Лаборатория слова

Когда на твои вопросы отвечает экономист, перестаёшь понимать
вопросы.

Анекдот

Обществоведы, включая экономистов и юристов, разучились говорить
понятно. Они заболтали важнейшие слова: права, справедливость,
свобода, собственность. Используя эти слова, трудно сказать
оригинальную глупость. Всё уже сказано, и за каждым высказыванием
стоит почтенная философская школа. Обществоведы дичатся понятия,
без которого внятного разговора о правах не получится. Это понятие
по-русски можно обозначить словами: межа или
грань. Древние римляне называли грань по-своему,
«по-римски», terminus. У них был даже бог межей
или граней Terminus и праздник – терминалии,
который они праздновали ежегодно целую неделю, начиная с 23 февраля.

Без боговдохновенного отношения к граням нам свободы не видать.
Вот почему наши исследования мы назвали терминомикой или терминомией
– наукой о гранях.

Эти исследования мы начинаем с языка, которым пользуются обществоведы.
Уже при ближайшем рассмотрении очевидно, что иначе чем со смехом,
относится к их языку, нельзя. Его надо высмеивать, как высмеиваем
мы ляпы из школьных сочинений. Смех, когда есть время, а оно у
нас пока есть, гораздо более эффективное средство против политической
глупости, чем автомат Калашникова, за который придется браться,
когда времени не будет.

Что же это за глупости, достойные осмеяния? Они следующие:

1. Скрытые повторы, тавтологии.

Среди обществоведов принято высказываться длинно, пространно,
даже если эти длинноты в ущерб ясности и корректности высказывания.
Когда я учился в Новосибирском университете, академик Аганбегян
на письменном экзамене по своему курсу ставил пятёрку за самое
длинное сочинение безотносительно к его содержанию. Главное –
что б по теме.

Проще всего удлинять тексты повторами (тавтологиями), но повторами
скрытыми, замаскированными, создающими иллюзию развития мысли,
уточнения понятий. Я коллекционирую короткие тавтологии обычно
из двух синонимов. Чаще всего один из синонимов служит прилагательным,
а другой существительным. Например: «долговое обязательство»,
«либеральные свободы», «правовая справедливость», «справедливое
право», «юридическая справедливость». Иногда один из синонимов
дан в именительном падеже, а другой в родительном, реже в винительном
или творительном падеже. Например: «адрес места жительства», «срок
отсрочки», «экономика народного хозяйства», «право на свободу»,
«управление экономикой». Иногда синонимы соединены союзом «и».
Например, «все и каждый», «действия и поступки», «права и свободы».
Реже они даются через черточку или сливаются в одно слово: «жизнедеятельность»,
«наукоучение», «учетно-отчетный».

Тавтологии создают ложное ощущение, что синонимы, из которых они
состоят, не синонимы, что эти слова имеют разное значение. Так,
широко распространенная тавтология «долговое обязательство» побуждает
думать, что долг – это не обязанность, что можно быть обязанным,
но не должным.

Тавтологии позволяют создавать оксюмороны, которые пытаются воплощать
в жизнь. Например, коммунисты взамен того, что они называют тавтологией
«частная собственность», и которую они собираются уничтожить,
пытаются воплотить оксюморон «общественную собственность». Вместо
«политического государства» (так у Энгельса) они пытаются воплотить
в жизнь «неполитическое государство» (так у Ленина).

2. Негодная классификация.

Наука – это всегда классификация. Обществоведы полагают, что чем
больше классификаций, тем больше науки. При этом их мало заботит,
по какому критерию они классифицируют, и вообще имеется ли такой
критерий.

Многие общественные явления, например такие, как права, свободы,
справедливость принято делить на социальные, экономические, политические
и гражданские. Иногда еще и культурные. Но где кончается, скажем,
экономическое и начинается социальное,
никто толком не в силах указать.

Говорить «денежные средства» столь же нелепо, как говорить «квадратные
четырехугольники» или «женские люди». Но если наши познания в
геометрии запрещают нам говорить «квадратные четырехугольники»,
а наш здравый смысл позволяет нам посмеяться над «женскими людьми»,
то нелепость выражения «денежные средства» неочевидна из-за частого
и авторитетного употребления этой несуразицы обществоведами.

Одно из самых нелепых выражений «социально-экономический», которое
принято ставить перед любым общественным явлением. Что выражает
это длинное прилагательное никто толком не знает: то ли это все,
что относится к социальному или экономическому, то ли это только
то, что одновременно относится и к социальному, и экономическому?
А поскольку «социальное» и «экономическое» сами по себе весьма
неопределенные слова, то «социально-экономическое» становится
еще менее определенным выражением. Его можно безответственно ставить
перед названием любого общественного явления, создавая видимость
какого-то уточнения. Но видимости, за которыми ничего нет, всегда
дезориентируют.

3. Полисемия важнейших слов.

Слова обычно многозначны. С этим можно мириться в обыденной речи.
Но когда дело касается важных и универсальных вещей: науки, законов,
по которым могут посадить в тюрьму, а то и лишить жизни, – то
за важнейшими словами следует закрепить строго определенный, всеми
одинаково понимаемый смысл. Такие слова должны превращаться в
термины.

Хайек называл слово «социальный» самым бестолковым словом в моральной
и политической лексике. Я полагаю, что это далеко не единственное
слово. Возьмём, к примеру, слово «экономика» или «экономический».
Оно хорошо только в том смысле, который вкладывал в него Ксенофонт.
Но сегодня во всем мире это слово натягивают на всю страну, а
то и на весь мир, хотя страна и мир это не хозяйство, которым
требуется искусно управлять. Называть экономикой не только науку
или искусство хозяйствовать, но и само хозяйство – это дурной,
но распространенный обычай. У нас принято распространять название
науки на предмет этой науки. Так получается длиннее и «ученее».
Технику у нас давно стали называть технологией, окружающую среду
– экологией, психику – психологией, энергию – энергетикой.

Важнейшие слова обществоведов, в частности свобода, право,
справедливость не стали терминами. Они могут наполняться
разными, вплоть до противоположных, смыслами. Нет ни одной политической
партии, которая бы не обещала больше свободы и справедливости,
но что свобода и справедливость для одних, то казарма и преступление
для других.

4. Сказки, выдаваемые за реальность.

Иносказания на то и иносказания, что их нельзя понимать «в лоб»,
прямо. Иносказания экономят слова, будоражат восприятие, но нуждаются
в коррективах в переводе. Без таких поправок они могут ввести
в заблуждение.

Самые опасные иносказания: «национальный доход» или «национальное
богатство», «народное хозяйство» или «национальная экономика»,
«общественная собственность».

Так, выражение «национальный доход» создает иллюзию, что это неразделенный
доход всей нации, и многие экономисты озабочены его справедливым
перераспределением, хотя национальный доход – это не обобществленный
доход, а всего лишь сумма доходов, принадлежащих разным людям.
Аналогично обстоит дело и с национальным богатством. Это не национализированное
богатство, а всего лишь суммарная денежная оценка богатств, принадлежащих
разным людям.

«Народное хозяйство» и близкое по смыслу выражение «национальная
экономика» в странах, где признаются грани, можно понимать лишь
в переносном смысле, так как ресурсы в стране принадлежат разным
людям, каждый из которых ведет свое хозяйство. Однако у экономистов
есть специальность «экономика и управление народным хозяйством»,
в рамках которой они защищают кандидатские и докторские диссертации.
Создатели этой специальности и те, кто по ней защищаются, относятся
к народному хозяйству не как к метафоре, а как к реальному хозяйству,
которым, как и всяким хозяйством, нужно управлять. Однако, управлять
народным хозяйством столь же нелепо, как искать железо в железной
поступи пролетариата.

Вот свежий пример «объяснения» на этом языке. На этот раз «объясняются»
причины депрессии, вызванной современным кризисом:

«Причина – в отсутствии источников роста и в России, и в мире.
Исчерпанность «моторов» развития США означает сваливание мировой
экономики в депрессию. Поэтому и российская экономика… выйдет
из наиболее острых кризисных шоков… не в рост, а в изнуряющую
депрессию. Последняя будет недолгой: она вызовет «детонацию» наших
внутренних проблем… и сваливание страны в системный кризис – дестабилизацию
всех значимых сфер общественной жизни.

Ситуация будет усугублена политикой Кудрина–Игнатьева, создавшей
в стране искусственный дефицит денег… и это многократно усугубило
сжатие спроса, вызванное вползанием мировой экономики в депрессию.
В результате экономика уже начала, как в водоворот, втягиваться
в спираль деградации, в которой вызванное сжатием спроса сокращение
производства обусловливает новое сжатие спроса – и новый производственный
спад» (М.Г. Делягин. Политика модернизации и глобальный финансовый
кризис. / Свободная мысль. 2008. № 11. с. 23-24).

Михаил Делягин – доктор экономических наук, директор Института
проблем глобализации и, наконец, известный в стране экономист,
который участвует в телевизионных шоу. Он, как и почти все экономисты,
особенно левых политических взглядов, поэтичен и любит метафоры.
Мировая экономика из-за отсутствия источников роста и моторов
развития сваливается у него в депрессию. А российская экономика
выйдет из ужасных кризисных шоков, но не в рост, а в депрессию,
причём изнуряющую. Лучше бы не выходила! Депрессия, куда свалилась
экономика, может вызвать детонацию проблем, что свалит за свалившейся
экономикой уже и страну, но страну свалит уже не в депрессию,
а в системный кризис, что, пожалуй, хуже. Мировая экономика, свалившись
в депрессию, вползает в неё (в депрессию, на которую или в которую
она упала) из-за сжатия спроса. Если спрос не разжать, то экономика
втянется в спираль деградации, как в водоворот…

Делягин говорит на привычном для экономистов языке, но этот язык
трудно назвать языком науки. Используются слова с плохо определённым
смыслом: кризис, депрессия, шок, источники роста, дестабилизация,
экономика. Да, даже слова экономика, экономический
из-за частого неаккуратного употребления потеряли смысловую нагрузку.
Мы неоднократно ставили эксперименты, пытаясь обойтись без этих
слов. Осмысленный текст, освобождённый от этих слов, всегда выигрывает,
а если текст бессмысленный, то эта бессмысленность становится
более очевидной.

Заключение.

Современный язык обществоведов – это язык оболванивания, который
приводит к поступкам, которым сами участники удивляются, когда
наркоз проходит. Нужно строить другой язык, язык для взаимопонимания.

МЫ ПРИГЛАШАЕМ ВСЕХ НА ТУРНИР, ПОСВЯЩЁННЫЙ ТЕРМИНАЛИЯМ: http://www.terminomika.ru/tournament

Участие в нём – это участие в создании языка, который позволит
нам освободиться от опасного гипноза ложных социальных представлений.