Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Полностью роман Загребы издан Сергеем Юрьененом в рамках
программы «Вольный стрелок». Книгу можно заказать здесь.

Фрагмент II

Пуф... Ох, замотался, старый пес. Какое милые у нас, тысячелетье
на дворе? 60-ое, милые. Четверг. День сегодня был серый и какой-то
грустно-упитанный. На гражданской панихиде по гражданину впопыхах,
в потемках, он вдруг наткнулся на свое прошлое, настоящее и, простите,
снова прошлое: девицу, с которой жил пять лет, вторую, с которой
– пять недель, третью, вы уж опять простите – три месяца. Пришел
домой мокрый, измотанный и узнал, что дочь ушла на свидание с
кретином-сыном кретина-дантиста из клиники «Леонардо да Винчи»,
с которым вчера вместе кому-то зубы рвали... Остро почувствовал
себя Капулетти. А говорят: «Дети за отцов». Ты ж понимаешь...
Еще как! Спустился вниз, на первый, к приятелю. На зеленом диване
с белыми Лили (коровами) он заметил подругу детства
– Лилю, такую же в зеленом, с которой, к сожалению, имел на все
про все – всего три дня. Поднялся опять к себе и на желтом паркете
на кухне нашел записку, из которой узнал, что та, с которой он
в одной... уехала на своей красной «Веспе»-314В к его приятелю-философу,
пожужжать-поужинать о новом томе Кьеркегора-младшего: «Особенности
ненужной любви и шарьерной дружбы» – 375 pages _ ¹. Раздался звонок. Взял «порта-бль». «Nokia» участливо
подмигнула зеленым.

Ниночка, новая пассия из Пасси (конечно же, 16-ый)
ласковым голосом потребовала немедленно привезти ей английский
ключ, на золотой. От своей квартиры, который она сама же, падла,
вчера (24 часа тому назад, начиталась Цвейга?)
на грудь подвесила:

– Сестра приезжает...

– Суки (и сестра тоже). Забирайте железо, – устало
подумал он, ибо с этого блаженного, действительно сучьего момента,
прошел всего лишь один день.

Из очень важного, присланного оттуда:

За китайцем ходит турок
У него в зубах – окурок,
Феска – алая морковь,
В сердце – к Бродскому любовь.
Папа, деточкам помог
Сделать зооуголок,
В уголочке том – синица,
Ежик, зайчик и куница.
Стережет всю эту дичь...
В центре, в кепочке, Ильич... _ 2

У тротуара, возле закусочной «Тысяча и один блин», стояло на колесах
нечто такое, что итальянцы, называют «Lо squalo» _ ³, французы – «DS»-2О, а русские – «SS» плюс две
десятки. Огромная бежевая сигара ждала того, кто чиркнет спичкой,
заведет, даст прикурить. Ее форма могла свести с ума не только
любовницу Родена, которая тоже по формам... о-го-го... но даже
самого любовника-мэтра. Этакая штучка за 25 000 в новых в усталую
руку... Такая, в которую сядешь и сразу все поднимается гидравликой,
само едет, на взлет идет. Генерал развернул крутым плечом:

– «Рhantom»?

– Ас, мой генерал... Жан Марэ.

– Не генерал, просто – Муня.

Желтая кожа ойкнула под старшим командным. Как масло в огонь подлил,
сметану...

Про это... меня не трогайте – могу часами... не остановишь. Эта
тачка, которая, если надо... на трех, на двух, на одном... 22
августа 62-го в «DS» дегауля – 30 пуль из тяжелого «Вгеn»'а, в
упор (тоже полковник – Ваstien Thiry) влепил,
летела на трех, на двух, на одном колесе и хоть бы хны... генерал.
Только пули свистели и гильзы сыпались. А пустой акулий каркас
– 18 музеев тут же расхватали. Статьи-»легковуха» (легко
в ухо?): Корбюзье, Пикассо, Сутин. Само совершенство.
Авто-дали-Дали... А, ты, говоришь: «Lo squalo». Маmma mia… ( Повторяемся...).

– А этот конструктор? Наш?

Бедный Андрей, не Синявский – капитан Ситроэн. Сначала, как все,
начал. Или почти... Папа, мама – в брильянтах, дома и на службе.
Такая работа. Сынок-политехник. Сабля наголо, двурогий biсоrnе
– на ушах (шляпа). В 12-ом сел в авто, то есть
встал к конвейеру, начальником. Заводи... «Ford»-Т – штамповал.
Этот самый «Ford» мог вполне эту самую «Т» на «С» поменять, так
Андрей начал вкалывать. За два го-да «Т» учетверил. И тут запели:
«Вставай, страна огромная»... Надломило. 14-ый. Красное колесо.
Брусилов. На острове (Javel), в центре Парижа,
водичка – парочки, Сена булькает, зàводи (заводи)...
Дали Андрею 18 000 квадратных. Гуляй воображение, держи – техсовет,
а в 19-ом уже расширились до 850 000, опять же в метрах. И тоже
в квадратах... Но не в них дело. В штуках, штуковинах, штамповинах.
За 5 лет 24 миллиона снарядов – « lа рièсе » вырвалось, взорвалось,
поставилось... представилось, ушло из рук в руки, в ноги, в живот,
в голову и, если позволите, в сердце. И Андрея понесло. Начал
он, как и Генрих с курицей, с публичной декларации: «Хочу, чтобы
кажный младенец в этой (стране) начал лепетать
триптихом: папа, мама, Ситроён»... Дает отличник.

Какой размах. Маленький, усики, лысина, а какая амбиция, не поверите
– «traction avant «. В 19-ом медали – в шкаф «Луи XVI» и опять
к станку, но теперь уже для себя. Боеприпасов, правда, уже не
много, но порох еще сухой. Ну, ладно бы, как «Renault «, «Peugeot»
_ ⁴ штамповал бы наповал свои «ситроёны»,
так нет ж... спокойно не штампуется. В октябре 22-го к 17 автосалону
вдруг в парижском небе белым дымком (у пап занял?) самолет заделал...
да, нет, не «citoyen» – «сitroên», потом 6-го июля, 25-го,
на Эйфелевой 3000 ламп вдруг вспыхнули и тем же самым семейным
светом. Конкуренты ахнули. Шарль Линдберг, выйдя из соединенной
о'кей-анской тьмы, уперся вдруг своим «Spirit of Saint-Louis «
– «spiritfraer»'ом _ ⁵ в ту же французскую
вывеску и понял, что надо сесть. А «Ситроэн» уже громыхал железом
по всей Франции и Наварре: тысячи указателей дорог, развязок,
перекрестков были проштампованы папой, мамой, служанкой и мной...
смотри сзади, штампунь свидетель, у нас – не заржавеет.

В шестом году француз Кеgresse предложил поставить мотор на гусеницы.
И уже в 14-ом, на них ползала, спотыкалась армия русская (?),
а французам – на фиг, у них война-тран-с-шейная. Андрей понял,
откопал, мигнул (своему) папе, и тот, блеснув
крупным брильянтом на левом указательном, мигом купил кегрессный,
керогазовый патент. Пришло время по-французски ползать. В 22-ом,
фирма захотела в песочке... поползли в Сахару. В 24-25-ом – второй
рейд, сами понимаете – «сгоisière noire» _ ⁶.
В Африку, к своим, в колонии... Куда же еще? В 26-ом – вершина:
Центральная Азия или, как говорит здесь, на берегах Сены, народ
– «lа сгоisière jaune» (косой ре-йд? ряд? род?).
Лихорадка? Цвет кожи? Душа страны? Народный шовглас-возглас? Из
книги выдержка-загадка:

Вопрос:

«Que font des chinois écrasés au millieu dela route ?

Ответ:

«Une ligne jaune continue.» _ ⁷

На высоте 4200 высоко ползало на гусеницах ситроэново знамя –
французская вывеска. Доползло. Наконец, в 33-ем Андрей запустил
«Розочку» – 8 сh _ ⁸, которая 300
000 км без единого гаечного ключа-поворота прошла, 106 мировых
побила и тут, наконец, вся пешеходная Франция вдруг осознала-поняла,
что без Андрэ Ситроэна – нет citoyen'а. В 34-ом «Traction avant
« подтянулась. Ну, мотор на передней оси-ла-пах тянет вдоль, но
поперек. Нормальные «ситуаены» не сразу поняли, в чем дело, сходу
врубились только гангстеры. Рiеггоt lе Fou, Рiегге Garrot, Fefeu
– Riton, le tatou? _ ⁹, вооруженные
до зубов, мотались туда-сюда, с такими же до зубов ажанами. Но
скоро денег не стало, пороху. Да и татуированных перевели. Отец
and сын задолжали банкам 200 миллионов франко-долларов. Таки не
спасла «аnd» передом, вперед ведущая к «еnd»'у «тракция». Иллюзии.

И тут явился месье Роllас – полный поляк. Подрядчик по деревянным
спице-колесам и специалист по развязке, завязке, действию, настоящий
авто-р-шекспир. Андрей к нему, с лысиной, по-человечески:

– Дай 30 000 в кредит. Отдам.

Того перекосило:

Пошел ты...– и в суд пошел, палки вставлять в свои же собственные
колеса. Через две недели трибунал коммерции вынес решение. За
спицу отдай 700 миллионов, в три дня. Вот, сука – колесо, фортуна
деревянная. Собака, все-таки вставил пал-ку... Не зря шляпу носил
политехник. Шпагу над головой сломать – всего-то, дело автомобильной
техники. Рiегге Мichelin, надутая до предела съемная шина-кукла,
рванулся на помощь. Но акульи зубы банка уже вонзились в политехника:

-Дадим... только если «Ситроэн» без шофера, без А, без тран(с)жиры,
кептэна...

3 июля 35-го Андрей нажал на курок. Вошел в клуб «Вегеt-ta»'ы.
С Петей Береговым – братья по спуску. Ушел сын ювелира в один
год с другим французом, эльзасским евреем, которому тоже над головой
в 96-ом головоломку устроили, тоже ломали... Альфредом Дрейфусом,
но над тем, не в конце пути... гусеничного, а в начале... морского
(на Ile du Diable ) – этапа.

– Серж, а вы кто? Что делаете?

– Да, так... уснуть помогаю.

«DS»-20 мягко приподнялась и выкатилась из ряда вон, авто мобильного.

А дальше все развивалось по известной формуле: «Левин умер, но
тело его живет». На остров Javel сразу после выс-трела явился
булочник, то есть не совсем, но из того же теста – «PJB» – Рiегге-Jules
Boulanger – не булки в печь, закрутить було-ны, подтянуть гайки,
затянуть ремни. Булочник как булочник, но на устах не хала с маком-морфием,
а эпитафия, которую сочинил Робеспьеру-Ягоде какой-то злопыхатель,
злоноситель, злоумышленник, любитель белых лилий и которую «РDG»
_ ¹⁰ почему-то повторял два раза в
день: «Раssant, ne pleure ma mort, si je vivais, tu serais mort
« _ ¹¹.

ЭТО нормально. Ненормально, как и у Булки, следующее. Ровно за
10 лет до этого – 29-го июня 57-го Верунчику, девушке моей мечты,
публично присвоили звание «Мiss autoroute«.

О чем они? О новом «Ситроэне»?

