Проза

Виктор подумал о море, когда подъезжал к воротам гаража. Он слышал
мягкое шуршание колес своего «Форда», видел скупо освещаемую часть
металлической двери, и мысль о море – яркой вспышкой – застала
его врасплох. Он выключил зажигание, легкое гудение исчезло, и
наступила тишина.

Он смотрел на дверь гаража, но видел образ морского берега, на
секунду ему показалось, что он слышит, как набегают и отступают
волны. Скорее бы настало завтра, подумал он.

Сиденье заскрипело – Виктор медленно открыл дверь машины и, глубоко
вздохнув, застыл в ночной тишине. Но, вот из пустоты возникла
собачья фраза и тут же пропала, потом донесся чей-то крик или
ругань, и снова ничего.

Дверь гаража тяжело поднималась, и Виктор, присев на капот, курил.
Он продолжал думать о море.

Было бы неплохо уехать. Возьму отпуск, сразу как закончится месяц.
Если она не захочет, поеду один. На Средиземное море. Неважно
куда. В Грецию или в Италию.

Сигарета полетела на асфальт и зашипела в темной луже. Виктор,
приободрившись от собственных мыслей, уверенно сел в машину и
направил ее в темное помещение гаража.

Он быстро поднялся по лестнице на четвертый этаж, попутно заметив
жирного белого кота, застывшего около двери лифта. Виктор брезгливо
улыбнулся и стал шарить ключом, шепотом ругаясь.

В коридоре было темно, в ванной комнате горел приглушенный свет,
а в гостиной мерцал экран телевизора.

– Виктор, это ты? – услышал он голос своей жены из гостиной. Усталый
и с легкой хрипотцой. И безразличный.

Он решил промолчать, копаясь в темноте коридора. Шнурки на ботинках
упорно не давались, он мучительно сопел и понимал, что сейчас
же выругается. Но все-таки промолчал.

– Виктор? – В ванной он услышал ее голос снова – теперь с настойчивыми
и удивленными нотками. Но потом раздался удовлетворенный скрип
дивана и кашель потухшего интереса.

Он стоял в плохо освещенной ванной комнате и тщательно мыл руки,
задумчиво протирая каждый палец. В глазах он увидел красноту,
и устало вздохнул. И поразился собственной бледности.

На кухне он зажег свет и привычно заглянул в холодильник. Достав
бутылку вина, Виктор скосил глаза на гладкий кремовый стол с декоративными
олеандрами. Он потянулся к чистому бокалу, отметив блеск раковины.
Потом задумался и внезапным движением, словно что-то вспомнив,
открыл пузатую дверцу холодильника. Он склонился, всматриваясь
в этикетки продуктов, нервно трогая их очертания, и вдруг почувствовал
новый прилив раздражения.

– Альбина!

Ответа не последовало, и Виктор звонко хлопнул дверцей. Он напряг
голос.

– Альбина!

– Да?

– Иди сюда!

– Что такое? – Голос жены был таким же безразличным.

– Я тебя прошу, иди сюда! – Виктор прикусил нижнюю губу, ожидая
реакции. Миниатюрный термометр на холодильнике слегка покосился.

– Иди сам. В чем дело? – Скрип дивана и зевок, и больше ничего.

Он вошел в комнату и непроизвольно покосился на широкий экран
телевизора. Молодые люди о чем-то увлеченно разговаривали. За
кадром раздавался смех. Какое-то телешоу, автоматически подумал
Виктор.

– Ты поздно.

Виктор обернулся на голос жены, и снова обрел ушедшую было мысль,
ощутив в тот же момент укол знакомого раздражения.

Его жена – он видел отчетливо только полоску ее розового халата
– лежала – он достраивал ее тело в темноте – на боку, поджав ноги.
Внезапно экран мигнул так, что Виктор выхватил ее лицо. Она что-то
держала в зубах. Или показалось?

Он не вытерпел, внутренне ругаясь, и направился к выключателю.

Она присела и опустила ноги на пол. В зубах у нее оказалась заколка.
Она проворным движением закрепила ею прядь волос и вопросительно
посмотрела на Виктора.

– Пойдем на кухню. Идем. – Он поманил ее пальцем. И уже развернулся,
когда она устало спросила.

– В чем дело?

– Ты купила Камамбер?

– Ах, твой сыр. А что там, в холодильнике нет?

– Там нет.

– Ты хорошо смотрел?

Он расслышал издевательскую нотку и, уже едва сдерживаясь, выпалил:

– Да, я хорошо смотрел! Ты забыла?

– Если его там нет, значит забыла. – И она перевела свой утомленный
взгляд на экран. Но он заметил в глазах жены знакомый блеск и
привычный рисунок губ – тихое негодование и надвигающаяся злость.

– Ты же знаешь, что я не могу без этого сыра! Я его ем каждый
день! Что мне теперь самому все покупать!?

Она молчала, упорно следя за картинкой в телевизоре. Виктор ждал.

– Ты же знаешь! Для меня важен Камамбер! Я устал после трудного
рабочего дня и все, что я хочу, это сыр Камамбер на столе и бокал
вина перед сном! Ты же…

– Да-да. Знаю. – Она бросила быстрый взгляд. Что-то смешанное,
сухая ненависть и нотки безумного гнева и непонимание.

– Ладно. Запеченная форель есть? Я просил тебя сегодня в обед…

Она встала и прошла на кухню мимо него, даже не взглянув. Он почувствовал
запах женского тела, ее сочетание резкости и сладковатости. Она
немного вспотела, подумал Виктор, наблюдая за тем, как его жена
достает тарелку с форелью из холодильника и ставит ее в микроволновую
печь.

– Твоя форель по-тоскански. – Говорит она с легкой дрожью и сарказмом.

– Не по-тоскански, а по-провансальски, – Уточнил Виктор.

Они мысленно проникали друг в друга, пытаясь высказать все про
себя. Она опустилась на стул и стала ощупывать лепестки «мертвых»
цветов.

Виктор сухо кашлянул и старательно выговорил.

– Ты нальешь мне вина?

Она уставилась на него – все ее лицо на мгновение стало бледной
непонимающей маской; прядь крашеных волос соскользнула на холодный
лоб. Потом взяла бокал и открыла бутылку – как будто удивленный
звук пробки – и ловко налила янтарной жидкости.

Виктор сел за стол.

– Пожалуйста, месье. Ваше вино. – В глазах игривый блеск, а в
голосе холод и тихая ярость.

Он принял бокал. Только бы она ничего не придумала в эту минуту,
внезапно подумал он. Виктор с предвкушением, с нетерпеливым вздохом
сделал глоток вина.

– А теперь я пойду в комнату и поставлю Наймана «Ход времени»
или что-нибудь из Веберна. Пока форель разогрева…

– Она уже готова. – Возразила его жена.

В голосе Виктор уже слышал дерзкую мягкость.

Он подошел к музыкальному центру и стал перебирать диски. Взор
остановился на Веберне в исполнении Пьера Булеза. Ну что ж.

– Месье, не хочет свою форель?

– Прекрати! Меня уже стала утомлять твоя ирония. – Он прибавил
звук и приготовился встретить тревожные скрипки.

– Где пульт?

– Зачем? – Раздался ее нарочито бесстрастный тон.

– Я хочу выключить эту чушь!

– Я смотрю.

Робкое утверждение, подумал Виктор. Ей на все наплевать.

– Мне это мешает. Ты же знаешь, что я по вечерам слушаю музыку.

Виктор бродил по комнате, чувствуя новое приближение внутренней
дрожи. Он нетерпеливо искал глазами пульт. Где он? Куда она его
дела?

Он увидел его, когда на кухне что-то брякнуло, и зашумела вода.
Экран погас. Виктор встал перед музыкальным центром и стал прибавлять
звук. Странно, но почему так тихо? Где же музыка? Он чувствовал,
как виски начинают пульсировать, а в голове застыл какой-то недопроявленный
образ, отпечаток чего-то, может быть, виденного пять минут назад.
Виктор попытался сосредоточиться на разрастающихся звуках.

– Ты что-то разбила? – Крикнул он.

На кухне было тихо.

– Что ты разбила? Альбина! – Он прошел на кухню и увидел, что
его жена моет тарелку, просто подставляя ее под струю воды.

– Где форель?

– Вот.

Виктор увидел розоватое филе форели, усыпанное овощами и мелким
картофелем.

Он, немного постояв, присел на стул. Его жена звякнула тарелкой,
ставя ее на полку.

– Ты можешь выключить воду?

– Что? – Спросила она, но не обернулась.

– Вода! – Виктор не сводил глаз с ее затылка. Возник профиль –
губы скривились, будто в иронической ухмылке.

– Ты можешь ее выключить? Ведь я же говорю!

Она повернула кран и обернулась – лицо было бледным, в глазах
– холод и вызов.

Виктор опустил взгляд на тарелку и в сковывающей тишине разломил
вилкой филе форели.

– Понимаешь, я думаю, тебе стоит записывать все то, что я тебе
говорю… Раз ты забываешь.

