Жизнь как есть

Сказать, что я люблю чай - значит, ничего не сказать.

Я человек чайной культуры, до мозга костей. Кофе - чёрная вонючая
штука непонятного рода (то ли "он", то ли "оно"), от которого
болит сердечная мышца и который (-ое) кончается раньше, чем успеваешь
начать пить - это не для меня; за исключением разве что того морковно-цикорийного
суррогата из детского сада, который нынче уже и забыли, как выглядит:
вот его я почему-то любил. Конечно, потом я стал терпимее относиться
к кофейной культуре, особенно поняв её биологическую природу:
городским жителям, особенно женщинам, гипотония и сонливость практически
не оставляет шансов, кроме как попасть в кофейную галактику. Сигаретка
для нервов - кофе для тонуса, ага... Вот только "понимать" это
я могу лишь как что-то заведомо "чужое".

Зато чай - это с раннего детства и на всю жизнь. Его можно пить
вёдрами, не останавливаясь - почти как воду. Можно пить простой
чай, можно - круто заваренный, с молоком и сахаром (а ещё приятнее
- с мёдом), можно с лимоном, можно - нарезав тонкими ломтиками
прямо в чашку яблоки какого-нибудь ядрёного зимнего сорта (вроде
антоновки). А можно и с вареньем - яблочным, малиновым, смородиновым,
клубничным, вишнёвым, черничным, из зелёного крыжовника с грецким
орехом, ревеневым, одуванчиковым...

Но главное - его можно пить много и долго. Поэтому чай - ещё и
компанейский напиток. Хотя есть масса способов подчеркнуть индивидуальность,
- например, своей личной чашкой, а ещё лучше - персональным подстаканником
для гранёного стакана; вот это - самое то.

Конечно, для этого нужен большой чайник. Собственно, я потому
и ненавидел всю жизнь чахлые бытовые кипятильники а-ля "тефаль":
больше двух литров воды в них никогда не помещается, а о том,
чтобы поставить его заново, начинаешь думать только тогда, когда
выпьешь до дна первую порцию. В итоге чаепитие как бы разбивается
на рваные куски, отмеренные постановкой очередного чайника; нарушается
цельность, внутреннее единство процесса.

Поэтому я с детства любил самовары.

Первый самовар был, увы, любовью платонической. Он был старый
и ржавый, и стоял на даче никому не нужным. Я всё время пытался
упросить родителей поставить его хоть раз и выпить из него чаю,
чтобы как у Хармса: "Иван Иваныч Самовар был пузатый самовар...",
но они, взрослые торопливые прагматики, никогда не понимали чаяний
моей детской поэтической души.

Зато второй самовар стал уже настоящей страстью. Несмотря на то,
что он был не настоящим: фактически, это был всего лишь закамуфлированный
под самовар большой электрокипятильник. Однако он выглядел, как
самовар, шумел, свистел и лил воду из вечно текущего краника с
блестящей, постоянно выпадающей и горячей поворотной ручкой. Наконец,
на пятый год использования он начал бить током - треснула изоляция
нагревательного элемента. Но я его всё равно ставил до последнего.

Тогда это были голодные годы перестройки, когда мы жили в деревне
по четыре-пять месяцев (от момента высадки картошки до момента
её уборки), и этот ненастоящий электрический самовар был для нас
самым главным, что есть на столе, смысловым центром мира вечернего
отдыха.

Третий, нынешний самовар - зрелая, взрослая любовь. Я откопал
его на чердаке, на даче у родителей жены - старый, ржавый, треснувший,
зелёный и страшный. Я долго мыл его в бочке с уксусом, песком
и содой, а потом отдал лудильщику, который его запаял, отполировал
и сделал трубу. Сейчас, когда я его ставлю, я кладу в его топку,
кроме углей, ольховую щепу и сушёную мяту - и потом, когда он,
уже вскипев, стоит на столе, от углей, поддерживающих температуру
воды, распространяется чуть дымный, слабый аромат. В самоваре
- почти 10 литров; ещё ни разу за один присест его не удавалось
выпить до конца, сколько бы людей ни сидело за столом.

Собственно, вот он.

С китайским чаем я познакомился гораздо позже, чем многие москвичи:
ещё в прошлом году я искренне думал, что чаем может быть только
коричневый либо зелёный напиток; знакомая по Пелевину волна "чайных
клубов" прошла мимо меня. Поэтому сейчас, когда я знаю, что "китайскую
чайную церемонию" в её нынешнем кабацком варианте придумали в
Москве для легковерных любителей азиатчины, мне проще знакомиться
с трёхтысячелетней чайной культурой: нет негативного опыта "прошлых
встреч". Теперь я знаю, когда и зачем пить красный пуэр (днём
он прекрасно утоляет аппетит), когда - дымный и вонючий, как подмётка,
лапсанг сушонг, когда - тёмно-зелёные улунские чаи (молочный,
женьшеневый, тайваньский дундин), когда - лёгкие, почти исчезающие
на языке цветочные белый и жёлтый чай. И, наконец, где всё это
брать, чтобы не отдавать огромную кучу денег за самые обычные,
"расходные" (с точки зрения китайца) сорта чая.

Главное, что я понял: единственно возможный способ "литературного
перевода" на язык русской культуры понятия "чайной церемонии"
- это "русское чаепитие". То есть процесс потребления чая, понимаемый
как ритуал - но сами правила ритуала являются не жёстким обрядом,
а лишь базовыми рамками, от которых можно отталкиваться как угодно.
Собственно, китайское правило, по которому температура воды, заливаемой
в заварочный чайник обязательно должна быть на два-три градуса
ниже температуры кипения (не больше, но и не меньше) идеально
для самовара на углях: он поддерживает именно такую температуру
безо всяких ухищрений, просто по звуку: чувствуешь, что стихает
свист - накрываешь отверстие для трубы крышкой, и угли слегка
остывают, так как нет тяги. То же самое касается дикого количества
горячей воды, которое нужно для того, чтобы правильно пить китайский
чай: обдать ей все чашки, блюдца и заварочный чайник, слить первую
заварку с чайной пылью и т.п.... Наконец, наличие самовара позволяет
держать заварочный чайник маленьким, а заварку в нём оставлять
без долгого контакта с водой, что позволяет один и тот же лист
заваривать несколько раз. В общем, только отсюда становится заметно,
что чайная культура пришла в Россию всё-таки из Китая, где ей
три тысячи лет, а не из Индии, где ей триста и она является по
сути колониальной.

С тех пор у меня завелась своего рода маленькая мрія: разработать
устойчивый, красивый и уникальный формат "русского чаепития" с
десятком-другим сортов китайского чая, на десять-пятнадцать человек,
со среднеазиатскими и арабскими сладостями, со всем разнообразием
приборов - от глиняных чашек, сохраняющих часть аромата каждой
заварки, до фарфоровых пиал. И обязательно - с большим самоваром.
Но так, чтобы люди могли говорить о своём и не пить чай ради чая,
а использовать его как среду, как совместное пространство общения.
То есть - сделать его как бы привычной, встроенной в уклад какого-то
места (своей гостиной?) процедурой.

Наверно, разве что в той самой пресловутой следующей жизни.