Комментарий |

Где любовь, тут и Бог

Начало

Продолжение.

Явление 1

Глеб, Чарльз и мужчины в галстуках.

Солнечный летний день. Шоссейная дорога со следами асфальта. Глеб
и Чарльз идут, перешагивая через ямы и колдобины; в руке у Чарльза
цветок, сорванный на обочине.

Чарльз (тянет носом воздух). Карашо!..

Глеб (озабоченно). Хорошо-то хорошо. Только бы
нас пропустили.

Приятели минуют дорожный указатель «Почечуево 300 м».
Внезапно, словно материализовавашись в воздухе, перед ними вырастает
мужчина без каких-либо примет во внешности, если не считать галстука
на рубашке. В руке у мужчины переносная радиостанция.

Галстук. Прекратить движение!

Глеб. В чем дело, уважаемый?

Галстук. Куда направляетесь?

Глеб (кивает головой на указатель). В Почечуево,
куда же еще.

Галстук. С какой целью?

Глеб. Я хочу… я хочу увидеть одну девушку. Вас
это, конечно, не касается, но я люблю ее больше жизни.

Галстук. Это еще что за шутки? А ну кругом, шагом
марш! Здесь олимпийский объект, а не что-либо.

Глеб. Ну простите. Конечно же, мы направляемся
в музей. Надеемся попасть на экскурсию.

Чарльз (улыбаясь). М’юзем, м’юзем… экскёшн…

Галстук. Он что, иностранец?

Глеб. Он гость нашей страны.

Галстук. Сопроводительные документы на него имеются?

Глеб. Что вы имеете в виду? У него есть паспорт…
Чарльз, покажи ему свой паспорт.

Галстук. И ваш попрошу.

Приятели отдают ему паспорта; мужчина их пристально изучает.
Потом он щелкает рацией и подносит ее ко рту.

Галстук (в рацию; значительно). Один, и один иностранец.
Прием.

Рация (после некоторой паузы). Пропустить.

Галстук (приятелям). Следуйте по дороге. Объект
через триста метров. Соблюдайте культуру поведения в общественных
местах (делает движение рукой, чтобы козырнуть, но вспоминает,
что на нем нет головного убора).

Глеб и Чарльз «следуют» дальше. За каждым деревцем и кустом вдоль
дороги стоит по мужчине в галстуке.

Явление 2

Глеб, Чарльз, менты, мужчины в галстуках, администраторша, Каценельсон, отечественная публика, зарубежные спортсмены и невероятно высокий господин.

Глеб, Чарльз, менты, мужчины в галстуках, администраторша,
Каценельсон, отечественная публика, зарубежные спортсмены и невероятно
высокий господин.

Асфальтированная автостоянка перед почечуевским музеем. Несколько
туристических обшарпанных автобусов отечественного производства
уткнулись носами в край площадки. Поодаль от них, словно боясь
замараться, припарковались три-четыре высоких блистающих «европейца».
Автобусы пусты, но повсюду вокруг, парами и поодиночке, отсвечивают
все те же мужчины в галстуках. Минуя стоянку, приятели идут к
главному входу в музей и обнаруживают, что ворота осаждает гомонящая
русскоязычная толпа. Слышны выкрики: «Безобразие!», «А мы что,
не люди?», «У нас уплочено!». Толпу сдерживают два мента, рыжий
и студент, оба взмыленные.

Мент-студент. Граждане, соблюдайте порядок!

Рыжий мент. Чего вы там не видали? Что вы прете,
как за колбасой?

Мент-студент (тихо; рыжему). Насчет колбасы –
это антисоветчина.

Рыжий мент. Да пошел ты!

Между ментами завязывается дискуссия. Толпа, воспользовавшись
этим, прорывается к ограде. По ту сторону взволнованно мечется
толстая женщина, музейный администратор.

Администраторша. Граждане, имейте терпение! Через несколько
минут к вам выйдет девушка, и все будут удовлетворены!

Из толпы. Позовите начальство! Ваша девушка иностранцев
уже третий раз удовлетворяет! В гробу мы видали такую Олимпиаду!

Глеб (про себя). Эта девушка – она! Стало быть,
сейчас, сейчас… Крепись, Глеб! (Увлекает Чарльза к воротам).
Дружище, Чарльз! Сейчас мы ее увидим!

Чарльз. Твоя Натал’я? О, я не терпеть!

Однако вместо Наташи к воротам выходит Каценельсон.

Каценельсон. Граждане! Наша экскурсовод сегодня обслуживает
зарубежных спортсменов, в чем приношу свои извинения. Вашу группу
поведу я. Надеюсь, вы не будете разочарованы, так как я кандидат
филологии и автор публикаций о Почечуеве.

