укреплять свой тыл, вовлекая в свою организацию всех
старых знакомых, в большинстве своём бывших собутыльников.

Вдохнув в сознание слушателей дух большевизма, т.е. дав им понять,
что в случае победы его, Палыча, над засевшими в региональной
организации врагами, эта штаб-квартира, партийный автомобиль и
деньги, поступающие из Москвы, будут принадлежать народу, предводитель
удалился.

Следующим желающим пополнить ряды либерал-демократов стал лохматый
грузный мужчина неопределённого возраста. «Ротный», – представил
его мне Палыч. Мужчина подошёл и протянул мне потную ладонь. Судя
по выхлопу, он был перехвачен Палычем возле пивной.

Осмотрев его нехитрый «прикид», состоящий из спортивных трико
с пузырями на коленках, жёлтой майки без рукавов и больничных
шлёпанцев, я утвердился в предположении относительно возможного
места перехвата этого товарища. В этот день за перегородкой находился
секретарь Промышленной районной организации, и мой начальник,
узнав об этом, обратился к Ротному:

- Хочешь голубого посмотреть?

- Где? – хрипло произнёс лохматый и загоготал.

- Иди в ту комнату, направо. Толстопузый, как генерал, двинулся
в указанном направлении. Вернулся он быстро и в настроении ещё
более весёлом.

- Палыч, смотри, что я нашёл, - обратился он к Рыжему, разжимая
кулак.

Увидев в его руке 50-рублёвую бумажку, я высказал мнение, что
её мог обронить кто-нибудь из нас и, вероятнее всего, студент.
Координатор, посмотрев содержимое своего «лопатника», властным
голосом объявил:

- Это деньги голубого, иди и пропей их.

Ошеломлённый такой приятной неожиданностью, лохматый переминался
с ноги на ногу и всё никак не решался идти туда, откуда его привезли.

- Иди, я тебе сказал! – прокричал Рыжий.

Когда волосатый загривок скрылся за дверью, координатор обратился
ко мне:

Тебе что, голубого жалко? Он гнида!

Не успел я переварить увиденное и услышанное, как Рыжий попрощался
со мной, попросив вскользь ничего об увиденном студенту не говорить.

Сообразив, что деньги на глазах уплывают, я постучал в стенку.

- Что это за рожа ко мне заглядывала? - спросил явившийся на стук
коллега.

- Да вот Рыжего протеже заявление в партию принёс и деньги чьи-то
подобрал в коридоре.

Юноша сунул руку в карман джинсов и побледнел, выговорив:

- Ключи доставал и выронил. Блин, только сегодня занял этот полтяш...
Он пешком пошёл или его Евгений Павлович отвёз? – спросил он,
медленно приходя в себя.

Вместо ответа я протянул ему анкету и посоветовал скорее бежать
по адресу, указанному в ней.

Через час, выслушав рассказ вернувшегося коллеги, я предался размышлениям:
«Студенту повезло – лохматый оказался дома. Он испугался неожиданного
визита атлета. Однако всё равно предпочёл поначалу запираться.
После дополнительного нажима он вернул половину суммы. Потом в
прихожую вышла жена, внесла недостачу из собственного кошелька
и даже извинилась.

Судя по описанию, она не могла позволять муженьку прикладываться
к бутылке в своём присутствии. Он, как большинство представителей
мужского пола, наверняка это делал в специально отведенных местах
- гаражах и задворках. Но не мог же он так быстро приговорить
несколько бутылок бормотухи?

Значит, он не успел еще их купить, а полтинник ему разменял Рыжий
по дороге. Так вот почему Палыч не соврал, что найденные деньги
принадлежат ему! Он молниеносно просчитал, что лучше получить
половину с Ротного с минимальной вероятностью её возврата ему,
нежели иметь реальную перспективу возврата всей суммы студенту».

Через несколько дней войдя в офис, Рыжий ни словом не обмолвился
о произошедшей с полтинником оказии, огорошив меня сенсационной
по тому времени информацией. В этот день утром у подъезда собственного
дома выстрелом из обреза был убит депутат городского Совета, бывший
председатель райисполкома. На возникшие у меня вопросы Рыжий ответил
одним предложением:

Заходи вечером ко мне в девять в квартиру, поговорим, - и удалился.

В назначенный час предводителя дома не оказалось. Я стал прохаживаться
возле его подъезда и вскоре увидел приближающуюся знакомую «шестёрку».
Подъехав ко мне, Палыч предложил проехать с ним в гараж. Я приготовился
было к небольшой экскурсии по городу, но, оказалось, напрасно.
К моему удивлению, капитальный гараж Рыжего находился рядом с
его домом. Открыв ворота, Палыч невольно продемонстрировал мне
его площадь, рассчитанную на две машины. Похваставшись, что здесь
ставит свою машину начальник милиции нашего района, Рыжий повел
меня в квартиру.

В этот вечер хозяин был откровеннее обычного. Он объяснил мне,
с удовольствием затягиваясь сигаретой, что в городе на власть
претендуют несколько команд, и, напустив ещё больше туману, дал
понять, что он, Рыжий, входит в одну из них. Во время беседы несколько
раз звонил телефон. После общения с одним из абонентов Палыч отложил
на пыльный журнальный столик несколько видеокассет в коробках,
оформленных фотографиями гангстеров и эффектных блондинок в шёлковых
пеньюарах.

- Хочешь, посмотри вечером, а завтра занесёшь их к начальнику
РОВД, – предложил мне он.

Прочитав на обложках коробок краткое содержание картин, я немного
удивился сходству сценариев. Все они были о мафии и полицейских,
ведущих борьбу, вынужденно переступая при этом рамки закона. Просмотрев
из любопытства один эпизод, я решил отказаться от предложения
моего начальника. Это была сцена, в которой задержанному нахально
сунули в карман пакетик с героином и стали допрашивать, периодически
избивая. Затем ему засунули в рот пистолет и стали на него неистово
орать, обливаясь потом.

По дороге домой я стал гадать, кто входит в команду Рыжего, и
пришел к выводу, что ее костяк составляют офицеры милиции.

Как выяснилось через три дня, я не ошибался в предварительных
прогнозах. Утром в штаб-квартиру партии вошли двое мужчин. Один
из них – невысокий, темноволосый, крепкого сложения - представился
руководителем районной организации ЛДПР посёлка Корзиново. Его
спутник молчал и был сильно подавлен. Он напомнил мне своим растерянным
видом Гену-землекопа с коттеджа Рыжего.

Поинтересовавшись, не приходил ли Евгений Палыч, они расположились
на стульях и стали его ждать. Я разговорился с темноволосым и
без труда выяснил, что он крайне недоволен местным партийным руководством
и тоже ждет его отставки.

- Вот на парня наезжают, квартиру заставляют продать, нужно помочь,
– как-то неуверенно начал свою речь темноволосый, когда появился
его седой единомышленник. Поздоровавшись, Рыжий криво усмехнулся
и закурил. Из рассказа его коллеги-координатора выяснилось, что
потерпевший сам изъявил желание продать квартиру и обратился по
этому поводу к азербайджанцу. Тот дал ему задаток, не поинтересовавшись
деталями предстоящей сделки. В силу своей неосведомлённости потерпевший
не предупредил, что в квартире прописан какой-то иждивенец, что,
собственно, и затормозило весь процесс.

Дальше всё пошло по обычному для таких случаев сценарию: задаток
потребовали вернуть в двойном размере. Но таких денег, естественно,
у хозяина квартиры не было. К нему пришли домой и припугнули.
Судя по тому, что парень до сих пор не мог нормально говорить,
сделали это добросовестно. Ко всему прочему, потерпевшего неожиданно
вызвали к начальнику криминальной милиции и предложили разобраться
с азербайджанцем у него в кабинете.

Рыжий начал звонить в УБОП, обращаясь к собеседникам по именам.
«Юр, ты, как дела?», - делал он вступление, а потом переходил
на понятные только им деловые разговоры. «Ген, ты? Привет! Что
там нового?» – и вновь непонятные для остальных толкования.

Наговорившись вволю, Палыч стал собираться, делая вид, что очень
спешит и, похоже, на самом деле забыл о недавней просьбе темноволосого.
Когда он нас покидал, у главного просителя слегка отвисла челюсть.

После этого странного поступка моего начальника я решил напомнить
ему о своих интересах. Удивительно, но он не заставил меня долго
ждать и вскоре сообщил, что мне нужно подойти к концу недели к
главе районной администрации и сказать, что я от Евгения Павловича.