– Виктор…

– Хм. Что ж это такое?! – Он устало отложил вилку и громко вздохнул.
– Что это за форель? Она холодная. Сколько ты ее грела? – Виктор,
скривив губы, смотрел на жену. – На вкус как бумага! Я не могу
это есть. – Он раздраженно отодвинул тарелку. И заметил вспыхнувшее
лицо жены – в глазах отчетливо металась ярость.

– Ты меня достал! – Она нервно двинулась, и взметнувшийся халат
открыл неожиданно смуглое бедро и белую ткань трусиков. А затем
быстро прошла в комнату. Виктор непроизвольно дернул уголком рта,
слыша утихающий стук пяток.

Он бросил взгляд на аккуратные лепестки олеандров и встал из-за
стола. В этот момент тревожно вздохнули скрипки.

Виктор видел ее напряженную спину, бледную шею. Его жена склонилась
над столиком, звеня какими-то предметами.

– Послушай, Альбина! Почему ты убегаешь? – Он схватил ее за локоть,
она яростно дернулась всем телом.

– Я же не закончил? Послушай…

Но она уже не слушала – резкое движение руки, и Виктор ощутил
боль в правой скуле. Ее рука была горячей, прядь волос закрывала
лоб. Он чувствовал ее пронзительный взгляд и видел расширенные
ноздри и сжатые, словно восковые губы. Ее халат был расстегнут,
но она не стала закрываться.

– Убери от меня руки. – Cказала она будто отстраненно.

– Не думай, что я…

Виктор попытался снова схватить ее за руку, подойти, но его жена
бросилась в другую дверь комнаты. Он громко выругался, в ушах
звенело крещендо духовых.

Вторая дверь гостиной вела в спальню. Виктор вбежал в темную,
освещенную лишь уличным фонарем, комнату. Его жена стояла на линии
падающего света, замерев, словно в отчаянии. Он дотронулся до
ее плеч, потом сжал их, и его жена тотчас же стала вырываться,
прошипев «Отпусти». Она замотала головой, прядь волос скользнула
по его лицу, но он крепко сжимал ее. Она все же продолжала метаться
и угодила коленом ему в живот.

Он краем уха слышал, как задрожала арфа, и, прикоснувшись к холодному
полу, замычал. Его рука вцепилась в ее щиколотку – он слышал глухой
стук. Жена сдавленно выкрикнула, отчаянно дернула ногой, стараясь
освободиться, но Виктор потянул ее извивающееся тело к себе –
яростный рывок, и он прижал коленями ее бедра. Она пыталась ударить
его правой рукой, но Виктор уткнулся лицом в ее грудь. Он вскоре
перехватил ее запястья, и она беспомощно, с отчаянием взглянула
на него. Виктор чувствовал смешанный запах пота, скользящий запах
ее тела и видел открывшийся сосок.

Он прикоснулся губами к ее груди, она тяжело дышала и слегка дернулась.
Виктор резко раздвинул ее бедра и уперся головой ей в живот. Они
застыли, словно устали, но потом его жена снова постаралась освободиться,
и Виктор лишь тяжело сопел, погружаясь в туман ярости.

Скрипки минорно вздохнули и постепенно угасли, оставляя лишь неясный
шорох.

Виктор, ссутулившись, сидел на кухне и медленно курил, он наблюдал
за тем, как сигаретный дым распускается у него перед глазами неожиданными
и аккуратными линиями. Он слышал, как в ванной приглушенно шумит
вода. Он отвлекся и, затянувшись, мысленно представил свою жену
– ее силуэт за прозрачной шторкой душа.

Внезапно шум прекратился. По звенящему скрипу Виктор понял, что
его жена закручивает кран. Потом раздался глухой стук, и едва
различимый шелест. Она обернулась полотенцем и встала перед зеркалом,
подумал Виктор. Его взгляд затерялся в искусственных лепестках.

Виктор не мог оторваться от стула, кухня медленно обнажала свои
углы и поверхности, впуская утренний свет, и он продолжал слушать
далекие звуки из ванной. Его сигарета почти истлела – он проводил
глазами последнюю полоску дыма и устало воткнул окурок в пепельницу.

Дверь ванной открылась. Виктор заметил мелькнувшую наготу и наткнулся
на пристальный взгляд темных глаз. Его жена резко развернулась,
оборвав вязкую тишину, и исчезла в черном провале комнаты.

Виктор поднялся со стула и дернул дверцу холодильника. Разочарованно
вздохнув, захлопнул ее обратно.

Он открыл дверь туалета и, застыв в слабом свете лампы, подумал
о пачке сигарет на кремовом столике.