Из толпы. Давай, кандидат! Ждать больше мочи
нет; мы уже прокляли твоего Почечуева!

Глеб. Какое разочарование! (Вытаскивает
Чарльза из толпы обратно.)

Чарльз. Что слюшилос? Мы не ходить?

Глеб. Нет, черт побери! Теперь мы не ходить на
этот экскёшн. Мы… мы ходить в другое место.

В это время калитка сбоку от ворот открывается на выход,
чтобы выпустить из музея группу, завершившую осмотр. Глеб буксирует
недоумевающего, но покорного Чарльза к калитке.

Глеб. Здесь-то мы с тобой и прошмыгнем…

В то же мгновенье он получает по лбу довольно чувствительный
удар. Отшатнувшись, Глеб видит перед собой предмет, о который
ударился. Это фотоаппарат, висящий на шее невероятно высокого
человека, выходящего из калитки.

Невероятно высокий (по английски). Ты в порядке, приятель?
Советую тебе ходить с открытыми глазами. Будь любезен посторониться!_ 1

Чарльз (высокому; по-английски). Мистер, вы непозволительно
высокомерны! Вы находитесь не где-нибудь в Бангладеш, а в России.
Это страна, где творил Почечуев!_ 2

Высокий (со смехом; по-английски). Но, сэр, такого
клозета, как здесь, вы не найдете даже в Бангладеш! (Похлопывает
рукой по фотоаппарату).
Я хотел это сфотографировать,
но у меня выдернули пленку._ 3

Чарльз (презрительно). К сожалению, ваш способ
познания мира не оригинален. Впрочем, рекомендую и вам впредь
передвигаться с открытыми глазами. Мое почтение._ 4

Высокий выслушивает его несколько растерянно и посторанивается.
Приятели проходят на территорию музея.

Глеб (с чувством). Спасибо, мой добрый Чарльз, что ты
вступился за мое Отечество. Теперь ты видишь, отчего мы, русские,
становимся иногда ксенофобами.


1. Are you all right, boy? You’d better
walk with your eyes open. Now,be so kind to stand aside.

2. Mister, you behave in impermissibly haughty manner.
You are no in Bangladesh or elsewhere,but in Russia. It is the
Land where Pochechuev had been creating.

3. But,sir, you would fail to find such a closet even
in Bangladesh. (…). I’ve tried to photograph this but they pulled
out the film.

4. Unfortunately your way of world cognition is not
original. However, I recommend you in future to travell with eyes
open too. My compliments!

Явление 3

Глеб, Чарльз, Шубина и кагэбэшник.

Глеб и Чарльз, стукнувшись поочередно головами о притолоку,
входят в «людскую». В комнате лесопаркового отдела они находят
Шубину, сидящую в своем кресле. На топчане, вместо Вадима, лежит
спиной к зрителям спящий кагэбэшник.

Шубина. Ба! Кого я вижу…

Глеб. Знакомься, это Чарльз.

Чарльз (улыбаясь). Гуд дэй!

Шубина (неопределенно). Ага… (Глебу).
Ты его что – в музее подцепил?

Глеб. Нет, он со мной.

Шубина. Тогда ладно… Но что вы стоите? Садитесь
хотя бы на топчан… (Не вставая с кресла, ногой дотягивается
до спящего мужчины и толкает его в спину).
Эй! Подвинься!

Кагэбэшник мычит, но сдвигается немного к стене.

Глеб. Кто это?

Шубина. А ну его… Кагэбэшник присланный. Всю
неделю пьет у меня и дрыхнет.

Чарльз (вскакивая). Кей джи би?!. Глэб! Аут,
скорее ходить!

Шубина. Чего он всполошился? Кагэбэшника не видел?
Не бойся, этот до вечера не проспится.

Чарльз испуганно смотрит на спящего кагэбэшника, но, понуждаемый
Глебом, снова присаживается на топчан.

Шубина. Давайте-ка мы лучше, раз такое дело… (лезет
под топчан и шарит рукой).
Где-то у него тут было… ага!
(Достает бутылку водки). Раз такое дело, давайте
примем за знакомство.

Чарльз (показывает на бутылку, потом щелкает себя по горлу).
Малинка?

Шубина. Чего?

Глеб (Чарльзу). Да, да, помаленьку.

Водка разливается в железные эмалированные кружки.

Глеб. Прилично ли будет без закуски?

Шубина. Твоя правда… (встает, тянется
через топчан к пиджаку кагэбэшника, висящему над ним на гвозде;
вытаскивает из кармана плитку шоколада).
Пайковый!

