Поэзия

***

Я темнотою заросла, как шерстью,
Мне пофиг достижения страны,
Я проношу на фаустовском фэсте
Оплывших свеч лепные колтуны.

На цыпочках, почти что на котурнах
К двери, на стук, как тыщи лет назад,
При колдунах и короле Артуре –
Вдоль стен, углов, наощупь, наугад.

Я мешкаюсь, ключи роняю на пол,
Коленом задеваю табурет,
Дверь открываю, и вдыхаю залпом,
Как самогон, столетия и свет.



***

			Любе
На деньги мужниной зарплаты –
С цигаркой белою во рту –
Я в игровые автоматы
Походкой шаткою иду.

Проглотит денежку машина,
Нажмешь две кнопки наугад,
И все мечты как на витрину
Тебе поставит автомат.

За эту долгую минуту,
Покуда не объявлен счет
По неизвестному маршруту
Твой пароходик уплывет.

Ты как Есенин рассмеешься,
Когда войдешь в каюту-люкс,
Россию словом нехорошим 
Помянешь и заплачешь вдруг.

Воспоминаний сложишь веер,
Угрюмо бросишь на тахту.
И пальмы Рио-де-Жанейро
Качнутся перьями в порту.

***

На плите моей кипит уха,
Тушатся замоченные в сливках
С перцем
Индюшачьи потроха,
Жарится грузинская подливка.
Белою скатеркой стол накрыт.
Откупорю шардоне а впрочем,
Гжелка в холодильнике лежит,
Если водки кто-нибудь захочет.
Мы садимся за роскошный стол –
Блок, Есенин, Рыжий, с ними кто-то.
Шутки, тосты, включен рок-н-ролл –
Отдыхаем, все-таки суббота…

***

Я толстых бабочек боюсь –
Из темноты летят, как пули.
Я, может, тоже застрелюсь,
Но не на даче, не в июле.
На освещенное крыльцо
Выходишь, впитываешь лето,
Но бабочка летит в лицо,
И выпадает сигарета.
Обрушивается покой.
Свистят незримые летуньи.
Возьми их Господи, накрой
Стеклянной банкой полнолунья.
Я так хотела тишины,
Я так устала в эту зиму.
Выходишь– бабочка из тьмы
И– в лоб, и все непоправимо.
Сад превращается в Чечню
Раскинул смоляные крылья
Я электричество включу
И свет из узких окон вылью
Кусты смородины в огне –
Заполыхали над тропою.
Летите, бабочки ко мне,
Я ночь как дзот собой закрою.

***

Приостановлено кино,
Но пауза не держит лица,
И мальчик к девочке больной
Никак не может наклониться.

Он должен ехать навсегда –
Его в Сорбонне ждут успехи,
И между ними, как вода, 
Горизонтальные помехи.

Так надо, не его вина.
Таблетки – башенкой на блюдце.
Она все поняла, она
Никак не может отвернуться.

***

Смотри, какая гроздь –
Вся тяжесть винограда!
В ней – лето, что пришлось
Скитаться до упаду.

Вот – нежности закон,
Грибных дождей и пляжей!
Возьми ее в ладонь –
Она как груди ляжет.

Я чувствую лозу –
Извивы и сплетенья.
Я в животе несу
Тоску плодоношенья.

Изгиб лозы, виток –
Заломленные руки,
Тягучий сладкий сок,
И  родовые муки.

***

Под землю, 
В переход,
Подняв воротники
Спускается народ,
Расходятся круги.

По кругу нас везет
Подземный паровоз.
Сейчас в вагон войдет
Измученный Христос.

Коснутся жарких глаз
Холодные уста…
Наверно, не сейчас.
Наверно, никогда.

Круг номер двадцать пять.
Пора бы выходить.
Но незачем дышать.
И негде преклонить.

Незрячий музыкант
Играет полонез.
Поставит точку Дант
И выстрелит Дантес.

***

Снится мне, что серьезно попала,
Что меня проглотила тюрьма.
Я не крала! Я не убивала!
Или, может, не помню сама.

Я ругаю кирпичные стены,
Я ногтями рисую побег.
Я смогу, я сбегу непременно,
Я чиста, я живой человек.

И меня, наконец, оправдали.
Я не знаю дороги домой.
Я хожу на сибирском вокзале,
Я стою на платформе пустой.

И проходят, проходят, проходят
Голубые мои поезда!
Сквозь меня пассажиры проходят,
Вырастают вокруг города.

И ознобом нисходит догадка:
От меня отвернулась родня,
И шагнула тюремная кладка
И за ноги схватила меня.

КАРМЕН-БИЗЕ

И началось, и душно мне,
Стол, окна дребезжат,
Кровать трепещет рюшами,
Обои голосят.

Застыли, стали, слушают,
Ни выдоха, ни-ни,
И заползает в уши мне
Полнеба, черт возьми.

Огня, огня змеение – 
Закрой, закрой глаза
Какие тут сомнения –
Ее любить нельзя.

Затишье, и –
пощечина,
И драка, может быть,
И к горлу – нож заточенный,
Наплюй, возненавидь!

Притворщица охальная,
Эх, ты, Кармен, Кармен,
Дотла горят опальные,
И ничего – взамен.

За погремушку-песенку,
Я жизни не отдам,
Но я по нотной лесенке
Поднялась к небесам.

Родные и знакомые,
Умершие давно,
Пришли ко мне, трясло меня,
И было мне темно.

И я считала дни мои,
Спускаясь по корням –
Знакомые, любимые
Меня встречали там.

В гнилой торфяник пористый,
В безвыходное зло.
Мне было стыдно, горестно,
И было мне светло.

В бормочущем болоте я,
В проточных небесах.
Мелодия, мелодия –
Вся комната в слезах.

***

На Арбате стоят автоматы
И торгуют счастливой судьбой.
Отслюню я бумажку с зарплаты –
Будь что будет, что  будет со мной!

Просто так от тоски и мороза
Потому что грешно и смешно,
Чтобы на тонком билетике просто 
Было сказано:  Все хорошо.

Вдохновенье пребудет с тобою,
И хотя бы прозрачный намек,
Что, мол, ты не умрешь от запоя,
И не сядешь торговкой в ларек.

Потому что метель подвывает,
Потому что толкает  толпа,
Потому что судьбы не бывает,
Потому что такая судьба.

***
Приносит мама виноград
И гречневую кашу.
Из-за двери за мной следят
Сережи и Наташи.

Их много, стриженных под ноль,
Больных и желторотых.
Болезнь их, а вернее, боль
В том, что они – сироты.

И я всегда окружена 
Молчаньем осторожным.
Я тоже, кажется, больна,
Но не тогда, а позже.

Куплю ли сыну виноград,
Варю ли утром кашу.
Из-за двери за мной следят
Сережи и Наташи.