К тому времени Рыжий располагал копиями моих депеш и, как я понял
с его слов, показал одну из них человеку, к которому я направлялся.

Был четверг, и я, записавшись в журнал для посетителей, стал ожидать
приема. Немолодая секретарша немного огорчила меня, предупредив
о том, что шансов встретиться с главой сегодня у меня мало, а
на следующий день он вообще уходит в отпуск. За десять минут до
обеденного перерыва я всё-таки попал в кабинет и, представившись,
перешёл к делу:

- Я к вам по вопросу получения ордера. С вами об этом недавно
говорил Евгений Павлович.

- А кто это такой? – как-то рассеянно поинтересовался Глава. Я
пояснил, что это помощник депутата Государственной Думы от фракции
ЛДПР, но он, судя по безразличному выражению лица, так ничего
и не вспомнил.

- Ну, а что у вас за проблема? – спросил он, посмотрев на часы.
Выслушав всего лишь несколько моих предложений, он тут же сориентировался
со вторым вопросом:

- Так вы хотите, чтобы я поговорил с Тюткиной? – и, не дожидаясь
моего ответа, добавил: - но она мне не подчиняется.

Глава был вял и немного бледен. Возможно, у него наступил период,
когда власть перестает радовать. Не знаю почему, но его ответ
меня совершенно не огорчил. Я даже обрадовался тому, что с этим
человеком меня в будущем ничего не будет связывать.

Прошло не так уж много дней, и однажды я повстречал живущую в
доме для «переселенцев» знакомую. Она сообщила мне важную новость.
До неё дошёл слух, что кто-то написал в Москву по поводу нарушений
жилищных прав в нашем доме, и по нему теперь ходит комиссия. Судя
по всему, тем, у кого есть постоянная прописка, будут давать ордера.

У этой знакомой был пожилой любовник, прославившейся скандальными
сделками в бизнесе. «Я говорила с ним, и он поговорил со своим
другом. Ну, тот шишка какая-то», - барышня назвала фамилию председателя
горсовета. В этот момент я подумал о том, что могло сблизить этих
двух классовых врагов. «В общем, потом я ходила на прием к женщине,
и теперь мне нужно ждать ордер. Правда, я заняла другую комнату,
большей площади, но мой друг сказал мне, что это дело решаемое.
Мне нужно сделать этой женщине презент - и всё будет нормально».

Информация, полученная от счастливой соседки, подстегнула меня
к активным действиям. Я пошёл в приёмную жилуправления и поинтересовался,
нет ли ответа на моё заявление.

- Вы ведь там не живёте? – озадачила меня секретарша.

- А какое это имеет значение? Да, сейчас там меня нет. Я ночую
у знакомых

Может, придётся и на вокзале спать. Вы же читали моё заявление,
наверное. Там чёрным по белому написано, что я не в состоянии
проживать с Зоей Алексеевной и её дочерью в одной квартире. Поэтому
я и прошу ордер для последующего обмена.

- Вы неправильно меня поняли. Я не предъявляю к вам претензий.
Просто у вас в квартире была наша комиссия и составила акт о том,
что вы там не проживаете. Соседи его подписали, вам нужно находиться
там.

- Лучше я ещё раз напишу новому мэру города о том, что я не могу
там находиться. Да, кстати, у меня есть рабочий телефон. Вы можете
позвонить мне, прежде чем соберетесь искать меня в квартире.

Придя после этого разговора в штаб-квартиру, я написал заявление
на имя мэра и начал гадать, как незаметно внести в комнату кровать
или на худший случай раскладушку. Желание закругляться в отношениях
с Рыжим после «организованной» им встречи с главой администрации
района было отложено на неопределённое время. Я стал ждать звонка
из жилуправления.

Лето стремительно двигалось к завершению, и меня начало беспокоить
состояние моего пристанища. Оборвав все обои, я серьезно расстроился.
Западная сторона сруба стала складываться. Верхние брёвна выдавливали
вовнутрь нижние подгнившие. Южная сторона была менее опасной,
хотя бревна до окон почти превратились в труху. На северной стороне
требовалась замена одного только нижнего бревна и кусков под окнами.
Восточная сторона граничила с верандой и ремонта не требовала.