Компания выпивает, трясет головами, закусывает кагэбэшным
шоколадом.

Чарльз (вытирает навернувшиеся слезы). Карашо!

Шубина. Молодец! Давно в Союзе?

Чарльз. Раша велики страна. Я теб’я уважайт!

Шубина. Ты, Чарли, извини, что здесь такой гадюшник…

Чарльз. Гад’юшик?..

Шубина. Да. Мне тоже должны были к Олимпиаде
мебель поставить, но Бобков, сволочь, все украл.

Чарльз (скребет пальцами). Сат-сарат?

Шубина. Чего?

Глеб. Он говорит: цап-царап.

Шубина (смеется). Вот именно.

Глеб. А скажи, Шубина, где твое войско? Где Вадим,
Кондрат?

Шубина. Их по домам отправили; распорядились,
чтоб до конца Олимпиады в музей носа не показывали. Спасибо, не
услали за сто первый километр. Я-то и то здесь как под арестом…
сижу с этим обмороком.

Глеб. Но как же мне увидеть Наташу?

Шубина. Никак ты ее не увидишь до вечера, покуда
иностранцы не разъедутся. А вот вечером у нас будет…

Глеб. Что, опять попойка?

Шубина. Не-а. Теперь у нас пьянству – бой. Олимпийские
итоги будем подводить. Но если пойдешь опять со мной, увидишь
свою ненаглядную.

Глеб. Вечером? Как долго еще ждать!.. Друзья
мои, что значит находиться поблизости от любимой и не иметь возможности
даже взглянуть на нее! Она там, на празднике жизни – празднике
спорта, долларов, здоровья… она там, а я здесь, в этом гадюшнике!

Чарльз. Хэв нот долларз. Паундз… (достает
бумажник)
. Тэйк, плиз.

Глеб (кладет ему руку на плечо). Спасибо, Чарльз…
Увы, счастье не купишь ни за доллары, ни за фунты… Эх, выпьем
лучше еще водки.

Явление 4

Те же, там же.

Комната полна табачного дыма. Чарльз и кагэбэшник спят
на топчане. Шубина клюет носом в своем кресле. Глеб сидит на полу
и курит. Молчание длится не меньше двух минут. Наконец Глеб, дважды
широко взмахнув левой рукой, подносит к глазам часы.

Глеб. Проснись, Шубина, нам пора.

Шубина. Куда?

Глеб. Не помнишь? Подводить олимпийские итоги.

Шубина. О-хо-хо… (нехотя встает).

Глеб (тоже поднимаясь). А этих мы здесь оставим?
(Кивает на спящих). Они не проснутся?

Шубина. Нет. За своего я ручаюсь.

Глеб (вглядывается в Чарльза). Я за своего тоже.

Шубина приводит себя в порядок: причесывается и, не стесняясь
Глеба, поправляет чулки.

Глеб. Опять я не понимаю, в каком качестве я явлюсь на
ваше собрание.

Шубина (после секундного раздумья). Вот, что
мы сделаем… (лезет опять в пиджак к кагэбэшнику).
Пусть думают, что ты из органов. (Она достает из кармана
пиджака галстук).
Надевай!

Глеб качает с сомнением головой, но галстук надевает.
Оба выходят.

Явление 5

Глеб, Шубина, мужчины в распущенных галстуках и Барабулькин.

Территория музея-усадьбы. К главному дому пририсована новая крыша
листовой меди, блистающая в вечерних лучах; на дверях его теперь
бронзовые ручки. Площадка перед домом усеяна красочными обертками,
банками из-под «кока-колы». На почечуевском дубе, словно после
карнавала, висит полусдувшийся Мишка, талисман Олимпиады. Посетителей
не видно, только трое мужчин в распущенных галстуках, сидя на
лавочке, пьют что-то из импортных жестяных банок. Из-за кулисы
выходят Глеб и Шубина. Они оглядываются, изучая обстановку. По
дорожке мимо них пробегает откуда-то растрепанный Барабулькин.
Пробегает, тормозит, возвращается, здоровается с Глебом.

Барабулькин. Барабулькин.

Глеб. Глеб.

Барабулькин., Вы, собственно, что… есть вопросы?

Глеб. Вопросов нет пока. Я осматриваю объект,
а товарищ (он кивает на Шубину), товарищ Шубина
мне помогает.

Барабулькин (удивленно). Так все уже кончилось.
Но вам видней, конечно, – служба есть служба. (Жмет Глебу
руку, и спешит дальше, но опять тормозит и оборачивается).

Все-таки, Шубина, не забудь про собрание!

Комсорг исчезает.

Глеб (раздумчиво). Я замечаю у вас в музее существенные
перемены. А ты?

Шубина (недоумевающе). Может, с бодуна мерещится?

Оба уходят в лесопарк.

Явление 6

Глеб, Шубина, Живодаров, Пилипенко, мужчины в галстуках

и мужчина без галстука.

Лесопарк, но в той его части, примыкающей к усадьбе, где он более
парк, чем лес. Аллеи со скамейками; небольшие пруды с перекинутыми
через них выгнутыми деревянными мостиками. Внизу уже довольно
сумрачно, но, древесные кроны, местами соединенные поверх прохожих
тропинок в полупрозрачные навесы, подсвечены очень красиво закатным
солнцем. Глеб и Шубина неторопливо идут, время от времени глубоко,
с удовольствием затягиваясь чистым лесным воздухом. Они не одиноки
в парке – кое-где в аллеях видны другие прогуливающиеся пары.
Вот навстречу проходит Пилипенко об руку с галстучным мужчиной.
В руке у Пилипенко раскрытая книга; она читает своему спутнику
стихи. Глеб и Шубина кивают, но безответно – Пилипенко и ее галстучник
слишком погружены в поэзию.

Едва разойдясь с одной парой, они встречают другую. Живодаров,
оказывается, тоже нашел себе кавалера в галстуке. В свободной
руке у Живодарова букетик свежесорванных лесных цветов, который
он то и дело манерно нюхает. Завидев Глеба, Живодаров делает ему
глазки.

Живодаров. Чудесный вечер, не правда ли?

Шубина (сурово). Может, и так, но цветы в лесопарке
рвать запрещается!

Живодаров. Ах, сударыня, в такой вечер позволительно
все! (Он тесней прижимается к своему партнеру).

Пары минуются. Тропинка спускается к пруду, подернутому ряской.
На прибрежной кочке, в позе, напоминающей васнецовскую Аленушку,
сидит мужчина с радиостанцией. Мужчина этот – тот самый, что остановил
на дороге Глеба с Чарльзом, но галстука на нем, почему-то, уже
нет. Мужчина без галстука плачет и одновременно что-то жует.

Глеб (подходя). Здравствуйте.

Мужчина кивает и отворачивается.

Глеб (участливо). Я вижу слезы в ваших глазах. Вы плачете
оттого, что вам не досталось пары?

Мужчина без галстука. Я плачу потому, что хочу
жрать.

Глеб. Но вы что-то жуете.

Мужчина без галстука. Это гадость… тьфу! (Выплевывает
на землю чуингам).
Иностранцы дали – этим сыт не будешь.
(В неожиданном приливе эмоций; Глебу). Автобус
через час придет, а я с утра торчу под деревом, как гриб! Ни горячего
питания, ни сухпайка… (Хватает Глеба за галстук).
За такое обращение с кадрами они дорого заплатят!.. Что скажешь?

Глеб (пытаясь отстраниться). Скажу, уважаемый,
что вы меня провоцируете.

Мужчина без галстука (отпуская Глеба; обиженно).
Больно ты мне нужен… тьфу! (плюет уже без чуингама).

В это время радиостанция подает сигнал.

Мужчина (в радиостанцию). Ну, чего еще?

Радиостанция. Двадцать первый, это база… Двадцать
первый, доложите обстановку.

Мужчина без галстука (злобно). Обстановка хреновая!
И ты никакая не база, а сволочь! (Бросает радистанцию
в пруд).
Конец связи! (Он шарит вокруг себя и
находит свой сорванный галстук).
Вот сейчас возьму и
повешусь, черт меня побери совсем!

Глеб. Вам, как офицеру, полагалось бы застрелиться.

Человек. Один хрен! Тем более, что я уже не офицер,
а предатель.

Глеб. Тогда не будем вам мешать. Пошли, Шубина,
а то на собрание опоздаем.

Они с Шубиной уходят, а человек с галстуком в руке осматривается
в поисках подходящего сука.

Явление 7

Глеб, Шубина, Наташа и все остальные сотрудники музея с прибавлением Бобковых-младших.

Холл бывшего советского отдела. В торце помещения по-прежнему
высится бюст Почечуева, но на вторую тумбу, вместо бюста Горького,
водружен, почему-то, горшок с развесистой учрежденческого вида
пальмой. Между пальмой и Почечуевым – стол под сукном, на котором
стоит двухлитровая бутыль «кока-колы». За столом – Протасов и
Бобков. Сотрудники музея сидят ниже, на стульях; к зрителям они
обращены спинами, между которыми хорошо заметна и открытая спина
Наташи.

