Поэзия

* * *
Вчера в полшестого умолкли пичуги в садах – 
Агония осени… 
Выстыла за ночь изба. 
На влажном стекле – отпечатки ладоней и лба. 
Прибежище призраков – плотный туман на задах. 

И мысли о солнце – крамольны: 
Наложит табу 
Октябрь на них. 
И – останутся гнёзда пусты. 
Замёрзнет трава. 
И – оденутся в траур кусты. 
Ускачет во мрак сумасбродных желаний табун… 

И – стужи топор вновь наточит деревьев палач. 
И – снег не замедлит. 
И – вывернет душу тоска. 
(Как будто грудного младенца лишили соска, – 
Лицо деформирует миру невидимый плач…) 

И – призраки прошлого, выстроясь цепью, в туман 
Уйдут обречённо. 
Обиды осядут на дно. 
И – станет душа вдруг с ветрами скулить заодно.
И – серой волчицею рыскать и рыскать в урман… 

Но разве возможен в спектакле счастливый конец? 
Печаль о несбывшемся хмурое небо коптит… 
И – зверский зима нагуляет в полях аппетит. 
И – снег возвратится. 
И – руки умоет Творец… 





АЗБУКА ЖУРАВЛЕЙ
маленькая поэма 

 I
Будет Томск поутру разбужен пилотами, 
Громко курлычущими с хмурых страниц, 
И – над лесом, над озером, над болотами 
Вновь  проступят летящие буквы  птиц… 

II
Ты в меня, до смерти грустью замучивая, 
«Индейское лето», Джо Дассен, влей, 
Чтобы я, как первоклассник, заучивая, 
Перечитывал азбуку журавлей!.. 

III 
Буквы новой волны птичьей эмиграции. 
Мы – с глазу на глаз; поцелуи взасос… 
Словно корабль, тонущий в море, по рации, – 
Дождь по листве выстукивает: SOS! SOS! 

IV 
Искупая грехи свои тяжкие оптом, 
На колени встану… и – вымолю: «Да!..» 
Конь вспугнёт тишину копыт топотом; 
Выстрельно хрустнет первого льда слюда. 

V 
В страну любви направляя свои стопы, 
Кепкой покрою ёжик седых волос. 
(Рифма – бикфордов шнур; 
Бездымный порох строфы; 
Сердце поэта нежностью взорвалось…) 

VI 
Ручка отброшена – всё! 
О любимой строки 
Любимой с любовью, любовно, любя, дарю… 
А зима в маскхалате – 
Под стрёкот сороки, – 
Как диверсант, крадётся по январю. 

VII 
Да чёрт с ней, с зимой! – пройдёт. 
Но, тем не менее: 
Над лесом, что оторочил скатерть полей, 
В тёмном небе горит, 
Как «фарес… текел… мене…», 
Памятью подожжённая азбука журавлей… 





 
* * *

И. И. И.

Под занавес ворованного снега 
Неведомо куда уходит век… 
А жизнь скрипит, как старая телега, 
И чист, как агнец божий, человек. 

Per aspera ad astra. 
И – терновый 
Венец до крови оцарапал лоб. 
Ты получить хотел ответ готовый 
На все вопросы, 
Быть счастливым чтоб… 

Но: не успел. 
Не смог. 
И адский пламень 
Обжёг – увидеть можно по лицу… 
Пока искал ты философский камень, 
Двадцатый век поспешно шёл к концу. 

И – просочилась молодость сквозь пальцы; 
И – счастье изменило, как жена; 
В душе твоей – иные постояльцы; 
И – с сыном  отчуждения стена… 

Щипни себя больнее: уж не пьян ты, 
Мечтая о бессмертье, человек?! 
За пазухою спрятал бриллианты 
Твоих желаний уходящий век… 

И пусть судьба туга на оба уха, 
Но ты ни перед кем не виноват 
Ни в чём. 
…В затылок дышит смерть-старуха; 
И век твой, как карманник, вороват… 





C'EST  LA VIE
В раковине спиральной
                     жив отголосок моря.
Звон поминальный бьётся
                     в раковине ушной.
Старость лихачит, сука,
                     идя на обгон по сплошной;
Молодость – кожа шагреневая – 
                     сжалась, черна от горя…

Розу надежды упрямо
                     любимой с колен даря,
Из рыцаря постепенно 
                     превращался во трубочиста.
Времени вихрь перемешал
                     эти грубо числа – 
Неотрывного любовно-
                     игорианского календаря…

Азъ есмь червь.
                     И уже никогда не вспомню:
Кто из нас первым
                     кого тогда поцеловал.
Поле потерь
                     заступом гнева всхолмлю.
Зеркала лютой нежности
                     пока ещё цел овал.