Воulanger, в конце концов, доэпитафился – погиб в автомобильной
катастрофе, что для «РDG» крупной автомобильной фирмы просто минимум.
Не так, как Эсхил – от черепахи*. Ни слез, ни платка – погиб с
молотка... Не так, как James De-an, Michel Gallimard– Аlbert Camus,
Jean Brace и la Princesse Grace и уж совсем не так, как Vera-Jane
Palmer, она же Jane Маnsfield _ ¹².
Но это было потом (через 15), а пока нужно спасать капиталы, честь,
часть фирмы. Но стиль руководства стал другим, вот так-то, товарищи...
Аdieu, белый дым, электрификации башен, гусеничные прорывы в Азию.
В общем, все за борт, полундра – аборт...

Когда в 35-ом, сразу после выстрела, Пьер и Жуль заняли этот огромный
кабинет с дубовыми панелями, то на огромном, таком же столе, они
нашли две папки. В первой -зеленой наброски новой модели «Ситроэна»-»ТРУ»
_ ¹³ – дешевой консерв-ной банки на
четырех колесах – для народа, ну для этого, ко-торый... Бастилию.
В другой – белой среди бела дня откры-лись штрихи, профиль, длинной,
дорогой «сигары»-»VGD» _ ¹⁴ (кубинской?
По стоимости, как пить дать в кубе, на Кубе, в кубке?) для тех,
кто никакой «железной маски» и в глаза не видел, не брал, а если
и брал, то сразу оптом, в кредит. «ВРJ « – ну, директор, мечтательно
закрыл белое...

А через четыре года, за зеркальными окнами кабинета, ну, где это
рекламное железо торчит, зафыркали мотором сразу две лошади –
«2 сh» _ ¹⁵. И первый малыш для трудового
ржанул клаксоном (пепел клакса?). Через 2 недели
лошадиный детский сад из 200 машин стоял на стоянке, у трех каштанов,
у 2-го сборочного и весело блистал корюшкой, консервными бо-ками
и брезентом, отражался в ничего не понимающей в лошадях Сене.
Французы любят сюрпризы... Этот был первый. Второй преподнесли
через месяц эти со Sргее, где 10 миллионов тупорылых «Volkswagen»'ов
тоже купались (в смысле смотрелись «сосcinelle»'ями)
в такой же тупорылой воде по приказу местного фюрера – Ferdinand
Рorsche _ ¹⁶. И вдруг в метро «Stalingrad»
(не на «Роrte de Lilas») _ ¹⁷
тоненько опять запели: «Вставай...», но в этот раз «страна огромная»
расслабилась, залежалась и через 3 месяца под широкой аркой, где
когда-то стояли помпезно гробы Наполеона и Гюго («les
gens d'Arc– Jeanne d'Arc – две стороны одной медали)
и тысячные толпы ревели: «Вечная память», вдруг поперли серо-зеленые...
триумфом, нашествием. А снизу из подвала неизвестным пламенем
лупил газ – неизвестному солдату (фиг его знает, кто тут
теперь наверху шатается), и абсолютно известный унтерштурмбанфюрер
Faust катил-катал верхом свою пятилетнюю кобылу «Nietzsch» _ ¹⁸, а за ним – 10 000 хорошо подкованных
просто фюреров, как надо, мели сапогами...

На острове Javel тут же забили тревогу. Сознательные французы
рванулись к прессам и сходу забили весь табун – 400 лошадей, 200
голов, всю первую конную. Отпор коварному врагу начался.

И настало время кастрюль. Это было то время, в которое, как сказал
один русский писатель, любящий здесь вилку и ножки-ножи... в городе
наблюдалось некоторое «падение». Три брата Renault– из кожи вон...
три сестры Федоровы-»Реugeot» – из мяса... и потекли с конвейеров
на все фронты крытые серо-зеленые грузовики, подбитые прошлым,
забитые настоящим, набитые будущим, зализанные и за страх и за
совесть «Volkswagen», поползли отлитые заново гусеницы не для
бенгальских огней-тигров – европейских «Тигров»-театров (для
Булкино, под Сталинградом?), а пулеметные гнезда и ленты
снова окунулись в коричневую, теперь уже французскую смазь-смазку
беды-победы. Все – фронту. Аffronte'y. Каждую пядь, падь и особенно
желтую прядь – врагу.

А в ситроэнном гнезде на Javel жевали, жавелевали, но не очень...
не рвались к кресту с пальмами... не просто, без. Кастрюли...
да фляжки, ножи, ложки, даже нательные кресты – крестоносцам,
фонарик-семафор с тремя цветами для групп захвата и для траншей,
«gott»'ские бляхи, пузатые для гречневой... котелки. Но то, что
возит, паркуется, пахнет бензином, упаси Gott... все ушли на фронт.
Не те кадры, Hегг Obегst*, а они, как вы сами прекрасно... решают.
Правильно нажал капитан, пять лет тому... Не спустил бы (курок),
полз бы сейчас гусеницей не в Тибет – в Аушвиц с желтой звездой
Давида. И этого тоже, в черной золе спутника, по-новой... опять
в бес-счастье. Опять – «j'ассuse». Не эти, свои же Лавали, плевали,
любители велосипедов (с Ситэ) нашли бы в Дранси
– бросили. Транзит. А так, фрицы давили, но не очень... Бляха
так бляха, муха так муха... Восточному... все сойдет. Но, что
действительно создали эти два РDG, два президента – две хорошо
работающие генерал-лошади... так это лучшее в мире КБ _ ¹⁹. «Dream team» _ ²⁰,
которая, как оказалось впоследствии, совсем даже и не «dream»
вовсе, а только «tеаm».

Если по Мальтусу войны существуют для того, чтобы регулировать
вселенское деторождение, то иногда они... (тсс... кощунство...)
эти самые (по нам), создают некоторый вселенский
уют – условия, при которых зарождаются некоторые шедевры. Именно
этот «некоторый» и шел сейчас по Севастопольскому. 20 лет поисков...
чтобы получить этот пых «сигарный» – выхлоп-дым-хлопок. А сколько
сизых дымов-хлопот было пущено до этого, из-за этого, за 20 лет
сигаретных? Сизых колец – пускай, оголец. И вот сейчас, наконец-то,
дым рассеялся... и стало реальностью отечество, в смысле дыма
– аuto-real-politique?

В общем, «варили» на Javel'е «котелки» не жавелем, не Мальтусом,
петлями новых дорог-колдобин.

*

Пассажир вдруг скрипнул кожаным... откинулся:

– Веселый...

Серж не вытерпел: – Муня, а вы генерал какой?

– Небесный, – сказал крупный начальник и прикрыл глаза. Шестиконечная
дернулась своими высшими пробами. «DS» резво шла по Севастопольскому
и между двумя зелеными проскочила «Чрево», по левую... прямо напротив,
супер-»Веаu-bourg»'а.

И вдруг, тихоход, надо понимать – летчик замурлыкал, вполголоса
(басом) какую-то мелодию. Ужасно трогательно.
Русская? Еврейская? Татаро-монгольская? А в тексте уж оченно много
всего... деталей. Это было так неожиданно, что Серж нажал автоматически
правой ногой на тормоз, на левую вторую педаль «богини». Божество
дернулось. А настоящий мужчина топтался голосом в какой-то фарфоровой
лавке воспо-минаний, каких-то суффиксов-сфинксов и прилагательных,
кому-то особо притягательных и принадлежащих:

Глазки, как звездочки, 
Бровки, как месяцы, 
Губки, как лодочки 
У моей дочечки… 

Носик, как парусик, 
Ушки, как камушки, 
Шейка, как лилия... 
Ты это или я?

Ручки, как улочки, 
Лобик, как небко, 
Щечки, как булочки, 
Попка и репка...

Боже, какой тонкий романтик. Надо же... небко. А говорят, дубы
грубы – командиры. Еще Жорж, не Санд, не Дантес-авианосец, Clémenceau
заметил шибко: «Война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее
военным». А любовь? Про это тоже «тигр» прорычал ничего себе,
симпатично и тоже по-граждански. Зверь Жора понимал в лестничных
площадках-лапочках: «Le meilleur moment de l'amour; c'est quand
on mont l'escalier « _ ²¹. Жорж –
это первый французский «Тигр» _ ²²,
который мировую выиграл. За что благодарная нация тут же выбрала
в президенты идиота Paul-я Deschanel-я Что позволило Клемансо
пошутить с горчинкой – с горничной: «Есть два ненужных в жизни
органа: простата и Президентство Республики». И что в случае Миттеранна
слилось в один, особо не нужный. А про семейные перила-колыбель-Коктебель
никто так ничего и не сказал... ко-кто'беля-Кокто'бели.

– Муня, а у вас «репка»?

– Попка. Три сына и все полковники.

И тут же, оглянувшись на стайку мини... около «Моnорriх» _ ²³ – по той же, заметил:

Ирония судьбы: тут на 35 миллионов живых-никого, там на 1169 мертвых
сразу душем – двойня, правда (как оказалось),
не совсем полноценная.

Ах, как идет. «Мiгаgе»-2000. Класс. Все-таки у них, у этой...
за душой есть какой-то... племянной мотор, подвеска – foie gras.

Итак, у Булки было КБ, которого ни у кого не было. Оно и занялось.
У истоков этой «Волги», у ее скатов, которая сейчас даже из стены
Лувра выпирает зеленая, около маршала Понятовского: подвесили
снаружи мадонну, стояло три това-рища, три танкиста, три поросенка
и три сестры, то есть даже совсем не сестры, так, месье... но
зато каких: сначала – инженер, второй, ну, который ремеслуху «Агt
et métiers» с трудом кончил, и итальянский плотник, не Жозеф
– отец Иисуса, но все-таки... Днем – булки, вернее, черный хлеб
оккупации – металлолом для Рейха, ночью -каждый у себя для себя,
для смутного непонятного будущего. За окном – война: «ФАУ»-hi-tech,
«фрау» – для уст, утех, фауст-хвост для патрона, фауст-патрон
для Гете, Фауста и для президента, генерального директора-патрона,
а для этих троих – передышка, техроды (у тех, у этих),
во время которых рождалось нечто особое... из чертежей, фанеры,
проволоки, карандашей, машинного мас-ла и «LHS», из пены и голов
вышла лучшая тачка 20-го.

Первый душа, лицо команды. Красавец. Жерар Филипп, специалист
и по женскому... тоже, но в основном по авто, мобилю. Андре Лефевр.
Тонкое лицо, манеры, усмешка у губ – от Бога. Галстук, рубашка,
ботинки, белый плащ с погончи-ками, шарф, да, простите, носки
и это самое... -от Кардана. А за спортивной спиной высший авиаинститут-инстинкт,
КБ Габриэля Вуаза-соседа, создателя самолетов: «Voisin-1 «, «Voisin–
2», унылое КБ «Renault», гнездо будущих предателей, где на его
таланты плевать хотели, и из которого он ушел через три месяца
с Андре-1, в 33-ем, за два года до памятного взвода-щелчка-щелкунчика:

– Андрюша, вы мне нравитесь. Сделаем остров остовом «ситро» движения.

– О'kеу... патрон (еще не Булка, уже не Фауст – из уст).
Лефевр применил к пыльным дорогам принцип светлых небес. Те же
правила, та же концепция: борьба за каждые 100 грамм, за самый
низкий центр тяжести, за распределение масс (хотя война
сама все расставила, распределила). У Андрэ был особый
дар. Он мог загнать, что угодно во что угодно: под любой капот,
багажник – мотор, в любой мотор – багажник, капот, в любой бумажник
– два варианта, и затем на все это положить... коробку передач,
вставить, всунуть дифференциал, кардан, недаром Пьер Карден носил.
Это он, всего за год, стянул из неживых, мертвых вещей – «тракцию»
– настоящий живой аттракцион. А, главное, какой красавец...