Глеб и Шубина входят и садятся в задний, то есть крайний к зрителям
ряд. Глеб немедленно вытягивает шею, чтобы лучше видеть Наташу.

Протасов (пытаясь постучать по бутыли с «кока-колой», как по графину).
Так!.. Все в сборе?

Голос с места. Живодарова нет!

Протасов. И куда он подевался?

Голос. Замуж вышел!

Протасов (озадаченно). Вот дела, ёшкин кот… Ладно,
ему же хуже… Замдиром по науке назначаю Любохинера. Будет «и.о.»,
покамест. Иди сюда, Любохинер, садись с нами.

Счастливый Любохинер встает со стула, раскланивается на
все стороны и идет в президиум.

Протасов (Любохинеру). Ты рад?

Любохинер. Рад, Иван Степаныч!

Протасов. Тогда скажи народу пару слов – как
и что ты себе думаешь.

Любохинер. Дамы и господа, дорогие музейцы! Олимпиада
стала для всех нас живительным глотком воздуха. Свершилось наконец!
Сбылись наши тайные надежды! Теперь мы можем смело оглянуться
назад и дать, так сказать, оценку многим явлениям…

Протасов (перебивает). Ну-ну, не заходись. Куда
это ты поперед батьки…

Любохинер. Да ведь оковы пали, Иван Степаныч?

Протасов (нахмурясь). С чего ты взял? А ну, сядь…
(Поднимается сам). Оценку явлениям дадут, кому
положено – для того вас тут и собрали. (Он неумело открывает
«кока-колу», и она заливает пеной стол).
Ух ты!.. В общем
так, това… то есть как вас теперь… Имевшая быть Олимпиада стала…
(пьет из бутыли)… живительным… (рыгает)…
короче, всем раскрыла глаза. Мы на них посмотрели, а они, как
говорится, на нас. Но что, ёшкин кот, обнаружилось? У нас обнаружилось
огромное отставание в области общественного туалета. Есть даже
такие данные, что иностранные представители брезгуют пользоваться
в отведенном месте, а норовят сходить в реконструкцию. Но это
полбеды. В связи с возросшим международным интересом, в прессе
про наш музей были публикации. Почему, пишут, у них все колпаками
накрыто? В общем, экспозицию нашу того самого…

Бобков. Чего там, Степаныч, обосрали – так и
говори.

Протасов. Вот именно… А кто у нас за экспозицию
отвечает? Канцельсон. Ты читал, Канцельсон, что про тебя в газетах
пишут?

Каценельсон возмущенно воздевает руки, хватается ими за
голову и раскачивается на стуле.

Бобков. Ты, Кальсон, не качайся, как еврей на молитве,
а слушай, когда тебе говорят!.. (Встает, слегка похлопывает
Протасова по спине).
Ладно, Степаныч, ты присядь пока,
передохни. Я им сам разъясню… Короче, дела такие. Руководство
и лично Иван Степаныч (опять похлопывает директора по
спине)
поручили мне конкретно разобраться с явлениями
и представить предложения. Сейчас я вам зачитаю, а вы мотайте
на ус. Если кто шибко ученый и сразу не въедет, тому потом отдельно
повторю.

Бобков пьет из горлышка «кока-колу»; не спеша завинчивает
пробку; рыгает.

Бобков (внушительно). Значит так… Сперва про экспозицию.
Это твое дело, Кальсон. Как хочешь, чего хочешь там переставляй,
а чтобы новая экспозиция через месяц была готова. Только не вздумай
просить денег; вы и так, дармоеды, на шее у государства сидите…
Имей в виду, это дело будет у меня на контроле.

Каценельсон (вскочив; возмущенно). Как вы можете
меня контролировать?! Вы неуч!

Бобков (отамхнувшись, хладнокровно продолжает).
Теперь второе… Наталью мы у тебя забираем. Иностранцам она шибко
понравилась, так что используем ее для этого… как его…

Протасов. Для представительства.

Бобков. Для этого самого.

Наташа (возмущенно). Куда это вы меня забираете?!
Я вам не вещь!

Бобков. Как куда? В администрацию, радуйся. Только
оденься поприличнее.

Наташа (порозовев от негодования спиной и ушами).
В вашу банду – ни за что!

Бобков. Девушка не понимает… (Не теряя
спокойствия).
Ладно, с тобой отдельно… Теперь о главном.

Голос с места. А что у нас главное?

Бобков (усмехаясь). В музейном деле, господа
ученые, главное – это сортир. И я его беру на себя.

