Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

Об обществе потребления

Купленный в шведском гастрономе сахар оказался очень несладким
(обычно я кладу в чашку две ложки, а этого нужно три с
половиной), что навело меня на размышления о буржуазном обществе
потребления.

Единственная задача консумеристского общества, как известно, состоит
в том, чтобы впаривать людям как можно больше (чаще всего
совершенно ненужных) продуктов. Для этого необходимо лишить
даже нужные продукты тех свойств, из-за которых их,
собственно, и потребляют: сахар должен быть несладкий, соль
несолёная, горчица пресная, а масло немасляное (всё это втюхивается
под видом «здорового образа жизни»). Хороший пример – бигмак
из макдональца: вроде бы предполагается, что это булка с
котлетой и овощами, но на самом деле булка и котлета сделаны из
одного и того же картона, салат и помидоры выращены на
физрастворе и всё это полито безвкусной горчицей и синтетическим
майонезом. Понятно, что пищевая ценность такого блюда такая
же, как у рулона туалетной бумаги: брюхо набить можно, а
жрать всё равно хочется. Можно, конечно, съесть пять или
десять бигмаков (ведро воды, как известно, заменяет стакан
сметаны), но тогда человек становится очень жирным. И это хорошо!
Потому что тогда он платит огромные деньги за то, чтобы
похудеть.

Ну или можно не есть десять бигмаков, а купить особые добавки,
которые делаются из того, что не положили в бигмаки, типа
гербалайф или витамины. Но всем известно, что в биодобавки и
витамины добавляют наркотики, чтобы человек один раз их попробовал
и потом уже не мог без них жить. Это дело, кстати, очень
давно изобрели поляки – они под видом безобидных капель от
насморка «галазолин» продавали сильнейший наркотик. Я знал
нескольких женщин, которые без этого галазолина даже не могли
выйти из дома, а некоторые, говорят, умирали, если вовремя его
не употребляли.

Кроме того, от негодной пищи у людей развивается множество болезней,
которые нужно лечить дорогостоящими лекарствами. А они, как
известно, помогая, например, от печени, разрушают при этом
селезёнку, а от лекарства от селезёнки немедленно пропадает
эрекция.

О мясорубках

Главная проблема того фальшивого капитализма, который понастроили во
многих районах Москвы и чуть меньше в Ленинграде, – это
отсутствие или совершенно нелепая дороговизна самых простых
предметов. Я однажды два месяца искал по всем магазинам простую
обычную поварёшку – фиг! Есть набор из шести предметов
драгоценного нержавеющего металла. Так и не нашёл – купил
пластмассовую какую-то фигню французского производства за двести
рублей (надо же чем-то черпать борщ из кастрюли). За простым
чугунным казаном надо ехать на блошиный рынок возле метро
Удельная, а в том, что продают в магазине, – это пускай они
сами себе варят.

Обычную механическую мясорубку я искал полгода, пока Житинский не
купил её, наконец, в Финляндии за сумасшедшие какие-то евры,
причём, при распечатывании очень красивой финской коробки
оказалось, что сделана она в Китае (это почти всегда так
бывает). Чудовищное это изделие китайского военпрома отлито из
цельного куска губчатого чугуна и весит килограммов восемь. А
мясо мелет очень посредственно.

Так что когда я увидел на центральном Ростовском рынке армянина,
торгующего простыми алюминиевыми мясорубками советского ещё
производства, я немедленно купил у него мясорубку за двести
рублей и стал до такой степени счастливый, что нас с Кошкиным
тут же остановила милиция для проверки наличия у нас папирос
беломор.

О чистоплотности

Вот надумает иной достойный человек посрать в чистом поле, спустит
уж было штаны и усядется гордо орлом. Но охватит вдруг его
беспокойство: а не сидит ли на том же самом поле совсем
другого полёта птица – человек без совести, чести и принципов,
стервятник и падальщик? Пристало ли почтенному человеку, ничем
вовеки себя не замаравшему, даже и срать с таким на одном
поле?

Вскочит достойный человек, оглядит окрестности зорко: нет никого. Но
это ни о чём ещё не свидетельствует: отчего же не видны
вокруг другие достойные лица? Может быть, чем-либо опозорено
уже это поле? Не иначе, что сам тот, чьё имя нельзя даже
произнести среди приличных людей, приходил сюда и насрал кучу в
самой середине! Или завтра же придёт и насрёт. Как покажешься
тогда в приличном обществе?

Скрепляет тогда себя достойный человек, натягивает обратно штаны и
идёт искать другое поле, на котором сидел бы безусловно
беспорочный человек, не только ни разу не подавший руки негодяю,
но и не дышавший с ним одним даже воздухом. Но нет нигде
такого места! Пусть и раскинулись поля во все стороны, но они
все либо безлюдны, либо расселись на них люди сомнительных
нравственных качеств, а приличные граждане проходят всё
поодаль, кивая благосклонно достойному человеку, но близко всё же
не приближаясь.

И понимает тогда он, наконец, самую главную мудрость нашего времени,
заключающуюся в том, что в подлый и развращённый наш век,
когда все кругом за редчайшим исключением скоты, подлецы и
мерзавцы, единственное, куда и остаётся посрать человеку, не
желающему ничем себя запятнать – так это только к себе в
штаны.

О мракобесии

Вот мне всё же вот что непонятно. Люди, которые десятилетиями
показывали отменную непробиваемость любой пропагандой, были вдруг
внезапно навеки контужены десятком номеров коротичевского
«огонька» и яковлевских «москоу нюз». Если сейчас этим людям
сказать, что Сталин и Берия, может быть, всё же не в каждый
день съедали по невинному младенцу на завтрак и непорочну
деву на ужин, они перестанут с тобой здороваться. Они не
считают тяжёлым идиотом человека, который ещё в чине президента
СССР снимался в рекламе пиццы-хат. У них на глазах суетливые
люди с бегающими глазами рассовали по карманам огромную
страну, но они всё равно ходят с самодельными плакатиками к
мещанскому суду. Они получают всё те же советские сто сорок
рублей, но считают, что феррари на большой пушкарской – это
движение в сторону свободы и почитают за главного гуманиста
двадцатого века человека, придумавшего нейтронную бомбу.

Нет, ничего не понимаю.