Поэзия

А.Р.

-1-
Ты сядешь. Скоро сядешь там, с той стороны окна, 
Чтобы смотреть и видеть нас на этой
Не стороне и посторонность эта
Все речи выпьет, не достигнув дна.

-2-
Человек постоит здесь  
Пока ты будешь ехать на
Той стороны стекла
Хваленные времена.

Смерти нет   потому
Можно тянуть в ширину,
Что расстоянья все   вверх,
И никогда   в глубину.

Можно лежать и петь,
И обрастать твоей  
Долгою будто смерть  
Анатомией всей.

Я постою здесь  
Пока ты отбудешь в
Той стороны лес,
За скрытые снегом швы.

Можно ли продолжать?  
Левкоевая пчела
Ужалит тебя в сосок,
Как и меня вчера.

Не изменить ритм,
Не поделить соль  
Такой трехгрошовый Рим!  
Перестрелянный вдоль.

Короткий, как выдох, а 
Всегда во тьме человек
Стоит, наблюдая, как
Его проезжает смерть.

-3-
Отменяя итогом итог,
Слово летит на восток
И разбивает все
На минимумы Фу-Се.

И смотрит вчерашняя блажь,
Продетая через свет,
На тех по кому нельзя  
Поскольку и срама нет  

Перечеркнув строку,
Видишь не высоту  
Длинный как пот их стих  
Слышишь, и тот затих.

Это, наверно, все
Если верить Фу-се:
В остатке лишь Лао-цзы
Или зевки травы.

Или дыханье вдоль
Раздетое нами в пар
Не верь мне, дружок, настоль  
Да, и не кап, а вар. 

-4-
Эта вода течет 
куда-нибудь под мостом  
что не пришьешь к себе  
окажется снег и грязь:

этот прошедший год,
и колокольный звон
шел по степям   в себя  
вокруг кругов колеся.

Эта вода течет
покристаллически вверх  
Ты принесешь ответ
И улетит в ноль стерх:

Есть лишь одна дыра  
Та, что вверх из себя
Смотрит и видит дым,
Бога себе кроя.

Это Коперник врет
С белой, как страх, водой.
Встанем под жаркий снег
Занятые игрой

Ненасекомой, и  
Будто бы это   как 
Ты сосчитал два-три
Или испил себя в прах.

Это вода течет. 
Из Чилябони вниз
Вьется неженский крик
Или мужской стриптиз.

Где-нибудь под мостом
Что не пришьешь к себе  
Ляжешь в себя, заснешь
И потечет по губе

Ласковая слюна.
И пузырятся слова
Те, что всегда под ноль,
Или сказать нельзя:

Трахнуться и заснуть  
Слышишь, дружок, в чем суть?  
Только такой водой
Можно смерть обмануть.

-5-
Закончились слова   остались лишь приметы  
Подчеркнутые вордом. И не было поэта.
То пара сигарет, то пара в ожиданье  
Когда оставят их 
до времени и смерти.

Не будешь первой ты или не станешь третьей  
Нас примет незнакомый и гибельный Сельмаш  
Но поднимаясь выше беременные дети 
Не слушают своих 
толстеющих мамаш.

Закончились слова и век   вползая в лужу   
В маразм и эпигонство, не стерпит серебра
Ты потому уходишь, не ведая ответа,
Что снегопад не знает, что под полою прячет
Тяжелый патронташ.

Закончились слова и скоро все мы съедем.
Культуру не спасти   поскольку блядь она.
Закончившийся WORD готовит нам прощенье
Иди по этим водам   
не знающим челна.

-6– 
Нас долго не было, и разомкнулся круг – и кто 
в кресте окна летел   окажется опасней
чем память, что растянута как снег  
не то летающий, не то летящий,
подобно зренью из пернатых век.
всегда минувший, никогда   пропащий

Внебрачный, как и бабочки на свете,
как NaCl   смахни скорей с лица
И непонятен слой   откуда слово,
похожее на схлынувшую воду  
на стыд и сброд, окрест сгорает скоро   
на вид и путь, не обретя свободу

-7– 
Полет –  давно сгоревший от упреков –  чертит укор на небе.
Нас перебили навзничь наша речь и каменья.
Вычищены и распяты конюшни козлом-Гераклом, 
Авгий порезан и скушан необрезным монахом.