Шубина. Вот славно! Он нам сортир вычистит! Палыч,
приходи ко мне за спецовкой, а то в костюме несподручно.

Бобков. Веселишься, Шубина? Клюнула сегодня?
Смотри, и до тебя дойдет очередь (грозит пальцем)
Короче без смеха… Жисть показала, что при старом подходе этот
срач ликвидировать никак невозможно. Спасибо Олимпиаде – она нам
глаза промыла; теперь мы будем действовать на основании мирового
опыта.

Голос с места. Это как?

Бобков. А так… Произведем ре… (читает
по бумажке)
… реорганизацию выгребного хозяйства на коммерческой
основе.

Голос с места. В каком смысле?

Бобков. В прямом. Мы тут… короче, администрация…
решили поручить это дело одной фирме, чтобы, значит, у заведения
был хозяин. Ясная лошадь, не за спасибо.

Каценельсон. А именно, позвольте узнать, на какие
деньги будет производиться ваша реорганизация?

Бобков. Что ж… Средства будут, конечно,
музейные. Но после ввода в строй объект перейдет на самоокупаемость.
То есть, кому непонятно, – сортир в музее сделаем платным.

В зале волнение.

Голос с места. Это, стало быть, и нам платить придется?

Бобков. Сотрудникам будем выдавать абонементы
со скидкой. (Опять заглядывает в бумажку). Расчеты
показывают, что после реконструкции посетителей в туалете будет
больше, чем в Главном доме.

Каценельсон. И что же это за чудесная фирма такая?

Бобков. Фирма? Фирма, она туточки… (манит
кого-то пальцем из-за кулис).

На сцену выходят два молодца. Оба в спортивных штанах с лампасами,
плотные, коротко стриженные. Сурово смотрят в зал.

Бобков. Ребята хорошие. Они же и за порядком в музее
приглядят.

Шубина. Что-то уж больно на тебя похожи.

Бобков. Потому и похожи, что я их породил.
гордостью)
. Сыны мои!

Каценельсон. Погиб музей!

Шубина. Не верится, что твои орлы дерьмо будут
выгребать.

Бобков-младший (с презрительной усмешкой). Мы
не дураки гребсти.

Бобков. А никто и не сказал… Работы будут производиться
силами лесопаркового отдела, там дураков хватает. И ученых привлекём;
пускай, ёшкин кот, жисть понюхают, как она есть.

Шубина. Ну это шиш тебе!

В зале движение, всеобщий шум. Выкрики: «Вон куда повернули!»,
«Ученых – парашу чистить?!»

Любохинер. Однако, Пал Палыч… вы сами ссылались на мировой
опыт. Где это видано, чтобы научные работники, наш интеллектуальный
фонд…

Протасов. Ты еще поучи нас, как с фондами обращаться…
Вот посади такого за стол…

Бобков-младший (Любохинеру). Ты чё, в натуре,
тормоз?

Протасов (Любохинеру). Тебя не для того «и.о.»
назначили, чтобы ты палки в колеса вставлял. Будешь вякать, я
тебе быстро сделаю ротацию… коленом под зад!

Любохинер втягивает голову в плечи и, обращаясь к залу,
разводит руками: дескать, что я могу поделать.

Каценельсон (встает с места). Я покидаю эту бандитскую
сходку!

Наташа (встает). Я тоже!

Бобков-младший (старшему). Бать, нам их чё, успокоить?

Бобков (младшему). Пусть побесятся, все одно
им деваться некуда.

Каценельсон и Наташа шествуют за кулисы с высоко поднятыми
головами.

Глеб (тянет Шубину). Идем скорее за ней! Выгребной вопрос
здесь без тебя решат.

Оба встают и тоже выходят.

Явление 8

Наташа с Каценельсоном, Глеб с Шубиной. Барабулькин.

Ночь. Площадка перед Главным домом слабо освещена фонарем,
качающимся над крыльцом. В порывах ветра, налетающего из темноты,
шумит почечуевский дуб. По дорожке идут Наташа и Каценельсон.
Наташа зябнет и обнимает себя руками.

Каценельсон. Простите, пожалуйста! (Снимает с
себя пиджак и набрасывает его Наташе на плечи).

Наташа. Мерси.

Каценельсон. Они совершенно вывели меня из себя.
Эти негодяи – просто шайка мародеров!

Наташа. Согласна с вами.

Каценельсон. Готовы захапать все на свете… Но
вас… поверьте, я костьми лягу, но вас не отдам в их бандитскую
администрацию.

Наташа. Значит, вы готовы за меня сражаться?
Но почему?

Каценельсон. Потому что вы ценный работник. Я
читал ваше исследование «Почечуев и российский театр» – в нем
много дельных соображений. Я думаю, в вас есть талант ученого.

Наташа. Мерси.

Их нагоняют Шубина с Глебом.

Шубина. Эй, подождите!

Наташа и Каценельсон останавливаются.

Шубина. Если вы так бежите, чтобы согреться, то у меня
есть другое предложение… Да, кстати, Наталья, познакомься: это
Глеб.

Наташа. Мы уже немного знакомы.

Глеб (волнуясь). Я хотел быть представленным…

Шубина. Ну уж теперь представлен, дальше сам
действуй… А у меня предложение к честной компании: не
хотите ли согреться душой в моем гадюшнике?

Голос Барабулькина. Эй, я с вами! (Барабулькин
выныривает из темноты)
. Братцы, я с вами! Я тоже от них
ушел.

Шубина. Тебя только не хватало… (Обращается
ко всем).
Ну так как? Идете?

Каценельсон. Что ж, коллеги, думаю повод у нас
сегодня есть. Я – за.

Шубина. Ну, стало быть, и все – за.

«Честна компания» уходит по направлению к «людской».

Явление 9

Те же плюс Чарльз с кагэбэшником.

Комната лесопаркового отдела. На топчане сидят проснувшиеся
Чарльз и кагэбэшник. Кагэбэшник, приобняв Чарльза за плечи и склонясь
к самому его уху, что-то нашептывет.

Чарльз (отстраняясь, машет перед носом ладонью). Пфу-у!

Кагэбэшник, снова придвигаясь, продолжает шептать.

Чарльз (возмущенно). Пош’ол в джоп!

Кагэбэшник (в голос). Тогда еще накатим! (Лезет
под топчан за очередной бутылкой).

Чарльз (заинтересованно). Ешчо малинка?

В это время дверь открывается, и в комнату входят вслед
за Шубиной Каценельсон, Наташа, Глеб и Барабулькин.

Чарльз (завидев Глеба, тычет пальцем в кагэбэшника).
Глэб! Он меня вербовает!

Глеб (кагэбэшнику). Опоздали, уважаемый, теперь
вербовать незачем.

Кагэбэшник. Почему это?

Шубина. Да потому что пить надо меньше. Пока
ты дрых, контора твоя вся разбежалась.

Кагэбэшник. Как так разбежалась?!. Да я вас за
эти слова… вы у меня… (лезет в карман пиджака, висящего
на стене)
.

Все отшатываются, но он достает не пистолет, а радиостанцию.

Кагэбэшник (лихорадочно нажимая кнопки). Алло, база?!
Я шестнадцатый, прием!.. я шестнадцатый!..

Радиостанция не отвечает, а только издает громкое шипение.
Он трясет ее, стучит ей о колено; шипение сменяется на позывные
«Би-Би-Си».

Кагэбэшник. Ах ты, мать твою!.. (Бьет радистанцию
об пол и обхватывает голову руками).

Глеб (протягивая ему галстук). Вот ваш галстук. Можете
пойти повеситься.

Кагэбэшник (после некоторого раздумья). Черта
с два. Профессионалы не вешаются. Мой опыт и знания все равно
пригодятся. Слышь, Чарли, тебе нужна информация?

Шубина. Пока что нам пригодится твоя водка.

Кагэбэшник. Э-хе-хе… (Лезет под топчан).

Шубина. Только вот сидеть не на чем… Глеб, сходите с
Барабулькиным в милицию за стульями.

Глеб с Барабулькиным выходят.

Явление 10

Те же, два мента и рабочие сцены.

Глеб и Барабулькин возвращаются со стульями и с двумя
местными ментами – рыжим и студентом. Комната не вмещает возросшую
компанию, поэтому рабочие убирают ее заднюю стену. Кагэбэшник
бросается в погоню за своим пиджаком и едва успевает снять его
с гвоздя. Все рассаживаются вокруг топчана, застилают его музейским
плакатом с изображением олимпийских колец и портретом Почечуева.
Топчан таким образом превращается в импровизированный стол. На
свет появляются кружки и бутылка с водкой.

Глеб. С закуской у почечуевцев, как всегда, плохо.

Рыжий мент. Вот и не угадал! Смотрите, что у
меня есть! (Вытаскивает из-за пазухи пакет).

Компания. Что там у тебя?

Мент выкладывает на «стол» бутерброды с колбасой – по
пять кружков на каждом куске хлеба.

Рыжий. Закуска олимпийская!

Мент-студент (подозрительно). Где ты это взял?
Колбаса была только в буфете для иностранцев.

Рыжий (с гордостью). Ну да – там и спер.

Чарльз. Сат-сарат…

Студент. Ты представитель правоохранительных
органов!

Рыжий (философски). А кто ё знает, где теперь
право, а где лево?

Студент. Газеты надо читать!

Между ментами завязывается дискуссия.

Шубина (разливая водку по кружкам). Давайте, братцы,
сначала выпьем, а потом поругаемся.

Все поднимают кружки.

Мент-студент (показывая на кагэбэшника). А с ним я чокаться
не стану!

Рыжий мент. Это почему же?

Студент. Потому что он опричник и представитель
прогнившего режима.

Рыжий (насмешливо). Оп ля! А сам-то ты кто?

Студент. Я заблуждался, потому что они скрывали
информацию. А теперь все в газетах написано. Мы уступаем Западу
по всем видам спорта! (Кагэбэшнику). Знал ты
об этом?

Кагэбэшник (нехотя). Ну, знал… Дурак только не
знал.

Рыжий мент (злорадно). А студент и есть – представитель
дураков!

Кагэбэшник. Нет! Он – перевертыш.

Шубина. Хорош вам! Все мы теперь перевертыши
– как оладьи на сковородке. Жарили нас с одного бока, а потом
на другой перевернули.

Мент-студент. Мы по-честному перевертываемся,
а у него (тычет пальцем в кагэбэшника), совести
ни в одном глазу!

Кагэбэшник. Чего он ко мне привязался? Хотите,
чтоб я покаялся? Не дождетесь – профессионалы не каются.

Шубина. Какой ты профессионал, если Олимпиаду
проспал.

Кагэбэшник. Спать-то я спал, но сны мне снились
профессиональные – про шпионов да вредителей.

За этими препирательствами все не сразу обращают внимание,
что Барабулькин встал и порывается что-то сказать.

Шубина. Ну чего тебе, комсомолец?

Барабулькин. Я больше не комсомолец. Сегодня
я сжег свой билет и учетную карточку.

Каценельсон. Ба! Еще одна жертва Олимпиады.

Барабулькин (кланяется Каценельсону). Простите
меня, Каценельсон.

Каценельсон. За что?

Барабулькин. Я закладывал вас Протасову.

Шубина. Вот гад!

Барабулькин (кланяется Шубиной). Прости меня,
Шубина. (Кланяется Наташе). Прости меня, Наташа…
я тебя всегда вожделел.

Наташа (с улыбкой). Это естественно, ведь я не
замужем.

Барабулькин. Да, но я и тебя закладывал.

За столом. Ай да Барабулькин! Молодец! Ты был
подлец, но теперь мы тебя уважаем!

Чарльз. Я теб’я уважайт! (Тянется к Барабулькину
с кружкой).

Каценельсон. Что ж, коллеги, выпьем за торжество олимпийских
идей!

Компания наконец выпивает. Посадка на стульях делается
у всех свободнее; курящие закуривают, пуская дым кверху. В разговорах
наступает пауза. Неожиданно с места поднимается Глеб.

Глеб (волнуясь). Это такой необыкновенный день…

За столом. Да уж…

Глеб. И вечер откровений…

Шубина. Ты что, тоже каяться собрался?

Глеб. Да, перед Наташей.

Наташа (с улыбкой). Полагаю, Глеб, и вы меня
вожделеете?

Глеб. Нет… то есть да… но гораздо более того…

Каценельсон (с неудовольствием). Нельзя ли поконкретнее?

Шубина. Не мешайте ему. Видите – человек в любви
признается.

Наташа. Мерси… Нет, правда, я очень тронута.
Но, Глеб, я вас совсем не знаю.

Каценельсон. Действительно, юноша, вы ведь не
наш сотрудник, чтобы делать здесь такие признания. Кто вы такой,
простите?

Глеб (холодно). Вам, сударь, я не обязан отчетом.

Наташа. Мужчины, не ссорьтесь! Ведь сегодня…
сегодня такой хороший вечер!

За столом. Такой уж хороший…

Наташа. Но как же!.. Вы посмотрите, какие звезды!

Все. Где?!

Наташа. Да вон!

Она показывает рукой в проем, образовавшийся на месте
унесенной стены. Там и в самом деле зажигаются звезды неестественной
величины. После непродолжительной немой сцены все молча чокаются
и выпивают.

Чарльз (стукнув кружкой по столу). Карашо! Я чувствовайт
рашн спирит!

Мент-студент. Вы ошибаетесь. Это не спирт, а
водка.

Занавес опускается.

Окончание следуетю.

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка