Проза

В разговоре с Евгенией мы сетовали на то, что зима заставила нас
потолстеть. Она сказала, что к весне надо похудеть. Я тоже
хотел похудеть к весне. Она сказала, что надо сбросить лишние
килограммы, чтобы стать красивой. Я тоже решил сбросить и
стать. Она сказала, что надо похудеть, чтобы можно было надеть
мини-юбку. Я с ней согласился. Евгения спросила – неужели и я
ношу мини-юбку? А я ответил, что ношу и отдаю предпочтение
шотландским юбкам в клеточку как атрибуту несомненной
мужской красоты. Она спросила: может быть, скоро поедешь в
Шотландию? А я сказал, что необходимости ехать в Шотландию нет,
можно не тратить деньги, и без того дважды в неделю, по средам
и пятницам в шотландском посольстве все мужчины наряжаются в
юбки. У нас своего рода мужской клуб для тех, кто не
гомики, но очень любят носить юбочки. А Евгения сказала, что у
некоторых мужчин это своего рода болезнь. Я хмыкнул, но
промолчал по поводу того, что почти все женщины больны обратной
болезнью – любят носить мужские вещи.

Позже мы с Евгенией стояли и ждали, когда нас допустят к
вице-президентше одной крутой фирмы. Стояли мы у открытой двери
приемной, где можно было видеть невзрачную сутулую секретаршу. По
обеим сторонам двери были прикреплены таблички:
«вице-президент такой-то» и «вице-президентша такая-то». Я про себя
полюбопытствовал, а почему вдруг секретарша крутой фирмы – и не
секс-бомба? Потом понял, что вице-президентша здесь явно
обладает гораздо большим весом, чем вице-президент. А Евгения
сказала, что странно и смешно, когда по обеим сторонам
приемной сидят целых два вице-президента. А я сказал, что это еще
не рекорд: в некоторых фирмах вице-президенты плодятся с
такой скоростью, что приходится производить отстрел, даже
вспомнил несколько громких криминальных историй. Кстати, в
охотничий сезон выдаются гослицензии на отстрел вице-президентов.

Вице-президентша была уже загнана, это угадывалось в ее отупелых за
целый рабочий день глазах, усталой речи, опущенных уголках
когда-то аппетитных губ. Я с грустью подумал, что она в
молодости была отличной секретаршей с длинными точеными ногами.

Вечером, когда я плотно поужинал и выпил третий стакан чаю,
позвонила Белочка. Было бы здорово поужинать вдвоем с ней, задумчиво
глядя друг другу в глаза в каком-нибудь приятном местечке.
Но не сегодня. Я с осуждением посмотрел на узкие джинсы,
пояс которых сегодня уже не сойдется.

В Белочке мне больше всего нравились ее запах и ее нос. Запах был
настолько волнующ, что я прощал Белочке ее молчаливую
упертость. А нос у нее в профиль был с красивой горбинкой – такой
очаровательный аристократический носик! В фас ее нос был тоже
хорош и приятен, за исключением того, что оказался немного
свернутым влево. При знакомстве я спросил о причине такой
деформации. Белочка сказала, что в этом виноват кулак отчима.
Через несколько дней она сказала, что мама у нее машинистка
поезда с кривым после аварии носом, а у нее самой такой нос –
с рождения. Я думаю, что настоящая причина кроется в том,
что Белочка целых два года была в команде регбисток.

Потом позвонил Опорин. Последний раз я его видел на дне рождения у
Андрюхи. И Андрюху тоже. Интересная у меня с ними дружба.
Видимся три раза в год: на мой, Опоринский и Андрюхин дни
рождения. Все остальные мои встречи с ними – дело случая.

Так вот, на моем сотовом высветилось: «ОПОРИН». Говорю: «Алло!».
Слышен шум. Начинаю звать Опорина – ощущение такое, будто он
поднимается по лестничной площадке, либо что-то в этом духе.
Послышался легкий девичий стон... Через пару минут я
сообразил, что у Опорина при движении от случайных соприкосновений
нажались именно мои кнопки. Ну что ж, хоть так он меня
проведал, и то спасибо. Перед тем, как положить трубку, я
помедлил. Пришла мысль подшутить над Опориным: не прерывать разговор
как можно дольше, чтобы он потом заплатил как можно больше.
Жалко стало Опорина – все же друг мне. На три дня в году –
а друг. Если найти сотню таких же частых на общение друзей,
как Опорин, то все мои почетные, либо понечетные дни в году
будут «одружены». Древняя мудрость: «Не имей сто рублей, а
имей сто Опориных».

Как странно, что одни и те же вещи мы воспринимаем по-разному в
зависимости от того, кто именно их рекомендует нам. Если ты
обмениваешься книгами с красивой Алией, и она тебе дала почитать
автобиографию некоего тибетского ламы, тебе хочется думать,
что эта девушка окутана покровом тайны, который по мере
сближения с ней будет медленно спадать, обнажая лоно ее
прекрасной души...

В той книге был совет – распевай универсальную молитву: «Ом! Мани
падме хум!» – что переводится примерно как: «Спасение в самом
себе!» – и все будет ништяк!

Что парадоксально – именно эта древняя восточная молитва породила
современную западную цивилизацию! Белый воротничок был
вскормлен тибетскими ламами и распустился по всей земле, как
гигантский цветущий лотос. Ведь и американцы, и европейцы каждый
день не устают повторять слово из этой молитвы, и это слово
поистине правит миром. «Ом! Мани падме хум!» – говорят на
Тибете, и по всем странам катится эхо этой молитвы: «Мани,
мани, мани...». Но где же «падме хум»? И почему только «мани»? А
эти милые мысли о духовном совершенствовании – сколько они
теперь стоят? Ведь недаром говорят, что мысль материальна.

Эх, Алия, Алия! Зачем ты обиделась на меня? Ну, подумаешь, дал твою
книгу Заринке – что тут такого? Ведь она ей была очень
нужна, а?

И я представляю тебя в образе муравейника, в котором каждая мысль –
это трудолюбивый муравейчик, занимающийся благоустройством
общности муравьев. Но ты же не муравейник. Скорее всего, ты
просто Алиюшник. Хотя – надо проверить.

Вспомнилось, как давным-давно мы с Елесом зашли в кришнаитскую
столовую за поисками темы для фильма и наткнулись на старушек,
которые там ежедневно бесплатно обедали. Очень странно было
видеть такое множество жующих морщинистых лиц, дряхлых рук,
втыкающих вилки в растительную пищу.

Конечно, у нас была камера, и мы снимали, как одна из старушек
собрала со стола крошки и горстью забросила их в рот. Был там и
случайный старик, который, спасаясь от зимнего холода, тоже
забрел в кришнаитник. Но с какой странной гордостью он
держался! Естественно, повара предложили порцию пищи и ему. Старик
отказался, попросив только кипятку. Этим кипятком он
размачивал принесенный с собой замерзший хлеб и кушал его.
Насколько помню, руки его были и чистыми, и грязными одновременно.
Грязными – от въевшейся под крепкие серые ногти грязи.
Чистыми – оттого, что руки эти блестели, как будто были выточены
из дорогой породы дерева, полированного и лакированного.

У старика была большая полуседая борода. Про бороду все почему-то
хочется сказать – «окладистая», но я не очень представляю
значение этого слова. Судя по звучанию этого слова – да, у него
была именно окладистая борода. А глаза были странно молодыми
и очень похожими на то, какими я себе представляю глаза
Иисуса Христа. Старик представился пророком, возвещающим то ли
конец света, то ли начало тьмы.

Интересно вдуматься! Получается, что если тьма – это отсутствие
света, то свет – это отсутствие тьмы. Что же будет, когда и
тьма, и свет будут отсутствовать? Почему-то никак не могу себе
этого вообразить. Ну, так вот, этот старик был на редкость
безапелляционен и говорил, что его можно не снимать на камеру
хотя бы потому, что пленка все равно засветится. Пленка не
засветилась, плел он полную ахинею, а глаза были – как у
Иисуса Христа.

Вот что странно – в каком-то смысле я и себя могу считать пророком.
Как-то раз я видел полусон. Наверное, моя душа ненадолго
оторвалась: поотрывалась с кем-нибудь всласть и прибежала
обратно. Открывшаяся мне истина тут же захлопнулась, как будто я
нечаянно попал на недоступный мне уровень, и что-то сразу
начало методично и безжалостно стирать в моей памяти это
сновидение. Если бы я не успел записать открывшееся мне, сейчас
ничего бы не вспомнил. Когда перечитывал, знал, что это была
истина, но истина – поблекшая из-за неумелого воплощения в
слова. Вот вкратце эта истина:

Был невообразимо огромный мир, состоящий из слов, которые ничего не
означали. Эти слова часто складывались в предложения, тоже
совершенно бессмысленные.

Некоторые, на первый взгляд, осмысленные последовательности все
равно ничего не значили, потому что не существовало форм их
материального воплощения. Символы, которые ничего не означали.

Но со временем произошло столкновение мыслечувственных стихий и
грубого материального мира.

Самое интересное, что сразу после столкновения и сейчас – символы
все равно ничего не значат! А ведь это их последний шанс...

Было около одиннадцати вечера, когда я позвонил Мурке. Он взял
трубку, и я спросил, помнит ли он фильм, где Промокашка говорил:
«Ну, так и я могу!». А Шарапов спрашивал: «А что
сыграть-то?». И Промокашка, довольный, отвечал: «Мурку!». Мы с Муркой
посмеялись над этим, и он сказал, что денег мне еще не
вернет. Это плохо.

Звонил Алиюшнику – спросить про спиритизм, – но ее не было дома. Это плохо.

Позвонила Белочка – простывшая и шмыгающая носом. Это плохо.

Хотел позвонить Женьке, по ошибке набрал номер своего рабочего
телефона. Это плохо.

Хотел позвонить Заринке, но вспомнил, что уже время позднее. Это плохо.

Хотел позвонить Алиюшнику, спросить про хиромантию, но вспомнил, что
ее нет дома. Это плохо.

Позвонил Женьке, они там сидели вчетвером, меня звали, выпили за мое
здоровье. Это хорошо!

Позвонил еще раз Алиюшнику, и еще раз ее не было. А ведь всего и
хотел-то, что спросить про астрологию!

Я почему-то представил себе огромное дерево, почти лишенное листьев.
Рядом висит красноватое, не очень яркое предзакатное
солнышко. А на ветвях дерева сидят, вместо листьев, целые стаи
ворон. Галдежа не слышно, птицы непривычно спокойны. Но они
поднимаются поочередно в воздух и поодиночке кружат над моей
головой. Вон полетела ворона по имени Мелисса, рядом с ней, не
отставая от нее, кружится телевизионный титр «Мелисса».
Наверное, чтобы я не спутал, что это Мелисса. Но на самом деле
я совершенно точно и без всяких подсказок знаю, что это над
моей головой кружит действительно Мелисса, которую не
спутаешь ни с одной из других ворон. Мелисса садится на свободную
ветку огромного дерева, и сейчас же в воздух поднимается
ворона по имени Оля. Рядом с ней летит титр «Оля».
Присмотревшись, я понял, что все вороны, сидящие на дереве, снабжены
такими титрами. Некоторых из ворон я узнал, другие же были мне
совершенно незнакомы. Я рассудил, что это мое древо жизни,
на котором сидят все женщины, мне судьбой предназначенные.
Можно преисполниться гордости, глядя на десятки, сотни ворон,
ждущих своей очереди покружиться надо мной. Но почему это
солнышко выглядит таким предзакатным?

Я поискал королевский трон, но его не было. Решено: полсердца за корону!

Мелисса, которая думает меня на ком-нибудь оженить, позвонила с
сотового и сказала, что наконец-то нашла для меня девушку! Я
спросил, откуда она звонит, и она сказала – из поликлиники. Я
спросил – эта девушка от чего лечится? А Мелисса сказала, что
эта девушка – моя соседка Лариса, которая работает с Олей.
Они занимаются переводами языков, и их рабочий кабинет
находится по соседству с моим. Поэтому нет ничего удивительного,
что я их часто вижу в коридоре. И за последний месяц они
как-то очень часто попадались мне именно в тот момент, когда
несли либо полный чайник воды, либо наполненную водой банку,
либо ведро, полное воды.

Когда это произошло впервые, с Олей, я вслух подумал, что баба с
полным ведром – это к счастью. Оля немного обиделась на слово
«баба». А я сказал, что это пословица такая.

Так как девушки довольно часто мне попадались с полными ведрами, и
не было ни одного раза, чтобы с пустыми, то я и подумал, что
они весь месяц интенсивно носят мне счастье, а оно все
копится, копится и копится... не известно где.

Наконец-то свершилось! Я был с Белочкой! О, как я об этом мечтал!
Моя милая Белочка! Если бы у тебя был еще и характер хороший,
то этим стаям ворон было бы сказано решительное «кыш»! Но,
видимо, родители и двор превратили тебя во что-то чудовищное,
и за милыми зелеными глазами уже вспыхивают красные
всполохи кухонных скандалов и битой посуды, а внутри, за нежной
левой грудью уже начинает слышаться железный гусеничный марш.
Клянусь! Не будь ты такой дурой, тебе бы не стоило труда меня
окольцевать, и ничто бы не спасло меня от печального звона
венчального. Хотя и сейчас вполне можно попасться, ожидая
самого худшего, не в силах устоять перед гипнозом твоего тела.
Ни за что тебе не скажу, но ощущение такое же, как много
лет назад, когда я потерял невинность. И почему-то кажется,
что это ощущение будет повторяться каждый раз. В физическом
отношении ты – именно то, что нужно для моего счастья.
Подумать только…

Не могу понять, для чего ты носишь накладки в лифчике, или как там у
вас это называется, если имеешь такие нежные,
очаровательные, прекрасной формы груди, которых так сладостно касаться
руками, животом и лицом; твои груди, которые я зацеловывал и
осмелился нежно кусать, за что был наказан ответным сильным и
злым укусом в щеку. Я не ожидал твоего появления, и ты
приехала только потому, что опасалась других возможных женщин.
Да, девочка, ты ревнива.

Заложив руки за голову, я лежал под своим деревом, на котором,
вместо листьев, молчаливо сидели женщины, предназначенные мне
судьбой. Подошла Лариса и стала поливать мое дерево свежей
водой из чайника. Подошла Евгения и положила передо мной
шотландскую юбочку. Подошла Белочка и пригласила меня сесть на
электрический стул.

«Заманчиво, заманчиво», – думал я, надевая на голову электроды…