Проза

В открытое окно дул сильный ветер. Бумаги взлетали со стола и
спешили улечься на пол, а одинокая ручка сдержанно дрожала в стакане.
Кроме нее на столе навязчиво блестела стеклянная бутылка из-под
лимонада «Azul» – она еле слышно передвигалась, готовая упасть
и разбиться.

Приподнявшись, можно было увидеть в простор окна – пугающий своей
близостью океан. Океан, бормочущий о чем-то с камнями.

Он был сейчас спокоен, хотя ветер предупреждал о меняющемся настроении
мокрой бездны. У меня не хватило сил – неразвитые мышцы плеч –
пристально наблюдать за движениями океана.

Я приподнялся одним отчаянным рывком и стал торопливо закрывать
окно – стекло грозно задребезжало, когда я успешно выгнал ветер.
Темно-синяя гладь снова бросилась в глаза.

Когда живешь возле океана, сложно ему не подчиняться. Я видел
его миллионы раз, но продолжаю смотреть на него.

Я смотрю на живую зеленеющую поверхность с беспорядочными вкраплениями
синего, и в голове неизбежно растут строчки поэта. Строчки о кишках
опасного океана. Он – одновременно и поверхность и внутренность.
Это подозрительный зев. Особенно ночью.

Ночью небо и океан сливаются в одну космическую черноту. В это
время мое сердце сжимается, и животное внутри меня судорожно прислушивается
ко всем близким и далеким звукам.

Дом стоит далеко, в недосягаемости воды. Но иногда радио, захлебываясь,
рассказывает об огромных километровых цунами. После этого при
взгляде на океан, я ясно вижу ужасную волну, и этот образ живет
во мне целую неделю…

В доме три комнаты и два этажа.

Стена из разноцветных плит обрывается чернотой дверного проема,
я захожу в прохладу комнаты – она просторная, но пыльная. Пыль
повсюду – на всех предметах, укрытых мраком по углам. Глаз выхватывает
треугольник мольберта, контур раскладного стула, десертный столик
с овалом вазы. Все затихло.

Аккуратно, чтобы не разбудить ветхие ступени, поднимаюсь на второй
этаж. Ступая по ним, слышу их угасающие и неприятные зевки.

Пространство комнаты тут же захватывает взор. Прежде всего, отсутствием
какой-либо мебели. Мне видна лишь угрюмая буква «П» стола. Подхожу
ближе, и стол обрастает плотью, в центре которой мерцает бутылка
«Azul».

Зной дышит в раскрытое окно. Я чувствую капельки пота на шее.
Потом медленно поворачиваюсь и пытаюсь охватить глазами всю солнечную
пустоту комнаты. Ни одного предмета. За исключением…

Да. Я возвращаюсь к столу и будто в первый раз вижу белизну листов.
Она ослепляет. Я отрываюсь от непонятного зрелища и встречаю душные
лучи вечного солнца. Теряю зрение. На несколько секунд.

Ладони прикасаются к теплому полу – темнота исчезает. Я отрываюсь
от созерцания пола и попадаю взглядом в дверной проем – вторая
комната.

Ее пустоту отрицает кровать, стоящая возле стены напротив окна,
а так же стол в самом ее центре. Стопка слепящих листов тревожно
шуршит. И кроме знакомой бутылки на столе не двигается стакан,
в котором молчит ручка. Или карандаш: я плохо вижу.

Скомканное место на кровати заставляет мое тело повиноваться –
я иду и сажусь туда. Ни звука.

Именно здесь ярко-синяя гладь океана ловит мой взгляд. Я долго
изучаю гипнотические движения хитрой бездны. А абсолютно пустое
небо иронически посмеивается надо мной.

С трудом припоминаются исчезнувшие дни. Они равнодушно смотрят
друг на друга, у них один и тот же взгляд. Это удивительная цепочка
зеркал, которые отражают сами себя. Я смутно помню свою тень в
этих зеркалах.

В своих днях я нахожу лишь детали, разбросанные по комнате на
первом этаже и на берегу, среди камней.