Второй – слесарь второго был самый настоящий маг, хотя бы потому,
что носил имя Раul Маgès. Маленький, тщедушный, но с бешеным
темпераментом... Когда профессор с большим гаечным (как
из «Москвы») заметил вслух в ремеслухе:

– Будете плохо... на завод.

Тот отложил рашпиль:

– С удовольствием...

И пошел. Ну, в общем, Баталов из «Москвы», которая сле-зам не
верит. Странно. Подушкино верит, Сиракузы тоже... А вот Москва
не верит... да и все тут. Поля взяли в «Ситро» случайно где-то
в двадцатых простым чертежником. Тому было 17. И тут «малыш» выдал:
сначала он предложил ввести в ремонтном «planning», по которому
все должны были работать, как часы... и, к удивлению всех, все
за-тикало... Потом ему поручили брать прямо с конвейера новый,
еще пахнущий булкой, краской, ситроном «Ситроэн» и немного покататься,
испытать, побиться о стены, барьеры, решетки... Инженеры, которым
он говорил потом, где стучит, когда, кому, почему тянет вправо,
влево, готовы были убить выскочку-ремесленника, но сжимали зубы
и лезли под «тракцию» десятками

Затем этот особо чахлый феномен, испытатель, слесарь, замочил
одну штуку – так, новую систему карбюрации, которую местные эксперты
тут же положили на полку: кулебяка. Не Кулибин – полежит. Булка
случайно сунулся, зашел к на-чальнику и по полкам... вскинул сдобные
глаза и завопил:

– Кто? Маг?

– Маgès.

– Где он?

Через три минуты Поля ввели в Конструкторское под дружеским конвоем,
эскортом к Лефевру, но все-таки, еще не к моторам.

– Пойдешь по тормозам, подвескам... Подвесишься.

– С удовольствием...

И пошел и подвесился...

У «двоечника» была одна заветная – подвесить машину к колесам
так, чтобы было как в салоне-сауне-релакс, чтобы везде можно лежать,
сидеть, стоять в «коробке» одному, вдвоем, а сзади троим, чтобы
она шла, как по маслу, по колдобинам. И он тоже повернулся к небесам...
Булка видел в этом замасленном ремесленнике автопосланца Бога.
С легального (сбитого немцами «Дугласа») нелегально
были сняты помпы, трубопроводы, насосы (но не заокеанские звезды),
и маг стал экспериментировать в своем небольшом домике в Дранси,
как раз около лагерной колючки, к которой свозили зачем-то всех
французских евреев, на улице Петена, героя предыдущего дыма и
его задушевной песни, не пенсии – гимна: «Маréchal nous voilà...»
_ ²⁴

Voilà, идея состояла в том, чтобы этому лимузину подвязать
колеса не к железным полосатым рессорам, а к чему-то с трудом
сжимаемому и упругому. И слесарь нашел принцип. Если в стальных
сферах сжимать газ жидкостью под давлением... например, азот,
через упругую перепонку, то лучше подвески и не найти. Если идея
сработает, то нужно разработать всю систему. И маг стал «химичить»,
разливая жидкости, разбирая сопротивления, трубопроводы, меняя
клапана, мембраны, лохмотья порванных к чертям прокладок. Через
четыре года система была готова.

Уже освободили Париж, уже раздавленная, побежденная Франция внезапно
на утро проснулась победительницей – подняла голову. Уже Петен,
в девяностые лета, начал хлебать из котелка «Ситроэн» тюремную
мурцовку (луковый суп), а Поль все возился со
своей красной, как кровь «LHS» – «Liquide hydraulique synthétique»
(только за десять минут эксперимента вся команда, 10 человек,
была залита кровавым субстратом успеха). Наконец, в 45-ом все,
как есть, замочили... В четырех сферах (по сфере на колесо)
азот, сжатый до 150 (атмосфер), был разделен
каучуковой мембраной из шин от жидкости, которая под бешеным давлением
его, газ, сжимала... Маг вздохнул и бросил, наконец, «кровавую»
тряпку в последний раз на цементный пол цеха... все. Булка и Андрэ
в суматохе кинулись на него, перескочив через особо специальный
прототип тормоз-насос «На смерть»... И в шею... Взасос повисли.

– Автогений.

– Автоген.

– Теперь за тормоза и коробку (передач). Делай
на воде. Не жалей красного...

К этому сумасшедшему дуэту Лефевр-Маг подключился третий, и тоже
с приветом... и тоже совсем не лишний, как оказалось... Flamino
Bertoni. Дизайнер, как теперь говорят. А начинал, как отец Иисуса
– Жозеф, Стругацким рубанком – в Ита-лии. В 13-ом маленький Флавио
(на фото совсем без шеи и не Флавий вовсе) уже
в десять лет любил рисовать машины. Пронизанный итальянской культурой
и, как оказалось, необъяснимым светом, Фламино решил тоже пойти
на завод, но уже не с топором и разводной... а с карандашом и
обмылком. Только тогда это были только слова. В кармане коротких
штанишек был только синий огрызок, да еще обязательная и не случайная
бедность.

Вегtoni приехал в Париж во время первой... Туда-сюда... И начал
вставлять в проемы окна и двери, а тут еще заказ века крестом
подвалил: 400 000 крестов – спецзаказ Минобороны для Вердена (на
гробы леса не было). Ах, дубовая стружка, струя дубовая...
А по воскресениям – в Лувр. В зал Египетский со стульчиком (собственными
ручками) и единственным... по бумаге... эскизы, эскизы.
А потом в 20-ый пехом и там, в четыре ночи мылом по своим же экстазам,
чтобы увидеть воочию, потрогать то, что увидел воскресный глаз
Миколы, Анжела, Фламино-плотника. В общем, через десять лет Вегtoni
себя выковал, намылил репутацию местного специалиста по кузовам
(жести), а также из греческого... по богиням.
Восемь намыленных Ник без голов, в самофраках, ожидали в двухкомнатной
квартирке, на rue Магseille, 25 своих первых побед – бертониных,
разумеется.