На втором плане стояла замена лаг и полов. На все эти работы я
располагал одним помощником. То был собравший немало подобных
домов простой русский мужик Николай. Не было такой работы в строительстве,
которую бы он не попробовал, и всё было бы у него гладко, если
б не один недостаток – после недели добросовестного труда он предавался
недельному пьянству.

В эти дни он приходил и рассказывал о своей прошлой жизни, просил
денег в счёт будущей отработки и временами допивался до того,
что начинал строить агрессивные планы по отношению к лицам, ранее
его обманувшим. Из его многочисленных рассказов я узнал, что все
хозяева огромных домов, на которых Николай иногда батрачил, как
один старались не платить в положенный срок денег или заплатить
меньше.

- Ты ведь у Жириновского в партии? – спросил он как-то у меня.
– Вчера смотрел его по телевизору. Ну и давал же он жару! Между
прочим, правильно говорил. Про Ельцина сказал что-то вроде того,
что тот дурак.

- Так вступай в партию к нему, если хочешь, – предложил я ему.

Николай поначалу немного смутился. Мне показалось даже, что он
посчитал себя недостойным быть членом партии, за которую в 93-м
году в городе голосовал каждый третий, пришедший к избирательным
участкам.

- Так ведь там взносы надо платить, а я ведь нигде не работаю.
Но денег не жалко, если не очень много, конечно. - Коля, ты хочешь,
чтобы Жириновский стал президентом?

- Конечно, это мужик что надо. Мне кажется, он быстро наведёт
порядок.

- Неси завтра документы и заполнишь анкету. Только сразу предупреждаю,
билет с собой не носи. А то ты ведь напьёшься где-нибудь в самое
неподходящее время и партию опозоришь.

- Да ты что? Я ведь всё понимаю. Это дело серьёзное. А что делать
будем, когда я билет получу?

- Ищи, Коля, сторонников. С Серёжей, например, поговори, который
с тобой плотничал. Он парень трудолюбивый, скромный. А его, как
и тебя, везде обманывают. Бесплатно, фактически, приходится работать.
Начнешь возмущаться – хозяин вызовет «крышу», глядишь – ещё и
морду набьют.

Бандиты – они от хорошей жизни обнаглели. Раньше, если человек
шёл на преступление, то мотивы скрывались в неблагополучной жизни.
Либо отец пьяница, либо его не было, а иногда окружающая среда,
в которой проходило детство, негативно влияла на сознание. Теперь
в банды идёт молодежь из очень благополучных семей. А родители
некоторых даже в душе довольны этим. Они ведь живут на те деньги,
которые сын отобрал у соседа. Мало того, даже гордятся этим. Приятно
же, когда начинают старые знакомые обращаться с просьбами: «помоги,
у дочки палатка, на неё наехали». Раньше престижно было, если
сын военным становился или врачом, а теперь – бандитом. Тут интересно,
что и силу против них применять опасно. Застрелишь – посадят,
а он тебя убьет – откупится. Государство наше, если его так ещё
можно называть, проявляет гуманность. Лишать жизни – право всевышнего.
А бандиты не спрашивают у бога разрешения. Получается так, что
отменяют смертную казнь для одних и тем самым вводят для других.
Нужно думать, как самим себя защищать. А когда люди объединяются
– это уже сила.

Николай был явно доволен такой простотой разговора. На следующий
день он принес несколько старых удостоверений в затёртых обложках
и даже трудовую книжку. Пока я их просматривал, он переоделся
и начал готовить инструмент.

- Я вчера сказал своей, что в партию вступаю. Она пока не верит.
Вот билет покажу, потом посмотрим, как тогда она себя поведёт,
– рассуждал мастер, подправляя лезвие и без того острого, как
бритва топора.

- Про партию мы ещё поговорим, а пока, Коля, скажи мне, как нижние
брёвна менять думаешь. Тут советуют некоторые поддомкратить углы
и вытащить их.

- Да ты что, с ума сошёл! Хочешь, чтобы дом рассыпался? Замки
разойдутся, и будешь лежать под брёвнами.

- А ты что предлагаешь?

- Да вот думаю пока.

Походив немного вокруг дома, Николай принялся за работу. Перерубив
нагель, он выбил с угла небольшой кусок гнилого бревна. Потом
в этом месте за счет новой кладки возвысил фундамент, оставив
предварительно выпуски кирпича для замков. Так кладка постепенно
поднялась до здорового бревна. Далее он проделал то же самое на
соседнем участке.

Недели через две наш работник прошёл весь дом по периметру. Дальше
на очереди – расположенные под подоконниками бревна. В домах,
отапливаемых печью, теплый воздух, сталкиваясь с холодным стеклом,
образует обильный конденсат. Не просыхающая влага впитывается
в подоконник. Он начинает гнить между рамами. Потом то же самое
происходит с расположенными под ним бревнами. Убрав гниль, которая
была когда-то подоконной доской, мы принялись выпиливать расположенное
под ней трухлявое дерево. После этого на концах здоровых бревен
сделали зарубы под замки и соединили их с подготовленными свежими
вставками.

Глотая желтую пыль, я думал о том, что выстроившие этот сруб сразу
после войны люди наверняка не предполагали, что их работу будут
переделывать через пятьдесят лет.

Во время одной из встреч с Рыжим я предупредил его, что скоро
покину своё рабочее место и вплотную займусь подготовкой дома
к зиме. Узнав о том, что я хочу успеть сделать, кроме всего прочего,
ещё и паровое отопление, он пообещал прислать ко мне хорошего
специалиста.

На следующее утро я проснулся раньше времени от неистового лая
собаки. Резко подскочив, я направился к окну, задев по дороге
коленом табурет. Отодвинутая слегка штора позволила мне увидеть
стоящего у калитки незнакомца. Одевшись на ходу, я вышел во двор.
Подходя к забору, я отметил, что у гостя уголовная физиономия,
и уж очень знакомая. Секундами позже я вспомнил, что такое же
лицо я на днях видел по телевизору. Оно принадлежало человеку,
сыгравшему водителя автофургона «Хлеб» в фильме «Место встречи
изменить нельзя».

- Я насчет отопления, - прозвучала фраза из уст незнакомца и погасила
возникшее у меня раздражение.

Володя (так звали специалиста) имел совершенно иной подход к работе,
нежели Николай. Если последний трудился, а потом пил, то первый
делал всё одновременно. Поначалу я, положившись на опыт сантехника,
почти не интересовался его рабочим днем. Я не обращал внимания,
что тот куда-то постоянно уходил. Иногда ему нужно было отлучиться,
чтоб согнуть трубу. Случалось так, что он искал подолгу необходимую
муфту или шёл специально нарезать резьбы. Бывало, целый день уходил
на поиски недостающих фитингов. Я предлагал ему купить всё необходимое
на базаре, но он отговаривал меня, ссылаясь на то, что всё достанет
сам, и гораздо дешевле. Взяв на себя вопросы снабжения, Володя
вынужден был угощать своих знакомых вином, купленным на мои деньги,
т.к. других расчетов те не признавали. Поэтому у маэстро были
деньки, когда он успевал надраться задолго до обеденного времени.
Но в любом состоянии работа не прекращалась.

- Ну, никак не хочет. Что ты с ней будешь делать, - бормотал он
в минуты, когда не удавалось открутить прикипевшую муфту. И только
после того, как ему случалось свалиться, он делал перекур на все
остальное время.

- Откуда ты Рыжего знаешь? - спросил он как-то меня, заканчивая
вынужденно работу.

- В одной партии состоим, - ответил я.

- А я думал, что у вас дела какие-то общие есть. Вижу, вы люди
хорошие и как-то удивительно стало, что тебя что-то с Рыжим связывает.
Ведь это не человек, а тварь. Тварь самая настоящая. Хочешь, передавай
ему, хочешь – нет, но я не могу не предупредить тебя об этом.

- А что ты сам с ним знаешься? Обязан, что ли, ему чем?

- Да не хочу говорить об этом, хоть и не боюсь его ментов.

- Так почему он тварь для тебя? Ты хоть пример какой-то приведи.

- Ну, вот хотя бы случай. Сгорел дом рядом с его коттеджем. Только
остыли трупы хозяев, он подошёл с разводным ключом и начал скручивать
радиаторы. А время как раз такое, когда все на работу мимо идут
и видят.

- Так что, соседи о нем невысокого мнения?

- Какое там мнение, ненавидят его все, кто более-менее знает.

- А те люди, что работают у него на строительстве – они, похоже,
его уважают.

- Да куда им деваться, если некоторым жрать даже нечего. А матушка
его суп варит из мослов огромной кастрюлей. Мослы ему эти бесплатно
привозят с заводской столовой, где его друг директором работает.
И самогоночка у него всегда есть.

- Где он, интересно, столько денег находит на стройку?

- Да у него весь материал ворованный. Он не может дня прожить,
чтоб не украсть чего-нибудь. И в партии обязательно найдет, что
украсть.

- А у нас воровать нечего, Володя.

- Ну, все равно он схимичит как-нибудь. Взносы, например, партийные
прикарманит.

Рыжий оказался легок на помине.

- Мы тут взносы собираем, – начал он после рукопожатия.

- Хорошо, деньги с Москвы придут – высчитаешь с моей зарплаты.

- А что это у тебя за масла? – поинтересовался он оставленными
мужем прежней хозяйки канистрами и прочими емкостями.

После продажи дома муж, находящийся с ней в разводе, долго не
забирал из сарая свой «Москвич». Потом выяснилось, что он просто
не знал о том, что дом продан, и, извинившись передо мной, попросил
разрешение на аренду сарая до тех пор, пока не отыщет покупателя
на автомобиль. Когда «Москвич» был продан, он оставил мне в благодарность
горюче-смазочные жидкости. Вообще это был, как мне показалось
тогда, человек с открытой душой; в прошлом – лётчик, капитан,
командир звена. Но, как говорят в таких случаях, сгубила его «горькая».
Бывшей его супруге нагадали, что он долго не проживёт. Возможно,
она тогда и понадеялась, что он не успеет явиться за своим «Москвичом»,
и он достанется ей.

- Я завтра повезу литературу в совхоз «Пионер». Может, что и сгодится
для моего «газона», – продолжил Рыжий, видя, что я задерживаюсь
с ответом.

Через несколько минут багажник «Жигулей» моего шефа был загружен.

В это время Володя, вышедший из дома, начал что-то искать возле
крыльца.

- На, отнеси в машину, – передал ему я трехлитровую банку с тосолом.

Поставив её в багажник, он извлек оттуда свои потерянные рукавицы.

Рыжий в это время сунул нос в огород и обнаружил там металлический
уголок. Вернувшись, он спросил:

- А уголок тебе не нужен?

- А ты что, купить хочешь? – рассмеялся я. Он промолчал в ответ
и начал спешно прощаться.

Понаблюдав за предводителем в последующие дни, я стал замечать,
что у того что-то не ладится. Телефонный разговор с депутатом
Семёновым немного прояснил ситуацию. Вместе с Рыжим тогда в офис
приехал координатор Корзиново, и они, как лучшие друзья, беседовали
о предстоящем Координационном совете.

- Как дела, Васильич? – спросил Рыжий, набрав номер телефона Семенова.

Послушав некоторое время вызванного абонента, он взорвался:

- Я вам не Пархоменко. Я всю общественность на ноги подниму. На
этой фразе общение прервалось. Вероятно, на том конце провода
положили трубку.

- Пугает исключением, - пояснил Рыжий причину своего гнева и жадно
закурил.

Темноволосый недовольно хмыкнул и принялся подбадривать коллегу.

После этого случая мой шеф перестал появляться в офисе. В выходной
день, проходя мимо знакомого коттеджа, я решил справиться о его
делах. Возившийся с обгорелыми бревнами худой пожилой мужчина
на мой вопрос, дома ли Палыч, указал на стоящую во дворе будку
на колесах от грузового автомобиля. Я взобрался на небольшую лестницу
и заглянул во внутрь. Мой предводитель валялся на лежаке, застеленном
байковым одеялом. Рядом с нарами был сооружен стол, на котором
стоял граненый стакан, доверху набитый окурками, и сидело множество
мух.

Увидев меня, Палыч немного оживился.

- Что, тяжелые времена наступают? – спросил я, протягивая ему
руку.

- Скоро КС. Семенов готовит мое исключение из партии, – тихо заговорил
он.

- Ну, а что Москва? – поинтересовался я на всякий случай.

- Вольфович прочитал ту бумагу и сказал, что 50% её содержания
– ложь, – упавшим голосом ответил больной и совсем скис.

- Что делать собираешься? – спросил я из-за нахлынувшего по непонятным
причинам сочувствия.

- Полечу на Канары, – ответил Палыч и достал сигарету.

- Гена! – окликнул он тут же худого рабочего. Когда тот к нам
заглянул, он попросил распорядиться насчет чаю.

Пока готовили чай, на глаза мне попалась молодая женщина. Судя
по её виду, психически она была явно нездорова.

Позже, по дороге на рынок, у меня не выходила из головы так внезапно
возникшая у Рыжего идея ехать на Канары.

На следующий день он позвонил в офис и стал просить меня связаться
по телефону с Семеновым.

- Что мне нужно спросить у него?

- Передай, что Евгений Павлович улетает на Канары.

- А стоит ли?

- Звони, я тебе говорю!

Минуты через три Рыжий снова позвонил.

- Ну что, передал?

- Его нет на месте, – соврал я, понимая, что передавать такие
вещи по меньшей мере глупо.

Рыжий вел себя, как ученик, которого исключали из школы.

- Перезвони мне, когда дозвонишься до него.

Услышав короткие гудки, я вздохнул с облегчением. В голове моей
появилась мысль, что мой начальник когда-нибудь закончит свою
карьеру там, откуда выписали на время женщину, похожую на него.
Позже я выяснил, что это была его родная сестра.

Совет координаторов, ожидание которого доставило Рыжему немало
волнений, в своем решении относительно исключения нашего героя
из партии был неоднозначен. Чашу весов в пользу обвиняемого перетянула
бумажка, предусмотрительно выпрошенная им у одного депутата-демократа,
курировавшего тогда общественную палату при областной Думе. Это
была характеристика произвольной формы на предъявителя. В ней
не было ничего значительного, но Рыжий остался очень доволен ее
содержанием. Я уж вовсе потерял интерес к партийным будням, как
произошло небольшое оживление.

- Ты в курсе, Владиславович возвращается, - несколько дней спустя,
спросил меня очень радостный коллега-студент.

- И что теперь изменится? - скептически поинтересовался я.

- Будет готовиться к губернаторским выборам.

- Серьёзная заявка. А подходит ли он на эту должность?

- Думаю, что да. Я хорошо его знаю, у него хватка железная.

- А шансов много?

- Немного, но есть. Только вот Вольфович своими номерами оказывает
медвежью услугу.

- А что он такого натворил?

- Ты что, телевизор не смотришь? - почти воскликнул удивленный
студент.

- Любой поступок нужно уметь правильно объяснить, - ответил я,
не желая анализировать когда-то увиденное коллегой.

После небольшой паузы мой сосед по офису продолжил беседу:

- Ты почти два месяца здесь. Скоро Жигайло привезёт деньги - получишь
зарплату.

- Получу - и попрощаюсь с вами.

- Так ты что, уходишь?

- А ты что думал, я с Рыжим буду работать?

- Чего ты его Рыжим называешь? Давно хотел у тебя спросить.

- Так у него раньше волосы от природы имели каштановый цвет.

- Давай, не уходи, займешь его место.

- Да его до смерти палкой теперь не выгонишь. Кто его породил,
пусть теперь и убивает.

Коллега рассмеялся:

- Хорошо, я передам это Семенову. Прощаясь, он бросил реплику:

- А я думал, что ты его человек.

Пока я раздумывал над тем, что мне делать с Володей-сантехником,
разозлившим меня с утра чрезмерным для столь раннего часа состоянием
опьянения, в коридоре послышались голоса и топот ног. Дверь распахнулась,
и ввалилась толпа. Впереди всех был белый, как простыня, Палыч.

Сопровождение его состояло из перепуганного насмерть Гены-землекопа,
Тараса, волосы которого показались мне еще жирнее, чем в первый
день нашего знакомства, Ротного и мужчины в кримпленовых брюках.
Всё это имело сходство со сценой из фильма «Идиот» режиссера Пырьева,
когда Рогожин со свитой приехал в дом Иволгиных.

- Деньги не давали? – возбужденно спросил предводитель.

- Не знаю, я не получал.

- Возьми лист бумаги и пиши заявку!

- Что писать? - спросил я, вооружившись ручкой.

- То, что нужно для офиса, - нервно произнес мой шеф и тут же
начал диктовать:

- Плитку электрическую, чтобы можно было пожрать сготовить. Потом
- люстру.

- Зачем люстру? Эта ещё нормальная, - возразил я, глядя в потолок.

- Пиши, я тебе сказал. Всё равно половину денег разворуют и спишут
на машину.

Прокричав это, Палыч достал талоны на бензин и протянул их мне
со словами:

- Пусть оплатят. Это я ездил в совхоз «Пионер», возил литературу.

Судя по пачке талонов, получалось, что ездить туда предводителю
приходилось не раз. У меня сразу возник вопрос: «Нельзя ли было
в грузовик поместить сразу всю литературу, тем более, что свежей
мы не получали». Но, посмотрев в неживые глаза начальника, я решил
эту мысль не озвучивать.

- Так, пиши, дверь - 500 рублей (~ 100 $), - опять разволновался
Рыжий.

- Хорошо, - сказал я, чуть было не усмехнувшись. Реальная цена
этой «фанерки» раз в десять была меньше.

- Похороны… Сколько просим на похороны? - обратился он к своим.

Те промолчали.

- А кого хоронить собираемся? – поинтересовался я.

- Уже схоронили сегодня. Гену. Он член партии был.

- Это тот, что брёвна чистил, когда я к тебе заходил?

- Да. Пиши 200 рублей, - махнул рукой Рыжий. После этого он закурил
и снова обратился ко мне:

- Ты ж 300 рублей получишь за два месяца, дай на общак рублей
50. Мы на эти деньги кофе купим, будем пить здесь. А сахар я уже
принес из дома.

Я кивнул головой и положил заявку в стол, решив ее никому не показывать.
Потом, когда меня оставили одного, я ещё раз подумал насчёт похоронных
расходов: «У него люди мрут от того, что он их не кормит, а партия
вынуждена оплачивать покупку гробов».

Как позже выяснилось, деньги на похороны Рыжий все-таки получил,
и без всякой заявки.

Узнал я об этом от самого Жигайло. Он вошёл в офис очень тихо
и, оглядывая стены, поздоровался за руку.

- Это вот за эту дверь я заплатил Евгению Павловичу 500 рублей?
- недоуменно произнес он хорошо поставленным голосом. По всей
вероятности, он не нашел времени посмотреть на неё до того момента,
как Рыжий явился к нему за деньгами.

- Тут ещё талоны на бензин он отдавал в июле, - на всякий случай
сказал я.

- А вот этот номер у него не пройдет. Это Семенов сдуру ему оплачивал.
А я выяснил, что он ездит только по одному маршруту, в совхоз
«Пионер», и берёт там мясо на реализацию. Деньги от продажи кладет
исключительно к себе в карман. К партийной работе это никакого
отношения не имеет.

Воспользовавшись визитом депутата, я решил поговорить с ним насчет
ордера. После небольшой вступительной речи я неоднозначно дал
понять, что тут ни в коем случае нельзя просить моих оппонентов
о каком-либо сочувствии или содействии, а только требовать доведения
дела до логического конца.

- Хорошо, напишите это на бумаге. Только кратенько. И принесите
это в понедельник. А через три дня я обязательно дам ответ.

Когда в понедельник я позвонил ему в кабинет, он сообщил мне самую
приятную новость: в прошлую пятницу, часа через два после того,
как мы попрощались, состоялось плановое заседание комиссии, которая
удовлетворила мою просьбу.

В этот день мне довелось ещё и деньги получить. Пока я расписывался
в ведомости, Жигайло пояснил, что сразу после нашего разговора
он успел переговорить только с депутатом - бывшим афганцем, входящим
в состав комиссии. Как бы там ни было на самом деле, но, возможно,
и этот голос повлиял на принятие положительного для меня решения.

На прощание я все же намекнул ему, что Рыжий готовит переворот.
Но он был слишком уверен в себе, чтобы видеть в неграмотном больном
человеке серьезную угрозу. Кроме того, ему на руку была вражда
Палыча с Семеновым. Ну, а мудрый еврей Яша сошёл с дистанции.
Он был исключен из партии за то, что во время семейного спора
откусил маме палец.

Однако в Москве кое-кому его нелепый донос пришёлся по душе. Семенов,
с удачно приписанным ему членством в «Сохнуте», как нельзя лучше
подходил на роль скрытого врага народной партии. Ко всему прочему,
старик сделал банальную оплошность - неосторожно высказался в
аппарате. «Я беру пример с Владимира Вольфовича», - ответил он,
когда его спросили, почему его родственники (двое сыновей и невестка)
занимают оплачиваемые партией должности.