Внезапно появляется бледно-розоватый труп краба. Он застыл на
огромном гладком камне, отданный безжалостным лучам. Я отчетливо
помню – тот день, один из многих.

Я поднялся с постели и тут же ощутил, словно разряд тока внутри
голени. Судорога вернула меня на место и сковала в нелепой позе.
Сосредоточенно думая о боли, я изучал игру света на бутылке из-под
лимонада. Незаметно все прекратилось.

Тело вспоминает океан. Иногда.

Я закрываю глаза, но не сплю. Слышно ворчание океана – его вечный
спор с камнями. Стекло в раме непринужденно дрожит, ветер набирает
силу, и листки на столе похоже шумят. Нога в белых хлопчатобумажных
штанах не двигается на бледно-зеленой простыне. Костяшки пальцев
на правой руке чувствуют вес головы и жесткость деревянной спинки
кровати.

Иду по раскаленным камням, замечаю слепящие линии на поверхности
океана, и кусочек желтой плоти привлекает взгляд. Мертвый краб
с раскинутыми клешнями. Он напоминал экзотический цветок, готовый
зашевелиться и поспешить прочь от солнца.

Контур краба расплывался на знойном воздухе, создавая ложное впечатление.
Казалось – он тревожно двигает конечностями. Внутри он был пуст,
вдруг подумал я.

Затылок невыносимо жгло, и я решил взобраться на огромный пятнистый
камень. На его вершине я глубоко вздохнул и медленно посмотрел
на горизонт – темные пенистые волны охали.

Океан долго выдыхал. Соленый запах врезается в ноздри, я тут же
вижу мутное дно и ощущаю сырую тяжесть в теле. Тошнота подкрадывается,
и становится темно.

Я не могу вспомнить, когда последний раз заходил в воду. Представляю
ледяные соленые пощечины, и кожа на щеке покалывает. Когда-то
я утонул. Одного раза с меня достаточно.

Я считаю шаги, смотрю на ноги – выбеленные ногти на почти черных
пальцах исчезают в теплом песке и вновь появляются с песчинками
в заусеницах. Я пытаюсь не смотреть на океан, его шум-шепот вытесняет
меня. Я сбиваюсь, и мне кажется, что вокруг – одна шипящая вода,
а я стою на тонкой полоске песка. Океан окружает меня. Я осторожно
иду.

Гладкая поверхность террасы кафе успокаивает, и мир обретает четкие
формы стула с вогнутой спинкой и стола на одной ножке, и начинает
владеть быстрой речью и распространять запах кофе.

Хозяин кафе усердно жестикулирует, обращаясь к кому-то. Я вижу
его силуэт, его рука взлетает в аргументе и возвращается к блеску
ножа и доске. Завидев меня, он вытирает руки о фартук и торопливо
подходит. Он улыбается, он приветлив. Спрашивает меня о чем-то.

Седая пыль на висках, смуглое одутловатое лицо, щетина и свободно
порхающие красные мокрые руки – все это застревает в голове, когда
хозяин кафе убегает прочь.

Он приносит мне тарелку с горкой риса. Наливает воды в стакан
из прозрачной бутылки с темной надписью. Тонкая струйка играет
с солнечными лучами. Шипение в стакане мгновенно напоминает шум
океана.

Ломтики прозрачного лука и кусочки зеленого перца выглядывают
из поблескивающего риса. Отрываю взгляд от блюда и смотрю на пустующий
столик. Ветер набирает силу.

Песчинки слетают с камня, напоминающего большую уснувшую черепаху.
Солнце заходит, и я вижу птиц на горизонте. Они кричат: Таллата!
Таллата! Они прочерчивают небо своей ленивой траекторией – снижаются,
несутся над поверхностью воды, сливаются с синевой океана, внезапно
взмывают к небу и исчезают за горизонтом.

Я задумываюсь – как долго это происходит? Сколько раз я смотрел
на исчезающие точки над океаном?