В общем, в 52-ом плотник затесался в команду. И стал готовить,
капать, тесать эту безукоризненную «каплю», коробку, в которую
по приказу Булки нужно было засунуть, запихнуть все, что за пятнадцать
лет напридумывали эти два предыдущих его приятеля. У Флавио было
два таланта (намылил, собака, руку): первый –
обалделая быстрота работы, способность и видение в два дня, в
два притопа, он «топнул»-»traction»... «2 сh»: в совершенно кобылином
виде были «загнаны» в жесть, в кожу, в подковы, в свою окончательную
«конюшенную» форму императором Флавио – в две недели. Второе:
он сам навязывал инженерам безукоризненные линии – линии «Имажино»...
после чего было просто немыслимо, неприлично, предлагать для «защиты
отечества» (в смысле упомянутых линий) нечто
другое... Богиня «DS» в эскизах Бертони вышла из пены в восемь
дней. Не зря музеи только одну «коробку» расхватали, размахали...
Ах, линии!.. Ах, чистота!.. Ах, стиль!.. Ах, СХ-0,38!. Рекорд
эпохи. Ах, эта ныряющая по дорогам «акула», в которой выдуманный
Фантомас выкручивал свои выкрутасы... жан-маревом уходил, расплы-вался!

Даже на глаз «Ds» была готова... к «счастью дорог трудных», к
своим первым километрам и своим последним... через сорок лет.
Как же так, этот маленький итальянский плотник почувствовал, предвосхитил,
предугадал эстетический пульс этого чудовища века... Что скажете,
ребята: Пикассо, Корбюзье, Бранкузи? Император Флавий и «о» не
зря водил синим... в коротких... Чем больше всматриваешься в эту
«каплю», тем больше хочется в ней мотнуться, схватить баранку
(баран-кузи?) и бараном на ней за десять-двадцать
тысяч, к черту на кулички... Ах, как хочется стать бандитом с
большой дороги, чтобы только поглазеть на нее, приблизиться, стать
«DS»'-ным рабом-романтиком. Вот тебе и мальчик в штанишках, а
другой – без диплома, а третий, вообще без принципов – кардан
на шее. Ну, удивил, и ребята круассанами... Дождались, все-таки,
мыльные, безголовые Ники с Марсельской, 25, славы – не мыльного
пузыря, настоящей. Шестнадцать крыл махнули и накрыли истинным
счастьем своего квартиранта и его двух приятелей.

И тут день «Д» долбанул. Андре – патрон, за твой последний...
Пьер-Жюль – за твой лопнувший (скат)... Вставайте
из гроба. Стреляй, рули назад. День «Д». На «елисеях» бунт. Прохожим
явилась «DS» – Ваша Честь.

____________________________________________________________________

Примечания

1. страница, которая, к сожалению, не слуга.

2. «Голый, в форточке, Ильич…» – 2-я вариация «турка»

3. Акула – риталь-янский.

4. «вперед-толкай».

5. «Spitfire» – английский истребитель Второй мировой...
а пилот в нем, разумеется, «spit «fraer .

6. «Черный» рейд.

7. «Что делают раздавленные автотранспортом китайцы
в центре шоссе? Непрерывную желтую непрерывную линию» – «Tout
sur tout «, C.Gagnere. France loisir . Bd. De Grenelle, Paris,1980,
page 77.

8. «Roseline»-»Розалина» – 11 л.с, которая без гаечного
ключа – вазелина.

9. татуированный.

10. «РDG» – Президент, генеральный директор.

11. «Прохожий, радуйся, я – помер... Остался б жив,
ты б занял номер...». Перевод Генриха Мундашова.

12. В 456 году до Р.Х, неизвестный орел сбросил
огром-ную черепаху на голову известного греческого драматур-га
Еschyl'а. Проба пера? Первый театральный критик? Орлята учатся
летать 299 Из миллионов жертв авторутов, хайвэев и просто « веев»
только одна умерла, как следует (после булочника), с литературным
вкусом и определенным лукавством. Вера Жанн Палмер, которую все
(кому не нужно) знали под именем Jane Mansfielde, радовала весь
Голливуд не своим творчеством, а духовным внешним здоровьем. Держитесь,
ребята: грудь в обхват -101 сантиметр, зад – в прихват – 164,
и тоже этих. Именно поэтому, а может из-за... пышка вышла замуж
за мистера – «Весь шар земной», то есть, за Мicкeу Наrgitay, венгра,
которого в то время, всем «иniver»'ом собравшись, выбрали. Эти
164... все видели, все имели, все прошли, в розовом. Аjour-Воnjour-Abatjour
(ну, дословно... фестончики – Здрасте, вам – абажур). Журналы,
газеты захлебывали публику снимками, диаграммами, схемами ее грудей,
бедер, ее виллой, вилкой, ножкой, туалетами наив, розовым бассейном
в форме розового, тоже от счастья, сердца. И судьба распорядилась
тоже достаточно розово. 29 июня 1967, в пятницу, на «хайвэе» Новый
Орлеан она – Верочка – врезалась в своем открытом розовом кабриолете
в грузовик «Маск»-NO3812, груженный пластинами черной железной
толи. Одна с овальным штампом – «гибкая N.O.» в правом углу скользнула
сверху и рубанула гражданку Палмер точно по 6-му шейному, отделив
розовое тело от всего остального (не особо нужного?).

13. «ТРV» – «топовуха»-»малыш».

14. « VGD «-машина больших расстояний.

15. «2 ch.» – «Две лошади»

16. F.Рогsсhе – знаменитый и самый дорогой немецкому
карма-ну-сердцу автомобиль-конструктор после «Мегсесdесе»'а, любимой
дочки русско-прусских ну, воришей.

17. «Въезд в сирень».

18. Кобыла «Ницше».

19. Конструкторское бюро.

20. «Спящая, не красавица – команда».

21. «Самый прекрасный момент в любви, это когда поднимаются
по лестнице». Не любви – дома, здания.

22. Про Клемансо можно рассказывать часами. Ну, так,
в 3 минуты... В центре Вандеи, ну, где всех роялистов – на куски,
где совсем не празднуют 14-ое (июля) и чья эмблема – двойное сердце
с крестом, родился самый симпатичный, самый безбож-ный политический
деятель Франции, разумеется, после Генриха IV-го, обеда. Человек
с большой буквы «С» появился в вандейской дыре – Mouil Leron en
Parades (ну, как у нас Нахал-кино, под Псковом) на 1169 душ. Но
самое удивительное, что в этой же самой вандейской... через 48
лет появилась еще одна фигура, которая еще через 60 прокатилась
на американском танке «Аlsace» Т-27, по «Елисеям», во главе 2-го
DВ – месье de Lattre de Tassigny.

23. Юноша сразу к врачам мотнулся, потянуло
руки помыть,

скальпелем... как тот хирург, который тоже махнул однажды. В 63-ем
(17-го) крестьяне какого-то аббата с мокрого поля притащили...
ну, аббат, как аббат... дождь, так дождь... «Ну-с, посмотрим,
от чего «отдал?» – усатый хирург Веrgerac плеснул в глотку «Соgпас»
средний, три звезды, и засучил... Скальпель вошел глубоко в кожу.
Скрипнуло... Аббат завопил: «Вы, что обалдели? По живому...» Но
было поздно. В «Литнаследство», в «Минувшее». Так вскрыли не вены,
а самого аббата Рrévost de 'Ехiles, автора незабвенной «Мапоп
Lescaut «. Жалко писателя, но кто же с камасутра, при скальпеле,
закладывает...

Затем хирург, не анестезиолог, решил съездить в Нью-Йорк, посмотреть,
поучиться у саксофониста Клинтона и душебуша Губа-младшего, то
есть... у junior-демократии, чтобы потом при случае заменить у
себя дома таjeur-империю на более подходящий строй, ибо от существующего
его, как гражданина, уже тошнило. Даже тогда, в этом сумасшедшем
доме кока-колы и рогатых дам было трудно прожить без «зеленых»...
И Жорик стал «заколачивать» историю и французский в хорошенькие
головки – в колледже (белый хлеб эмигрантов) для молодых девиц,
не столько благородных, сколь родных и благодарных. Дальше можно
не продолжать... Будущий «Ти-гр» нации, а пока – просто учитель-хищник...
сразу положил лапу-глаз на I7-летнюю сироту с далеко идущим именем
Маrу Рlиттеr (в смысле пуховик). Дядюшка оной (тоже пуховик, но
уже в прямом – два завода одеял «Рlummer» и все, что к ним, к
«рlummer»'ам, полагается) – на дыбы: «Жора, не надо... снача-ла
в церковь». На что последний (опять сначала) послал предпоследнего,
а затем гордо бросил возлюбленной, в синем коллежном халатике
напоследок «II fаиt сhosir entre Dieu et moi «. И в каюту.

Маrу уже во снах теребила не халатик-пуховик, а наяву – одни слезы.
И «Титан» (три трубы наискосок, еще не «ик»-»ок») тоже, гудком
и всеми концами-мыслями в Европе... От радости на всех палубах
иллюминация: с матросом танцует матрос. Когда через две недели
«тоi» сошел по трапу в Марселе, к нему подбежал запыхавшись, юнга:
«Моnsieur, lе télégramme». На синем бланке стояло три
слова и семь печатей «Je prefere vous «. Идиотка. Бедный, боготворящий
дядя, бедный, дядютворящий Бог.

В 1870-ом рухнула, наконец-то, империя, а вместе с ней – Наполеон
и его номер – Третий. И Жорж рванул в политику.

Сначала его выбрали мэром Монмартра, где этот ужасный «Sacré
coeure» – не удалось снести, затем – депутатом от 18-го, ну, там,
где это огромное кладбище «Мопtmartre», где в 22-ом дивизионе
командиром лежит уставший от себя и дурдома – В. Нижинский – уже
совсем недвижинский (Лифарь привез). У Клема был так подвешен
язык, что ему тут же заслуженно нацепили, подвесили тоже ярлык-кличку
«Тотbеиr de ministre «, хотя могли бы прибавить «и дам» и, конечно,
без «и». Двери его квартиры были открыты настежь, и сотни красоток
без колготок-колодок ломились, бабочки стояли в длинной очереди,
летели... даже при свете на темноту.

А гордыня, о, Боже. Его языка боялись многие и, чтобы поддержать
«глагол» -репутацию, каждое утро депутат 18-го, ну, там, где гладиаторы-гладиолусы,
стрелял из «Smith & Weston»-револьвера (американский, привычка)
не в Парижском поли-цейском клубе под Триумфальной – Раrking,
Etoile le Foch, L'Escalier H, sous sol соdе 7326, со спецпропуском-баджем
и телевизионными камерами, а у мэтра без всего этого – оружейника
Gastine-Renette в его личном тире, в личные мишени, личным оружием
в Булонском, где часто пели-свистели дуэньями пули от частых дуэтов-дуэлей.

