Искусство

2 июня 1930 года, размазав красное пальцем по стене, раздраженно
повесился художник Паскин.

Посмаковал и смерть, в то время как при жизни в основном забавлялся
самой жизнью. Начал смолоду, замечательной сатирой в немецкий
журнал, а потом, конечно, поспешил в Париж, где эпатировал на
Монпарнассе и Монмартре, рисовал проституток и вел бесстыжий образ
жизни.

И был он замечательным художником.

Фав(н)ист и сатир, находчивости красок которого позавидовал бы
сам Матисс, Паскин ставит свое кривое зеркало к любому закоулку
реальности. Шероховатости на полотне гармонируют с шероховатостями
смысла. Женщины на картинах Паскина несовершенны, часто почти
уродливы. Но они возбуждают, как возбуждает жизнь, порок, недостатки.

Он идет дальше. То, что обыватель называет развратом,
смотрит с картин Паскина какой-то удивительно спокойной обыденностью.
Маловыразительные лица живут мастерски запечатленными движениями
тел, точностью передачи линий, почти пугая фотографической правдивостью
в своей диспропорциональности.

Он постоянно сталкивает крайности потому что ему так хочется,
и у него это хорошо получается. Jeune garçon – детство умирает
в широких скулах, мужественном мускулистом теле. Bagarre доводит
человеческий облик до звериного. Старухи с юношами, бледные девицы
с краснощекими толстушками, женщины с мужскими членами… Как каждый
настоящий художник, Паскин оставляет выбор решать, что написано,
а что спрятано.

И если в каком-то болезненном ассоциативном ряду моего мозга Кандинский
звенит, Магритт дышит, а Миро моргает, то Паскин несомненно пахнет.
Запах духов или крепкого пота просачивается наружу также, как
чувствуется дуновение гаванского ветерка и спертый воздух Туниса,
которым тоже посвящено немало картин, где контуры часто отчетливы,
краски мягки, движения сдержанны. Здесь тоже многолюдно, но, в
отличие от парижских увеселительных заведений, жизнь проста, красива,
достойна и доступна.

Рисовал он просто так, « ловил момент», наслаждался спонтанностью,«
не для выставок», которые, однако, имели место; и все же явно
не мог смириться с тем, что не занимал в том парижском мире достаточно
яркую нишу. Известен же был также своей эксцентричностью и кутежом,
и праведные критики конечно же улавливают в этом момент истины:
фрустрация, попытка забвения и.т.д., которые в конечном итоге
и привели его к самоубийству.

Другие говорят о двух женщинах, невыносимости любви до помешательства,
третьи трещат: «Он говорил, что хочет умереть поприкольнее»… А
он ходит себе по черно-белому Парижу, усмехается и в ус не дует.