По знакомым молчаливым камням, по раздраженному от схватки с ветром
песку в сторону двухэтажного дома, который выглядит всегда одинаково
и неузнаваемо, как странник. Там бледные цветные плиты обнимают
стену, и ждет тихая прохлада комнат. Вот десертный столик и хрупкий
пух пыли на контуре вазы. Взгляд нащупывает темные пятна ступеней
на лестнице, и тело повинуется странному желанию, разрушающему
задумчивость – скрип шагов осторожно ведет меня наверх.

В комнате нет ничего – ослепляющая пустота. Одинокий стол с дрожащими
листками бумаги. Бутылка застыла почти на краю стола. Я медленно
тянусь рукой к бутылке, вода в ней мерцает, и задумчиво плывут
со дна редкие пузырьки. Внезапная ярость солнечного света обрушивается
на мои глаза, и мгновенно темнеет.

Лихорадочно несутся образы, утратившие резкость, иногда пляска
приостанавливается, и я вижу перед собой четкие контуры какой-то
вещи – грязный фартук, розоватого краба, глотающую воздух рыбу,
бутылку с водой, стол…

…потом ногу в серых хлопчатобумажных штанах на бледно-зеленой
простыне. Сумасшедший сон прервался. Я не без труда приподнялся
и взглянул на безоблачное яркое синее небо и черную полосу под
ним.

Океан сонно ворочался и глубоко выдыхал волнами.

Я неуклюже вскочил с кровати и замер перед раскрытым окном. Ветер
снес стопку листов со стола, и бутылка коснулась моей руки. Я
схватил ее, и синие изогнутые буквы отозвались странным эхом в
моей памяти. Эхом, уходящим в цепочку дней, мокнущих на раскаленных
камнях. В цепочку дней, не значащих ровным счетом ничего. Последняя
буква сверкнула, и мои пальцы принялись откручивать крышку.

Я вздрогнул, когда она слетела и закатилась под стол. Ветер забил
по щекам с новой силой. Но океан словно затаился, и волны сбавили
темп. Я осторожно приставил горлышко бутылки к губам. Теплая вода
заполнила рот и заструилась по пищеводу. Она проникала в клетки
и разрасталась прохладой.

Я долго всматривался в движения океана, мне казалось, что он изредка
подмигивает. Когда стало невыносимо холодно, я закрыл окно и спустился
вниз. Но холод никуда не ушел, он был внутри меня.

Я оказался в пространстве из пыли, сумрака и неясных очертаний.
Холод сковывал каждый шаг, и пронзительным свистом отдавалось
в ушах собственное дыхание. Я нес свое немеющее тело до самого
берега.

Почти у самой воды я упал на колени. Светящиеся волны набежали
и остановились в сантиметре от меня.

Я старался вспомнить чужое лицо, но в голове был только нарастающий
холод и тревожный свист собственного дыхания, и собственные онемевшие
и синие руки, я смотрел на волны и на песок, на мокрый темный
песок, на пенистые языки Океана, я думал только о том, что видел,
и видел то, о чем думал, вода была мыслью и собственный хрип вместе
с ветром, режущим глаза, и становилось темнее, мое тело немело
с каждой секундой, и невозможно было оторваться от созерцания
бьющих волн и черного песка.

Я был по пояс в воде, мерцающий горизонт поймал мой взгляд, и
я сделал еще один тяжелый шаг, становилось темнее, небо стало
серым, тело Океана чернело. Холод превратился в последний блеск
лучей, я пристально проводил эту вспышку и смирился с надвигающейся
темнотой. Мысль о бесконечном повторении скользнула по поверхности
Океана и исчезла, не дав себя понять. Волны усердно били в лицо,
и ноги с трудом удерживали меня, еще шаг – и я погружаюсь в вечный
холод, во чрево необъятной страны, незнакомой мне страны, меня
не станет в этой бездне, понимал я, но бросился на волны, и рот
обожгла ледяная вода, и перед глазами расползлось темное пятно,
и дыхание исчезло, и где-то в стороне был слышен слабый глухой
стук.