Его жена с того Света, телеграммистка, страдала молча, но все
ждала и верила... телу не прикажешь. Сдалась по Мопассану бледная...
молодому и розовому Полю де Курковалю. Жорж пошатнулся, но устоял.
С помощью месье Сэма Каза-новы комиссара-адьюнкта, специалиста
по адьюльтерным ходкам-выходкам, заокеанский учитель сначала официально
констатировал измену (интересно, каким образом? Керасиновая камера?
керлампа? кермикрофон?), что автоматически привело Мари Пуховку
к дубовым дверям женской тюрьмы «Теперь подумай», в 11-ом. На
2 недели... Затем (француз – не француз) развод по-французски,
что тоже привело к некоторым административным неудобствам – потери
гражданства... и как конечная цель, идея, смысл – географическим,
высылка из Франции. С глаз – домой... Как сказал Саша Галич: «Третий
лишний, сам в середочке, два жандарма по бокам...» И покатилась
карета в этом исполнении в Воиlognе-sиr-Меr отдать концы, в смысле
Старого Света. Нужно выбирать, детка, кому давать... телекс, факс,
телеграммы. Детка тут же поправилась: жандарм был добр, дал рубль:
«Дядя Donald, вы были правы. С Богом. .. Ваша Рlumm и никакая
ни Сlémanceau».

В 85-ом ( опять же 19-го) Жоржа выбрали депутатом сразу два региона:
Сена и Вар. Он предпочел вариться в солнечном Варе, чем купаться
в пахучей Сене. Где и встретился с генералом (голову на отрез
– не догадаетесь) – Воulanger. Тоже РDG, но с другого боку. Сначала
Клемансо поддержал «кондитера» и выдвинул его на пост Министра
обороны, как наша армия – Жукова. По всей стране стали открываться
«булочные», «кондитерские», в которых сторонники генерала стали
сбиваться в стаи и за чашкой чая – шоколата готовить, планировать
военный переворот. Запахло диктатурой, порохом, пастисом, круассанами.
Жорж кинулся в бой: Граждане, Отечество в опасности. Армия и большая
часть прогрессивного французского человечества требовали взять
«Елисеи» с боем. Генерал наотрез отказался идти с обрезом, за
отрезом... Движение нахлебников «boulangist»'ов рухнуло, за-хлеб-нулось,
запеклось (иначе и не скажешь про хлебопеков). Хлеборез тут же
смылся и вовремя – заочно к пожизненному. И вот тут-то и разыгралась,
совершенно непредвиденно для сторонников ромовых баб, драма-яма,
достойная самого Вильяма, ну, того, с этого, напротив, острова.

Мастер и Маргарита – ориs 1.

Выброшенный в Лондон, затем в Брюссель, генерал заметался,
потерял голову, и в 91-ом пустил пулю в лоб, прямо на могиле своей
любовницы Маrguerite dе Воппетаin, которая внезапно «откинула
(два с половиной месяца назад, от вы-стрела). В своем завещании
диктатор диктовал похоронить его на том же кладбище, в Ixelles,
и чтобы на могильном... обязательно «ручкой» было вот так, сердечно:
«Маrguerite – Georges. Ai-je bien pu vivre deux mois et demi sans
toi ? «

Неугомонный Жорж опять за перо с «барабаном» (добить гадину?),
кое-что туда-сюда, и предложил читающей публике следующий вариант-выстрел
роst-mortem: «Сci-gît le général qui mourut comme
il avait vécu … en sous lieutenant». Есл вдохновиться и попробовать,
то по-прусски примерно так будет: «Здесь лежит генерал Буланже,
заплативший за все буквой «Ж»«.

Затем много было чего... Дрейфус. Это он в «Аиrоrе» напечатал
Золя, затем, в 65-ом, став министром внутренних дел (как наш Андропов),
ввинтил булонами на входе «внутренних дел» следующую наружную
табличку: «Служащих этого мини-стерства убедительно просят не
уходить с работы до того, как они на нее прибыли» (Учитесь, Юрий
Владимирович, еще не поздно). Затем пошли забастовки, Жорес, луковый
суп, который он сам себе готовил в медной желтой кастрюльке: «Сыт?
Доволен?» (и не пьян), журнал «L'Нотте libre», ««Canard еnchaîné»»,
и наконец, в 78 лет – «Дед побед». Но это только цветочки ...
В 19-ом он вернулся в Вандею. Снял дом «Веl Еbаt « у рыбака месье
Soska за 150 франков и в песке, как израильтяне, стал выращивать
капусту, синие, не баклажаны – гладиолусы, морковь, анчоусы, еще
усы и думать о судьбе мира, прямо напротив Атлантики... до 3 мая
1923. Здесь-то и подкараулила его ирония судьбы легким траурным
паром.

Мастер и Маргарита – орus 2.

Может, вспомнил Жорик Маргариту первую и ее самострела
мастера, генерала Буланже, нашего булочника 2-го. В среду, 3 мая
1923-го, в 82 года, «тигр» встретил на кладбище Маrguerite Ваldensperger
(ох, и имячко), 40-летную женщину во всем черном... (Носите черное
при всех обстоятельствах, любезные дамы. Господа после 60-ти только...
на «Литера-торские мостки» и подмостки), и тоже ручки... Она только
что потеряла где-то в желтом «Ситроёне» – свою дочь... опять Воulanger.
Подошли к черной яме. 82-летний «тигр»-ух вскинул голову: «Голубушка,
дайте руку». Сунул синий гладиолух, ну, тот, из своего Синая.
«Вот и хорошо, то есть – Voilà. Я вам помогу жить, вы мне
поможете умереть. Поцелуемся?» Импакт, ну, в смысле этого... Пакт
длился шесть лет, в течение которых Клемансо написал 668 писем
Маргарет (во Франции все начинается с писем: 1 800 000 анонимных
в год, в соответствующие...). В одном, 473-ем, витиеватым почерком
написано: «Маргарита, как я мог жить без тебя целых 82... года».

Где-то смеялись генералы... Женщины с таким дьявольским именем
всегда опасны для слесарей и истинных мастеров.

24. «Маршал, а вот и мы... ку-ку...» – франс-транс-марш
«40-44».