Если послушать речи –  покажется память вздором.  
Все перепевы спеты между землей и позором,
Все огни –  как наколки с кумом к –  з/к прилипли,
От скуки и развлекухи   май и ковровые блики.

Армагеддон предсказан –  лучше, чем ждать расплаты.
Времени нет, и скоро мир будет послан на хуй,
И прорастет как боги, привитые от зачатья – 
Сжатый в начале июля и до копыт ненастья – 

Полет разобранный в карты, в выпивку и разгулы – 
И не гули –  не надо –  может тогда забудет.
Я выхожу из дома, чтоб посмотреть снаружи,
как снег изнутри обетован и никому не нужен.

-8-
Закончились слова, остались перелеты, 
остались перестрелки и выпивка. Без счета.
Земля, перегибая себя за горизонтом,
Протягивает руки – нашаривая что-то.
Останься с Мандельштамом, Тагилом и пространством!
По улице «Хрен знает» себя не перейдешь.
Потянет то ли дымом, то ли щенячьим пьянством –
И чику не починишь, и край не оторвешь.
Закончились слова, моя слепая дура,
Закончились все даты, и выросло зверье –
Иди по горизонту, нащупывая пулю,
Через казаший поезд, через мое Свое.

-9-
Покуда – нас никто не слышит –
И ты не слышишь этот скрип –
Смотри, как вслед снегам задышит
Невысохшее тело. Влип.

Влетел. Порушился – и баста! –
Достану финку. Выйду в двор.
Порежу Пашку – от вокзала
К нам не дошедшего. На спор –

Въебусь в коленчатую драку,
В своих разорванных штанах.
И только снег меня постигнет –
С кровавой пеной на губах.

-10-
Представляешь, иногда я думаю, что уже приехал! –
Пальцами придаю контуры табуретке, временам года, гаду,
Что спит в подъезде в обнимку со шприцем или подругой
Запоздалой молодости, жую конфетки – как Виктор Робертович –
Предлагая своей подруге, читаю Джойса – чтобы занять чем-то тело
Свое, подыхаю со скуки. 

И нет ни одного, ни козла, ни суки,
Чтобы дернуть небо за хвост, выплюнуть звуки,
Обрести молчание – то есть перестать быть гонимым 
впервые за две тысячи лет с тех пор, как покинул 
мертвые берега абсолютно легкого моря. 
Делаю вид, что, наконец, что-то понял.
Скажем голос другого или – ни черта 
(то есть – чертей собрав за собой) не понял.
Трамваи. Перегоны. 

    Я себя отклонировал бы –
и спал бы в любой понедельник – но для такой забавы нужен соперник
или хотя бы Моцарт, или глухота, слепота, слой дерна
Отвернуть горлышко у бутылки или у самого корня. 
Представляешь, я помню, что уже когда-то приехал.
Прости, и знай, ты не узнаешь меня по кругу,
Света, Маняша, Аглаша, 

   темный образ в конце времени года,
Любого. Легко пальцами придаю твой образ любой табуретке.
Такая, блин, странная здесь в Чилябонске погода!

-11-
Непрочная надежда слева вправо
Нам сносит каску. Хватит вам ужо!
Я отпишусь, а Лимонадный Джо
Найдет нас всех с посмертною наградой.

Ты сядешь рядом. Нижнее белье.  Несносно.
Монотонно. Ляжешь рядом. Раскусишь губы – 
Получи награду, и нету света, есть покой и ночь
Непрочная надежда. Длинный стих

Несносен как одежда, подоконник.
Цветет во тьме заманчивый шиповник – 

И каждый при своем.

По одному.

-12-
Небо обнимет все
Рюмочкою окна
Боли и краски нет
Синий Тагил Вина

В точке и доле плюс
Минус два тела вдох
Радуешься что жил
Радуешься что издох

Небо не имя свет
Имеешь то что снесешь
Ответ находит ответ
Из-под овечьих кож

Небо обнимет всех 
и разнесет хлеба 
будет тебе минус свет
на Айе-воде ворожба

В минусе декабря
Бог не жесток всегда
Слышишь как спит дружок
В минусе от тогда

Даже и света нет
На донышке у окна
Кажется ты был спет
То есть пришла хана

Все обнимает неб-
О оставляя в гон
Из под семи овчин
В минус вмерзает он

Тонкая кожура
Минус когда-то вкус
Небо тебе не Ра
Вынесет смерть укус

В плюсе вечность тебе
И тот кто к окну приник
Знаешь ли мил дружок
Минус кривлявый тик

На донышке пустяка
В минус течет река
Следом сбегаем мы
Плюсом к ней облака

Где тонкая рвань моя
Минусом этот плюс
Не опрокинь меня
Когда обрастет укус

В плотное небо и-
Мя прибивай ко дну 
Лодочки что всегда
Лжет или ждет во рту

-13-
Не подлежит тебе 
Этот твердый ответ:
Куда не посмотришь свет
Сучий и тьмы навет:

Север или зима 
из твоего окна – 
Смотрит тебя в прицел 
и посылает на:

Попробуй тут не поверь,
Нас поведет –  черту 
вырвет и ни хрена.
И привкус похмельный во рту.

На север зимы взгляни:
Где к потолку крюк –
Вынешь себя, посмотри
Хватит пернатых рук.

-14-
Выспаться – и пока! Я – не в тебе, но в мат
Весь обращая словарь, глазею как камешек в тяжесть:
То ли сказать «прости», то ли в суглинок –  fuck – 
И если в заборы гвоздь   то слово трехбуквенно (даже

Не утверждаю это –  не пробуй меня трясти)
И травяную кровь перегоняя в спирт – 
Чтобы гореть наружу или глазеть в нутро – 
Невыспавшихся речей или себя расколоть:

Падлою буду я –  если, припав к спине,
Буду ломать ее –  не наугад, а в дно – 
И упираясь вверх, я получаю низ
Но и этот загон –   –  наверняка  –   вранье.

Будет паленым чай и покитайска речь – 
Порежешь в гашише тень о четырех углах:
Можно пытаться плыть, –  но я перестану течь
И осыпаться в губы на пляжем нагретых песках

Что остается здесь –  маленький страх-песах,
Скудный еврей с пайком или длинный забор.
Время устало плыть, время исходит в нас,
В Рема, которого нет –  и –  в назиданий хор.

-15-
Скоро случится срок, как оставил Улисс свою –  да фиг с ним – 
Лед царапает краешки глотки –  такие сегодня глотки.
Я не верю теням, Полифему –  в сквозное, как ноль – 
Или рифма чужая или усохли портки.

Скоро случится срок, как Даная пошла по этапу –  да и фю на нее – 
Ветер плачет в земле, что лягушка (читай быть дождю) – 
Снег напялит людей, как свои неживые перчатки,
И возьмет пятачок и издаст, впав в плашмя свое «жу».

Скоро Троя восстанет с Патроклом и прочей гурьбою – 
Так и дело –  дрянно, так и рано Елена исходит, как кровь, в материнство
Лед царапает все –  да не вырастить нынче жасмин, да и платишь с постою – 
Тем, что твой же зрачок наречет утром свинством.

Скоро случится с нами Цирцея –  и фю на всех нас номерное –  и прямо
Речь не ходит –  иначе не сможет измерить глотки –  все –  на стужу
Лед ведет Одиссея меж Сциллой с Харибдой и Правдой –  
И всегда возвращает к земле –  где все двери наружу.

-16– 
Поезд идет во тьме –  
или же тьма его 
Проходит как длинный свет –  
много вокруг чего
Нам не суметь смолчать, 
чтобы разметить прыть:
Взглянешь на тень свою –  
скажешь крамольно «Цыть,

Много чего всего 
проходит собою путь – 
Сложно понять, что здесь 
все номера вовнутрь
Времени или тьма 
нас лишь должна себе» – 
Раздвинешь бедра воды, 
сомкнувшейся на тебе – 

Тяжек в глАголи ритм –  
тянется карусель.
Ехал бы ты туда –  
куда ни будь, но отсель,
И не пройти стекло –  
не оставив круги.
Галечка, да тепло, 
да и не стыд, а мы.

Поезд идет во тьме –  
на ощупь, и поводырь! – 
Попробуй поднять ведро, 
что пОлно живой воды,
Поднимется на тебя 
сразу весь белый ответ – 
Вот и не тьма, дружок, 
а самый полный свет.

Длинные как курки –  
поездом тем идем,
Не требуя, не прося 
разменным бинтом-рублем.
Здесь пролетает все –  
и го(р)стева земля
Вырвет из глотки язык 
и вставит артиклем «Бла…»

го-дарю свое от(е)че-
ство за родство 
с любым расставаньем в Че-
хляби и баловство – 
как по реке нас шлет – 
похожими на людей
то, что, покинув все – 
оставит себе зверей.

Поезд бредет во тьме –  
от станций любой и всех
и вьет из нас стукачей за-
зорный степной доспех – 

Это в твоих кровях
Снова живет орда – 
Длинная, как язык
И мертвая, как вода.

-17– 
Там где не ходит снег –  падает в ноги голод – 
Льется медом в мои дыры от сих до сих – 
Кажется,  дверь любая отсюда открыта в рот.

Жгут на кострах огонь и загибают ворот
Ободранные горизонты и очертанья их.

Шрифт разобьет ряды –  вынянчит родовую
Травму или иглу недолюбивших, и,
Недочитав нас до эпитафии в воздух – 

Моя нерусская речь с неделю подобна вою – 
Там, где не ходит снег и никого в живых.

Там, где оставят быть –  без снега и без расплаты – 
Рот мне зачеркнешь нежданным своим адью – 
Печатают нас стихи на переходе в омут – 

Там, где входит снег в кромку свою и оклады – 
И никакого похода в темную Амударью.

Вместо руки –  не голос –  эхо растит нас в гландах – 
Вырезать и забыть изображенье слов – 
Как же спиртово сушит открытости нашей кокон – 

Мы не стоим в его ни высших, ни скрытых планах – 
К небу голодный декабрь составит его улов.

Там, где не ходит снег и вырастает прут – 
Только из камня слышишь шагающих к центру остуд – 
Чивиль и снигири, сходя в двоичные коды – 

Видят свое отраженье или безбожно врут – 
Там, где не ходит снег или не дышит воздух.

-18– 
Так долго крутится обряд под дождевою нитью
И останавливает взгляд, чья подпись –  по избытью – 
Ни вверх –  ни вниз –  ни вдох –  ни жив –  ни дранка в расстоянье –  
подкожно вену грубо вшив и –  кутая дыханье – 

Смотрю, как истекает речь, молчанье наполняя
И вещность заполняет печь –  как чашу с подаяньем.
И русский блин –  всегда арап –  и лучше нет окраин
Чем те, в которых я забыт и в рот дождя расп(л/р)авлен.

-19– 
Я слепил из пепла перья
Для умеющих летать.
Есть две тайны, два поверья – 
Слепота или молчать

Тянет смертью из-под кожи,
Сыплет ночью из-под век – 
Я лепил из перьев пепел,
Чтобы рассыпать побег.

Слепота или молчанье.
Морфий, чай и кокаин – 
У Гомера нет ответа
Есть две тайны и Один.

Тянет взгляд нас из-под кожи,
Сматывая на клубок – 
Человечек, выйдя в позже,
Обращается в лубок.

Я леплю из смерти крылья,
Чтобы дулю ощутить,
Что слова из плоти вырвет
И посадит узел в нить

Тянет птица в тяж и пчельник,
В метр и огненный раек.
В букве скверной, староверник,
Влеса получив паек – 

Я леплю из тела тело – 
Ощущая тьму, края
Треугольно смотрят в сферу – 
Ничего и помню я.

Под обрушенным в нас небом,
Под приметной глиной, под
Порубленной приметой – 
Остывает дырный рот.

У Гомера нет приметы,
Доля глины из седин – 
Пенелопа и две тайны,
И сквозной, как ангел, дым 

-20– 
Перегорел что ли свет 
или же ночь его – 
И от всего не взять 
больше, чем в клюв войдет – 

Перемешала с тьмой, 
зажатой в глагол с водой,
И протечет благо-
дать –  как растес –  чужой.

Перегорел, что ли, дым 
и так стоит в углу.
Натянет ток, как дурак, 
вольтовую тетиву – 

И от себя не счесть 
подати и горы,
Видеть себя на просвет 
в нетвердом спряженье норы.

Перегорел, что ли, ночь? –  
перемешай глагол
С ижицей и омегой, 
вытканной на прикол – 

И от всего не взять 
большего, чем вовне
Тела –  не вся благодать –  
не по руке –  по мне – 

И от себя не дать –  
что невзаимно вдаль
Откусывает от тебя 
по дольке своей календарь

Высохшею водой, 
омутом, рыбой в ребре
И притечет благо– 
Дарность –  глагол  –  коре.
 
-21– 
Я тебе –  а ты пока –  
Отъездная, как дорога – 
В верхнем крае –  облака 
И другого понемногу.

Я пока –  а ты по визе – 
Во Флоренцию –  с шизой
Так неведомы капризы – 
Объездные –  как покрой.

-22– 
Припасть к соску зимы –  
в земное молоко – 
Так камешек в груди 
зияет и горит – 

в своей же глубине и 
глупости равно – 
когда бы разучиться 
с тобою говорить.

Ты –  тень и ты –  тоска. 
У лабиринта есть
несказанный словарь, 
и мертвый минотавр

посмотрит со стены 
на снег, несущий весть
меж словом или тем, 
что снег нести устал.

Упасть –  всегда себя, 
предназначая дыбе,
и колокольцы мамки 
превознося всех выше – 

и говорить как Штирлиц 
незримой «Ja. Ich Libie»
напоминая слову, что сам 
со скрипом вышел.

Припасть к соску зимы –  
мерцая подземельно – 
Как камешек, в себя 
утягивая опыт.

Ты –  выше, чем зола. 
Я тонкий след собаки.
И нас соединяет, замкнув
На снеге, ропот.

Негордый понедельник и 
лабиринт из воска – 
К нам насекомо тянет 
декабрь свои щупы – 

И ты стоишь во тьме 
Горя, как папироска – 
И я стою в себе, 
не чувствуя стопы.

Свет падает недели,
Как песенка и шорох,
Слизав меня в горенье
С пародий листопада,

И ты стоишь – хоть едешь 
Как вертикаль метели – 
С губами у соска
Нетронутого сада.

-23-
Пахотьба речью уст –  устная молотьба – 
Что тебе старый Пруст?! –  что тебе, что не ла-

Бильна моя болезнь –  враки: врачи и дым – 
Что не читала здесь –  пребудет всегда пустым.

Бог из пустых углов дом составляет дли-
Нный, как его взгляд –  купаясь, не опали

Этот синий пушок в радости бытия – 
Что тебе прошлый век, если в нем только я.

Чур, на тебя с листом –  хор, по тебе, с ресниц – 
Вот и коснулся бог, и не узнал где низ-

Овая часть речей скудного корабля – 
Смог бы, но не пророк, не непророк, а бля-

Ха, что тебе мое, если оно собой – 
Кругом ключа припорошено –  устное и отбой.

-24-
Начертай меня 
на грудях свободы.
Будут перебои 
с верою и светом.
Нынче не погода, 
а ее подобье,
Нынче не вопросы, 
а борьба с ответом.

Начерти мне нолик 
на лице у снега.
Будет недосдача 
с буквы первой речи – 
Это тот, что с краю, 
знает, что тем паче,
И себе как слову 
намертво перечит.

Проходи со мною 
перекрестки сверху – 
Не беда такая –  
клиника, диагноз:
Тот, кто оживает, 
кажется мертвее – 
Ощутив надрезом, 
что такое разность.

-25-
Вот и прикинь! –  словарь знает не хуже нас:
неназванное горит и не сгорает –  вдоль 
диагональна речь и не проходит на
Сент-женевьев-и-больше –  
чем жизнь не своя укол,

упряжь у синих льдов –  впрямь, как своя верста – 
на нулевой километр выйдешь, как сумрак:  два
меньше всегда одного –  прочее суета:
Керролл или Годо 
и никогда –  черта.

-26-
Пути ведут в Париж –  и рижскую заставу.
Скрути свой небогатый косноязычный опыт:
на небе у тебя –  то язвочка, то лава – 
на нёбе у тебя –  то откровенно копоть,

то откровенье коптов, то все пути. В Париже
нас встретят на Subway –  отправят в небеса.
Но ближе всех гречишный,
который мать прислала – 
но дальше всех коса

Дороги всей, с щебенку, метет тебя к Парижу,
летая в перекосах нам не послушной речи:
и риги этой всей –  с которой не увижу,
и правды этой ты –  который не ответит.

Порхает стрекоза, чтобы ко лбу прибитой
устать смотреть под грунт и –  видишь, как вода
в нас созревает вниз и –  пребывая сытой
взлетает только вверх, 
чтоб сесть на провода.

Пути –  всегда –  Париж и теплый римский август – 
скрути  под мышкой Блейка невинностью своей – 
мы вышли из своих неимоверных пауз,
чтоб встретить не себя, а долгих снигирей.

Порхает нам не-боль –  приметный кислородный.
Подушка. Темень тьмы. И столб в огне стоит – 
неудивленно видит, как протяженный сходный
взлетает в небеса – 
и больше не летит.

На откровенье есть всегдашняя оплата.
Прощай, мой тощий ангел –  невидимый Париж!
Сегодня выпал снег, открыл ворота лада – 
и на снегу –  арабы, Иран и – коротишь – 

и веры погремушка убийственна в просторах – 
сгорая в счет нечет, и урезая ночь – 
ты едешь на восток в поспешных разговорах,
которых умолчанье 
не в силах превозмочь.

-27-
Ты не поверишь! и правильно! кара –  в дурке.
Стою и думаю о пуле в пульке, о смерти в теле, о том, что неясно спели 
Мне –  при рожденье моем и твоем –  метели.

Опаньки! Здесь надо чистить ушки у иглы бессмертья,
У тех, кто держит их на макушке или между мозолью на безымянном и указующем пальце
Сесть и прочесть, что вылилось, как узор на пяльцы.

Ты не поверишь! вопросы веры всегда вопросы безверья – 
Собака бежит и оставляет лыжню в неглубоком сугробе слева – 
Я смотрю: наступил декабрь на свое же чрево.

Никаких хахонек! –  только ось К(точка)-Ч прорыл Лаврентий:
Этим он отомстил Сибири за все поэтические упражненья начала прочего века –  не эти.
Покосилось все, мил дружок, когда ты уехал –  пить мир третьим.

Ты бы видела, как портится в наших краях бумага – 
Это вряд ли назвать отвагой можно –  скорее влагой – 
Я открываю виртуальный конверт –  и сие не благо.

Ладушки! –  побаловались, поиграли в чечевички с Вакулой, 
в Гоголя с собой, в инфаркт со слободой –  стала кровь не голубой, но бурой – 
стать бы Муэдзином или хотя бы сурой.

Ты не поверишь –  лишения нас латают –  прорехи 
делают нас полней и когда взлетают –  думается, почему-то о будущей встрече –  на орехи
мы примем все, мы снимаем доспехи.

Вот и дано сказать, что не дано (с)нести –  типа, что «I love you», то есть сочится плоть
Вынуть себя из себя и положить на ладонь –  видеть себя в перископ 
или закрыть свой рот.

Ты не поверишь! –  все верно! в прогнозе есть два глагола
Один из них побег, а другой свобода –  если идти по песку, то уйдешь под воду 
Или же то, что отродясь не имеет роду.

Мы все рождены в Тагиле, чтобы войти в Чертольни – 
Я не люблю словарь, и он –  мной недовольный –  корит меня запасом. И требует боль расчета:
Ты не веришь в несмертье –  и права в чем-то.

Я смотрю в окно, и как шмель печалюсь, то сугробом вхожу, то внутривенно жалюсь.

-28-
Так и быть запечатанным в купол эфесской печатью,
Так как проще тебя говорить здесь никто не умеет – 
Оглядеться по центру. Так наречье нас рядит по платью:
То заплачет трясиной, то в эти печати поверит,
То качнет, как смоковница, левой рукою безбожно,
То без бога  не сможет проснуться –  пока не коснется.
И любое безвестье, как выдохи моря, подложно,
И пребудет всегда только тот, что вовне остается.
Так и быть изреченным, как волхв, позабытый в пустыне – 
Не поскольку, а просто красиво звучит не по злости – 
Не бескрайним, как эпос –  на зернышко ниже остынет
И оставит звезде бесноваться только о росте.
То и схоже с твоим покаяньем, что снег на второе
Рождество и число –  или как его там, этот выдох? – 
Твое имя оставлено мягким писцам и изгоям – 
Если кровь нас продаст, то в обличии порноткрыток.
Так и быть, как сиянье своих наказаний поместных – 
Только тронешь рукав, и обнимет тебя пустотою:
Оглянувшись, пройдешь весь коридор занебесных
Канцелярий и Кафку умножишь хождением в Трое.
То и будет –  чего не проснуться –  в сургуч и кольцо запечатан:
То посмотрит –  как воздух его протечет и исчезнет:
Постоишь и поплачешь –  как зек твой навеки, над номером плачет
И царапает номер его же искушавшей бездны.
Попадешься, смотри, как в купели растет  семизвездье –  
Уподоблен чернилам, и бинт под рукою, и не надо.
Изрекается слово, иссекается врозь лихолетье – 
Так и плыть опечатанным, то есть –  совсем не умея.

-29-
Чиркнет щеколдой дверь,
Впуская внутрь зябкий свет,
Отверзнет мои уста – 
Будто в них смерти нет.

Словно в них нет вины,
Похоти и беды – 
Чиркнет вниз тонкий свет
Или поранит льды,

Голос и твердый зев – 
Как с высоты огни:
Помни, что смерти нет,
Помни, что нет вины.

Чиркнет под кожей пульс – 
и подберется сталь:
Чирикнешь –  не обмануть,
Что от себя устал.

В комнате сто одной – 
Нет ни вины, ни нет – 
Только замерший цвет,
Незатвердивший смерть.

Чирк-расчеркаешь дверь,
И –  обернувшись в мед – 
Чувствуешь, как твоя 
Кровь обретает рот.

-30– 
Доля третья не беда
Смех зажатый в дрожжи
Кухонная суета бантиком
Поможет

Не полет а самогон
До кровавой пены
Колесо пересечет феню
Или вены

Тальк и снег одно зерно
Взгляд всегда неверный
Темное как дверь окно смех 
или подмены

Доля в трети не беда
На другую слово
Мы больны как нами смерть
От начала в снова

-31-
Проливается вскользь молоко или в каме(р)ной соли
Не найдется всем камер и солнце, похоже, в просвет
Как в гнездо забивается –  то есть пужается воли
Проливается вскользь всех элегий, а может быть нет.

Начинается стрекот мушиный и кров(л)ями полнятся реки – 
Мой ребенок Египта и Эфиопией Раста,
впавши в детство и глубже, пускают побеги
и считают себя –  до колен опустившись –  до ста.

Проливается черный фонарь или матом вдогонку – 
Отпусти меня в плен, отпусти меня в дом, на дыбы – 
Рвется рвань подзаборная в барабанную не-перепонку
И не взять, сколько есть по тебе стыдобы и росы

Начинается камнепаденье, восстание мертвых
Тех, которые в нас, несомненно, и кадиш звучит 
в предоление  сферы и уже ничего не испортить
потому что не сможешь –  поскольку солью летишь

в дно кувшина –  снаружи ударишься, будет небольно
и ты плющишь, снаружи уставившись, нос и щеку
проливается вскользь молоко и бывает прикольно – 
если свет нас проходит не раз, и –  не два на веку

Начинается пасха, разбивается иносказанье
Как качнувшись о дно, побелев со стыда, молока 
То струя, то твоих же порочных рук изваянье,
То –  соспевшая в гроздь, в Иордан не зашедшей –  строка.

-32-
Итак, смс-ны дела, 
то есть не смайл, а фрак – 
Как нас терпит язык 
и не выносит как! – 

Падает город в храм –  
будет разрушен вновь – 
В протекшие облака –  
метеогноз с тобой.

На те коннектинг пипл, 
на тебе light me fire – 
Фарой тебе в кадык! 
и автостопом в асфальт! – 

Это тебе не путь 
как-нибудь –  где не путь – 
Так заливает ртуть 
рты нам, чтоб вынуть суть.

Вот те и Будды серв, 
вот те и жид с крылом – 
Гонится, кто гоним –  
гонишь как Кришны клон

Вот те и новый год, 
по морде –  и с рождеством
Падает голос в храм –  
будет разрушен он.

Жиром или свинцом 
или же стукачом – 
Ангел вводит тебя 
в ранг лишь с одним числом

Взводит тобой E-mail, 
чтобы уйти под винт
Вхожу как финка в бок
Не бойся –  ИМХО и Бип.

-33– 
В конечном счете, счета нет,
перерасчет не в чести,
есть только разведенный свет
и нераздельны вести.

Снимая с  неба кожуру 
По части с дольки каждой – 
Есть только удлиненный свет,
Что нас коснется дважды.

В конечной смерти, смерти нет – 
Под каждым следом слово.
Есть только свет и тверди плеть – 
И никакого злого.

Гремит мороз в густых губах – 
Как соты мандарина – 
Есть тонкий свет или аллах
Нас в счете не покинет.

Есть только свет и мягка весть,
Которая сгорает – 
Есть только свет и буква в нем – 
И проще не бывает. 

-34-
Как бабочка с иглою скреплена – 
Так, падая в ночном, разрежен воздух
И, поделившись надвое, скверна
Здесь дрожь любая, что заденет лоскут – 

Не назови меня в любом конце – 
Тоннель не обладает, но назначен – 
И блудни умирают и –  в кольце 
Сгорает тот, который не оплачен.

Иначе говорящая мной речь,
Хранит всех психов принадлежных рою – 
Мы входим в воды, чтоб себя испечь
Наутро просыпаясь не с собою.

-35– 
Такая Болдинская тьма – 
Не осень, а другое – 
Не очень. Черемша верна
И бьется за чужое.

Такой в тебя забитый год,
Сезон дерьма. И густо
Течет вверх голод, чтобы там 
не оказалось пусто.

Такое нам Бородино – 
От головы таблетка – 
Не время, а иная тьма
Стучится сердцем  ветка.

Есть вероятье, что из тьмы 
нас на бумагу вынут 
и смесью с золотом сурьмы, 
как пятницу, обнимут

Такая Болдинская тьма – 
Не очень, а поэты, 
А ломтики –  в ладонь –  дерна
Аминазин. Рассветы.