В окна твои запущу
                      со зла кирпичом;
Жизнь, как стекло, разлетится
                      на осколки и трещины…
Игорь и Нина зачем 
                      и кем искусственно скрещены?
С вакханкой продажной
                       гостиничный кир почём?

Луна жёлтой змеёй
                     плещется в тихой реке.
У ревности пошлой глаза – 
                     жёлтые, рысьи.
Птиц привечал я
                     не токмо ради корысти;
Журавль улетел,
                      а синица сдохла в руке…

День уплывает в прошлое.
                      Облака рваный парус.
Чернеют, вновь созревая,
                       ягоды на ирге.
Вымараю из памяти дни,
                        где Игорь на пару с
Ниной прогуливаются
                         по Ленинградской в Юрге.

Плод неземной любви – 
                     пятнадцатилетний Феликс
Тщится зацементировать
                      семьи разбитый сосуд…
…Ночами Большую Медведицу
                       глаза-медвежата сосут;
И Бог возродиться пытается
                       из пепла любви, как Феникс…





* * *
Я давно оплакан скитальцами…
Обрывая жизни полёт,
Смерть своими грязными пальцами
Мне смешливый рот разорвёт.

Я в последний раз ещё выдохну, 
И в последний вдохну я раз.
Птицы воспоминаний выпорхнут
Из моих померкнувших глаз…

А душа бестелесным облаком
Устремится ввысь в вираже.
Этот кто-то – с знакомым обликом – 
Будет вовсе не я уже.

Не горюйте, родные и близкие;
Не печалиться – знак жене…
Пусть свинцовые тучи низкие
Рваным саваном станут мне.

Я уйду накануне вечером,
Когда тлеет города трут…
Может, пьяным в стельку диспетчером
Мой уже намечен маршрут?

Без билета,
За счёт Всевышнего,
Как ракета, –  пронзая тьму.
Ничего –
Только память –
Лишнего
Я с собой туда не возьму.

Заскулит и завоет жалобно
Шелудивый соседский пёс.
… Вспоминайте меня, пожалуйста, –
Я теперь один среди звёзд…





* * *
I 
Вязнет звук в тумане, точно в вате. 
На часах подтягивая гири, 
Заунывно «Песнь о Гайавате» 
Затянула осень здесь, в Сибири… 

Млечный путь залётные путейцы 
Ремонтируют… 
По швам – судьбы рубаха!.. 
Клёны и осины – как индейцы 
Племени чероки и навахо, 

Вышедшие в боевой раскраске 
На тропу войны; 
Их оперенье – 
Листья разномастные… 
(Не в сказке 
Воевать им, а в стихотворенье…) 

II 
Крот сомнений почву жизни роет. 
Запах одиночества летуч. 
Осень, словно мёртвому, прикроет 
Веки солнцу пятаками туч. 

Облетел и потемнел багульник. 
Собственности общей переделы. 
Кроет, злясь, октябрь-богохульник 
Трёхэтажным… дождиком пределы. 

III 
Томагавк сломавши о колено, 
Осень выкурит не Трубку Мира, 
А «косяк»… 
(Как Карло – из полена, 
Сотворит душа себе кумира 

Из порочного, как Магдалина, снега, – 
Непорочного, как Иисуса Матерь…) 
Выглажена ветром – 
Блажь и нега 
Леса и полей сибирских скатерть. 

IV 
Время, к сожаленью, вероломно: 
Обещает много… но… 
Всю ночку 
Первый снег настойчиво и скромно 
Трубку Мира курит в одиночку… 

Вот и побрели индейцы чинно, 
Облачившись в белые одежды, 
По тропе, 
Теряя обречённо, 
Как листву, 
Последние надежды… 

V 
Звук в снегу увязнет, точно в вате. 
На часах приопуская гири, 
Заунывно «Песнь о Гайавате» 
Допевает осень здесь в Сибири… 

Поворчав для виду, улетели 
Журавли на долгую зимовку. 
…Жизнь, 
плутая 
в 
завтрашней 
метели, 
Потеряет 
счастье, 
как 
подковку… 





* * *
Мне на плечи кидается 

век-волкодав…
О. МАНДЕЛЬШТАМ.
 

Пока огарок юности чадил, 
Пока садилась молодости пена, 
Я стал седым и слабым постепенно – 
Двадцатый век меня не пощадил… 

Противно было детству моему 
Двуличие тряпичных жалких кукол. 
Я предан был судьбой и загнан в угол, 
Но слишком поздно понял, что к чему… 

Я веком, точно каторжник, клеймён – 
Не вытравить тавро социализма… 
Какого ещё надо катаклизма, 
Чтоб вычесть моё имя из имён?! 

Век новый, как нашествие, грядёт; 
Судьба, стыдясь, отводит взгляд в сторонку… 
Как злобный волк невинному ягнёнку, 
Мне глотку век ещё перегрызёт… 

Песком тысячелетий из горсти 
Жизнь вытечет; 
Умоюсь чёрной кровью… 
Ни страхом невозможно, ни любовью 
Себя от этой участи спасти.



  

БУМАЖНЫЙ КОРАБЛИК ЛЕТА

  маленькая поэма

С удочкой бамбуковой уйти
На рыбалку – 
Пусть забудет город,
Что по швам заботами распорот;
Мне сегодня с ним не по пути…

Бисер пота обметал лицо.
Комаров хватая, – воздух  лапать.
То, 
Где караси – размером с лапоть,
Мелкое, по пояс, озерцо.

Клинопись шумерская – 
Следы
Птичьих лапок на песке чуть влажном.
Лето на кораблике бумажном
Проплывает сквозь мираж беды…

Лёгкий бриз. 
Деревьев паруса.
Соль под мышками белее гипса.
Скромная подвеска из Египта – 
Выцветшего неба бирюза.

Чертят реактивные мелки
Самолётов 
Господа угодье…
От «болотников» на мелководье
Прыскают пугливые мальки.

Миллионы инстинктивных пуль – 
Оводов – 
Плоть побольнее ранить,
Рыбака укусами тиранить – 
Отливает без свинца июль…

«Чёрт! Сорвался!..» – Врезать кулаком
По ладони.
Жор маниакальный.
Голод – балетмейстер гениальный,
Постановщик танца куликов.

Бес азарта поддаёт в ребро.
Бог за жадность тихо порицает.
Из садка сквозь слой воды мерцает
Тусклое живое серебро.

Запах дыма.
Бирюзовый свет.
Долгий день, заученный дословно.
Ощущение такое, словно
Прошлой жизни не было и нет…

Гамлетовский «Быть или не быть?..»
Ранит душу, как шальная пуля…
Этот свет божественный июля 
Никогда уже не позабыть.

Выгонит в початки камыши
Лето – 
С позволения болота.
Этих дней рыбацких позолота 
Вся пойдёт на купола души…

Как песок, как воздух, как вода,
Время просочится между пальцев.
Чутким Богом северных скитальцев
Летняя погасится звезда…

…В город принесёт печаль полей.
И кораблик,
Покружив в затоне
Сентября,
Размокнет и затонет
На глазах притихших журавлей…





* * *

Мариетте БИРЮКОВОЙ
Что я Гекубе?
Что Гекуба мне?
Ничто…
Жестока жизни быстротечность.
Я тоже скоро камнем кану в вечность,
Как в омут, где кувшинки на волне…

Покамест медлит старая с косой,
Воспользуясь, как милостью, промашкой,
Я –
Богом сотворённою букашкой –
По склону лет ползу наискосок…

Как хворост о колено, –
Поломать
Характер, генетически несносный,
Чтоб русских слов песок золотоносный –
В надежде на удачу –
Промывать,
Ночами в кухне горбясь над лотком…

А блёстки, самородки и крупицы
Казались бы водою из криницы
И – воздуха спасительным глотком…

В ответ на оговоры и хулу,
Спрошу:
– Что за комиссия, Создатель?!
Поэт – изгой, бессребреник, старатель,
Рассчитывающий на похвалу…

Не лесть, а пониманье –
Позарез –
Ему необходимо в трудном деле,
Чтоб,
Словно в ранку где-нибудь на теле,
Сочилась кровь стихов через порез…





СКРИПКА

Геннадию ПЕТРИКИНУ – томскому музыканту

Жизнь порою тяжелей свинца. 
И какого ей рожна?! 
Музыкант не должен скурвиться. 
Скрипка пошалить должна. 

Словно вечность прикасается 
К оголённым нервам вновь… 
Музыкант грешит и кается; 
Спишем это – на любовь… 

Но пока он не наполнится 
Вдохновением под край, – 
Скрипка словом не обмолвится, 
Хоть командуй ей: «Играй!..» 

К проискам смычка внимательна 
Скрипка – музыки звезда 
И, как девочка, старательна – 
В самый первый раз когда… 

Высший класс, а не ликбез: 
Толочь 
В ступе вечера семь нот, 
Чтобы обмирала бестолочь, 
Когда Моцарт душу рвёт… 

Лёд и пламя, экзекуция, 
Боль, душевных ран бальзам – 
Музыки бесценной унция… 

Сволочам не по глазам, 
Не для слуха их убогого – 
Тайной вечери момент… 

…Моцарт – нам, 
А Богу – богово, 
А маэстро – комплимент…