Пластилин
На улице была весна, почти лето. Люди, не привыкшие еще к новой
погоде, парились в пальто и шубах.
Сысоев вздыхал, сидя на лавочке железнодорожной станции, ждал
электричку. Грязный худой кот лежал на другой лавочке, грелся.
Сысоев сидел так же, когда по лестнице на платформу поднялись
два человека в черных плащах и черных шляпах, подошли к нему,
взяли за руки и потащили к машине, зеленому армейскому
газику. Сысоев пытался сопротивляться, но как-то вяло,
машинально, и его быстро затащили в машину. Люди на автобусной
остановке и ожидающие поезда на платформе ничего не заметили.
Правда, один мальчик, лет пяти, ковыряясь в носу, дернул за
рукав отца: «Пап, а зачем дяденьку схватили?» Отец рассеяно
посмотрел на сына и легонько стукнул по пальцам: «Не ковыряй в
носу! Не прилично», – и уткнулся в газету. Мальчик смотрел,
пока машина не скрылась и из виду, поковырял в носу и
заплакал. «Ты чего?: – оторвался от газеты отец. «Его убьют», –
всхлипнул мальчик. «Кого?» – недоуменно посмотрел на сына отец.
«Дяденькууу», – протянул мальчик и зарыдал. «Ты чего это
болтаешь?» – строго спросил отец и внимательно посмотрел на
сына. «Я не болтаю, это шпионы его увезли», – всхлипывал
мальчик. «Кого увезли? Можешь ты мне, наконец, сказать? А?»
«Дяденьку, он сидел, а они его схватили и увезли». «Хм-хм, –
значительно загмыкал отец. – По-твоему шпионы? Гм, гм, хм, хм. Не
может быть, – твердо ответил он себе, – шпионов быть не может
в нашем поселке. У нас дачники живут. Ты что-то напутал.
Ну, признайся, напутал? – проговорил отец, и слегка улыбнулся:
– ну подумай сам, садовая голова. Откуда в Брюховке, в
дачном поселке, могут быть шпионы? А?»
Мальчик затрясся от рыданий, слезы струями катились по его лицу:
«Они не с поселка, они шпионы, на машине приехали». «Да? –
изумился отец. – Что ж ты сразу-то не сказал? Что ж ты молчал?
Почему ты не закричал: шпионы, шпионы, шпионы, шпионы,
шпионы», – вдруг скороговоркой заговорил отец.
«Я боялся, – сказал мальчик, – они злые, они меня бы убили!»
«Да, да, сынок, ты правильно сделал. Но ты хотя бы запомнил, во что
они были одеты?»
«В черных плащах и шляпах. Один с палкой», – сказал мальчик и вдруг
с ужасом посмотрел на отца. «Ты что, мальчик? Сынок, что
ты?» – ласково спросил отец, лысеющий тридцатипятилетний
мужчина. Мальчик оцепенел, стоя с широкими от ужаса, заплаканными
глазами, как приговоренный перед палачом. «Ну чего ты,
детка?» – полушутливо спросил отец, и вдруг лицо его одеревенело,
глаза округлились и вылезли из орбит, рот скорчился в
гримасе ненависти. ОН взял мальчика за руку и повел его к выходу
с платформы. Мальчик послушно пошел за ним с покорным видом
и смертельно бледным лицом. ОН шел за отцом механически,
держа свою маленькую руку, похожую на тормозной рычаг в руке
шофера, в отцовском кулаке со вздувшимися венами. Они сошли с
платформы, и тут подошла та же самая зеленая машина –
военный газик. Дверца открылась – никто не вышел. «Садитесь
быстрее!» – сказали из кабины. Отец схватил ребенка за плечи, с
размаху бросил внутрь и быстро захлопнул дверь...
Была весна, почти лето. По платформе ходил худой облезлый кот и
мурлыкал. Круглые станционные часы не работали – не было
стрелок. Лысеющий мужчина сидел на скамейке и лепил фигурки из
пластилина: на крышке от картонной коробки размером со среднюю
книгу стоял миниатюрный станционный домик, капля в каплю
похожий на оригинал. Он стоял на миниатюрной платформе,
выдержанной с ним по масштабу, как и все, что было вылеплено:
маленькие лавочки, электрические часы без стрелок и название
станции – «Брюховская» – маленькими аккуратными буковками. На
перроне стояли две фигурки в плащах из черного пластилина и
шляпах из него же. Они шевелились. Присмотревшись, можно было
заметить фигурку маленького мальчика с вывернутыми руками и
спиной в искусно вылепленных кровавых подтеках. Неподалеку от
пластилиновой станции, здесь же, на картоне, стоял
маленький автомобиль из зеленого пластилина. Кажется, он урчал. Да,
да... у него работал мотор. Скульптор вдруг взял фигурки в
черных плащах, зажав их головы между пальцами, и сунул в
автомобиль...
Когда лысеющий мужчина шел со станции домой, на Вокзальной улице, у
магазина коопторга он заметил большую толпу. Он подошел.
Люди стояли кольцом. Приподнявшись на цыпочки, мужчина поверх
голов увидел: на асфальте, в центре толпы, скрючилась
расплющенная детская фигурка в луже крови. Мужчина довольно хмыкнул
и отошел...
В доме никого не было. Мужчина радостно засмеялся и хлопнул себя по
бокам, потом закурил. Курил он долго, пока не пришла жена.
Жена пришла позже обычного. «Слышишь, Сергей!» – с порога
сказала жена испуганным тихим голосом и робко посмотрела на
мужа. «Чего?» – зевнул Сергей Сергеевич Анциферов. «Сережа, что
твориться! Убийство за убийством. Сегодня опять шесть
человек убили...» «Ну, не шесть, а двоих, – укорил муж, - врать
грешно, дорогая... Ну, что, пластилину принесла мне?» –
добавил он, испытующе глядя в лицо жены. «Принесла», –
прошептала жена, заплакала и отвернулась. «Что ты, что ты? – сказал
Сергей Сергеич подойдя к жене сзади и обнимая за плечи. «Что
ты, милая, рыдаешь?» – повторил он. «Страшно, Сережа,
страшно мне... За этот год уже человек сто убили...» «Ну, что ты,
и не сто вовсе, а девяносто четыре», – успокаивающе сказал
Анциферов. «Не плачь, – добавил он и легонько шлепнул жену
по заду: – пластилин в сумке?» «Да, – сказала жена и
заплакала сильнее: – Я как покупаю пластилин, так всегда продавщицу
из «Детского мира» вспоминаю, ее первую убили. Я же тогда
купила пластилин, а она мне дала пачку без одной штуки. Там
красного не было. А ты тогда еще сказал: «Ничего, Катя, пусть
она подавиться красным. Ладно, – говоришь, – я и без
красного обойдусь. Красное внутри должно быть, а снаружи не
обязательно.» «Да ладно тебе расстраиваться из-за пустяков, –
добродушно-строго пожурил жену Сергей Сергеич, – ты бы лучше
погуляла или к соседке сходила». «Ладно, Сережа, не буду тебе
мешать. Пойду к Макаровым». «Иди-иди», – сказал Анциферов и
оскалил в улыбке прокуренные зубы. Когда жена ушла, Анциферов
закрылся на ключ, задернул шторы, включил красный свет для
фотопечати и достал пластилин.
Он смешал несколько кусков желтого, белого и оранжевого и долго
разминал: размял и скатал в шар в четыре раза больше
бильярдного. Лепил он быстро: отрывал куски пластилина от шара и
складывал и их в кучку. Он даже не лепил, а вырезал из пластилина,
как из дерева. Вырезал продолговатый нос с широкими
ноздрями, крупные глаза и маленькие уши. Когда был вылеплен
подбородок, стало видно, что Анциферов лепил автопортрет. Портрет
вылеплялся удивительно быстро. Когда Анциферов вылепил рот,
губы у скульптуры разжались, и властный голос послышался из
нее: «Не тяни, торопись!» Рот закрылся, глаза забегали.
Анциферов лепил быстро, очень быстро. Долепив левую пятку, Сергей
Сергеич снял со шкафа картонку с фигурками и поставил на
нее своего пластилинового двойника...
Жена Анциферова – Катя – сидела со своей подругой Макаровой на
диване – смотрели телевизор. Вдруг фильм прервался, и на экране
вспыхнул черный круг. Женщины вздрогнули от ужаса и впились
глазами в телевизор. Появился диктор и бесстрастным голосом
произнес, что час назад при невыясненных обстоятельствах был
убит Сергей Сергеевич Анциферов, скульптор-надомник,
известный всей области мастер-умелец. Имеющих какие-либо сведения,
касающиеся убийства, просим сообщить в горотдел милиции.
Показали фотографию убитого, но женщины ее не видели: Екатерина
Анциферова билась в истерике, а Макарова успокаивала ее,
поливая водой из ковша...
На следующий день приехал и из годовой командировки Макаров. «Какой
ты красивый», – радостно проговорила Макарова, обнимая мужа,
но вдруг закусила нижнюю губу и обернулась на сидящую в
кресле подругу. «Я слышал», – предупредил жену Макаров и
покрутил на указательном пальце черную кожаную шляпу...
«Успокойся, Катя. Нужно держаться», – сказал Макаров и легонько
хлопнул ее по заду, как бывало делал покойник. Катя посмотрела
на Макарова и отшатнулась: на деревянном лице его тускло
светили выпуклые глаза, отливая в зрачках серебром; тонкогубая
улыбка лишь подчеркивала жуткое выражение глаз. «Пойдем,
Катя», – мягко сказал Макаров и взял Анциферову за руку...
В доме был прохладный полумрак. Дверь кабинета покойного мужа была
распахнута. В кабинете кто-то сидел в кресле мужа и курил.
«Ой!» – сказала Катя. «Не бойся, – успокоил ее Макаров, – это
свои». Катя вцепилась в руку спутника. В кресле сидел
Сысоев, убитый десять месяцев назад. «Это Сы...» – сказала Катя и
рухнула на пол. «Да, Сысоев», – подтвердил человек в кресле
и затянулся. Через спинку стула рядом с креслом был
перекинут черный плащ, на столе у пепельницы лежала черная шляпа.
«Ну, как дела, Макаров?» – спросил Сысоев. «В порядке», –
ответил Макаров, взял шляпу со стола и надел на Сысоева. «Пора
убираться, – добавил он, – минут через сорок нагрянет
милиция». Сысоев взял со стола картонку с пластилиновыми фигурками
и поставил на пол. Они быстро стали уменьшаться, уменьшились
соответственно пластилиновому газику, прыгнули в него, и
тут вошла милиция.
«Еще одна жертва», – прохрипел майор с рыжими усами. «Насильственная
смерть наступила полчаса назад», – сказал врач и задумчиво
постучал по коробке с пластилином...
1984
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы