Литературная критика

Можно ли считать писателя Мишеля Уэльбека «современным» писателем, в
том смысле, что его произведения, как кажется на первый
взгляд, порождены ситуацией в современном обществе? Такое
впечатление о современности Уэльбека часто связано со стилистикой
его письма: язык автора социологичен, он всегда не просто
что-то описывает, говоря о «субъекте», но и обобщает, и эти
обобщения создают ощущение намека на «структуры», на более
глубокие причины происходящего, имеющие отношение к
«современности». Мне же кажется, что на самом деле то произведение
Уэльбека, о котором я хочу написать, «Расширение пространства
борьбы», современно в ином значении слова, оно является
сегодняшней интерпретацией старого сюжета о гомункулусе, история
которого и есть история главного героя романа.

Рождение гомункулуса

«Я был зачат в этот самый день, 26 мая. Совокупление имело место в
гостиной, на поддельном пакистанском ковре. Когда мой отец
проник в мою мать сзади, ей пришла неудачная мысль погладить
ему тестикулы, и от этого семяизвержение случилось слишком
рано. Она получила удовольствие, но это не был настоящий
оргазм. Потом они поели холодного цыпленка. Это было тридцать два
года назад; тогда еще можно было купить настоящего
цыпленка».

Как известно, гомункулус, по средневековым представлениям, это
существо, подобное человеку, которое можно получить искусственным
путём. Для появления гомункулуса нужны особые условия: как
считал Парацельс, заключённая в особом сосуде человеческая
сперма при нагревании и некоторых других манипуляциях
(закапывании в конский навоз, «магнетизации», суть которой
окончательно не ясна) становится гомункулом. «Вскармливался»
гомункул путём добавления в колбу небольшого количества
человеческой крови.

Герой Уэльбека был зачат в особых условиях, «сзади» и без настоящего
оргазма, фактически «искусственным» путём, при этом его
мать потом употребляла «настоящего» холодного цыплёнка, что
можно вполне представить как замену «человеческой крови»,
натурального сырья, столь необходимого для вскармливания
гомункулуса. Замена крови на цыплёнка вполне понятна, ведь мы живём
уже в 20 веке, современного гомункулуса нельзя выращивать
так, как это делали раньше.

Жизнь гомункулуса и её основной конфликт

Аникст, описывая Гомункулуса в «Фаусте» Гёте, говорит так: «Он
наделен сметливостью, любознательностью, на редкость проницателен
(мгновенно разгадывает внутренние переживания Фауста). У
него хороший вкус и приличные манеры. С момента своего
рождения Гомункулус преисполнен жажды деятельности: «… я должен
делать что-то, и руки чешутся начать работу». Однако Гомункулус
«не до конца очеловеченное» существо. Это чистый дух,
лишенный постоянной плоти, как бы переходное состояние между
материей и сознанием. Оттого Гомункулус вынужден оставаться
внутри колбы, в которой он появился и в таком не слишком удобном
положении участвовать во всех путешествиях и приключениях,
которые с ним происходят. Так завязывается основная коллизия
образа, приводящая к печальной развязке.

«Двадцатого июня того же года я встал в шесть утра и включил радио,
если быть точным – «Радио Ностальжи». Передавали песню
Марселя Амона про какого-то смуглого мексиканца: незатейливую,
беззаботную, глуповатую, как раз то, что мне было нужно. Я
помылся, слушая радио, затем собрал дорожную сумку. Я решил
вернуться в Сен-Сир-анг-Монтань; решил сделать еще одну
попытку. Перед отъездом надо уничтожить всю провизию, какая
осталась в доме. Это нелегко, потому что есть мне совсем не
хочется. К счастью, еды не так уж много: четыре сухарика и банка
сардин в масле. Не очень понятно, зачем я это делаю, ведь и
то, и другое – продукты длительного хранения. Но смысл моих
поступков давно уже стал ускользать от меня; или, скажем, так:
он вполне ясен для меня лишь в редкие моменты. А все
остальное время я нахожусь в позиции наблюдателя».

Герой романа Уэльбека проницателен, аналитичен в своей оценке
происходящего, может представлять то, что ему понадобится в данный
момент, не теряет контроль за самим собой, если даже и не
понимает в абсолютном значении то, что происходит. Однако
активность героя более экономна, по сравнению с фаустовскими
временами, потому что она всегда имеет конкретную причину,
современный гомункулус действует по необходимости, а не ради
самого действия.

В создании Гомункулуса у Гете принял участие Мефистофель. Если
вспомнить о чертах Дьявола, то одной их них окажется ирония,
смех, именно поэтому герой Уэльбека ироничен в своих выводах и
рассуждениях. «Дьявольское» заключается ещё и в том, что
герой Уэльбека живёт в мире «нулевых значений»; всё не имеет
значения, всё, что делают люди, женятся они, умирают или
трахаются, работают. Мир – это слишком много информации, не
имеющей значения.

Встреча с «мудрецом»

В описании Аникста, повстречав на Фарсальских полях древних
философов Анаксагора и Фалеса, рассуждающих о том, что жизнь
проистекла из воды, Гомункулус тут же выпытывает у них, как бы и
ему «проистечь». Такой же вопрос он задает Протею и получает
совет: «Глотай других, слабейших, и жирей».

Герой Уэльбека встречает Жана-Ива Фрео: «Порода
мыслителей-компьютерщиков, к которой принадлежал Жан-Ив Фрео, встречается чаще,
чем можно было бы подумать. В каждой средних размеров фирме
есть один, реже – два таких человека. Кроме того,
большинство людей безотчетно допускают, что всякая связь, в
особенности связь между людьми, сводится к обмену информацией
(конечно, если в понятие информации включить сообщения не только
делового характера, но и другие, то есть затрагивающие
чувства). При таких условиях мыслитель-компьютерщик быстро
превратится в мыслителя, наблюдающего за переменами в обществе.
Суждения его часто будут блестящими, а потому убедительными; в
них даже может присутствовать и некоторая эмоциональность».

Что именно узнал герой Уэльбека от Жана-Ива Фрео? Вероятно, что-то
не слишком важное.

Колба разбивается, и это и есть «расширение пространства борьбы»

Далее, следуя тексту трагедии Гёте, «поверив, что в водной среде
легче всего «доделаться» до человека, Гомункулус погружается в
морскую пучину, и там им овладевает любовное влечение к
дочери морского царя Галатее. В порыве страсти он бросается к
ногам Галатеи и разбивает колбу о ступени ее трона. Лишившись
стеклянной защиты, Гомункулус растворяется в ничто. Так
погибает этот человечек, явившийся «на полпути и лишь наполовину
во плоти».

Герой Уэльбека соглашается «отдохнуть в пансионате» и там внезапно
открывается перед психиатром, увядшей, сорокалетней женщиной,
но в тот момент она казалась ему «просто очаровательной».
Герой протягивает этой женщине лист бумаги, в котором
написано то, что он действительно думает:

«Некоторые люди с ранних лет ощущают тягостную невозможность жить
своей жизнью; у них нет сил взглянуть собственной жизни в лицо
и увидеть ее, как она есть, не оставив в ней темных углов,
туманных панорам на заднем плане. Их существование, конечно,
оскорбляет законы природы: мало того что такая
неприспособленность просто не может быть генетически обусловлена, она
еще сопровождается ненормально обостренным духовным зрением,
не приемлющим банальных схем привычного бытия. Иногда
достаточно поставить перед ними другое человеческое существо,
конечно предполагая, что оно обладает такой же чистотой и
прямодушием, как они сами, – и их надломленность превратится в
страстное и возвышенное стремление к недостижимому. Если одно
зеркало день за днем являет тот же самый печальный образ, два
зеркала, стоящие друг против друга, образуют замкнутую
систему, увлекающую человеческий глаз в бескрайние, геометрически
безупречные глубины, по ту сторону страданий и суеты этого
мира».

Результат его поступка был обычным: «Быть может, я сейчас веду
призрачное существование в диссертации по психологии, среди таких
же интересных медицинских случаев. Мысль о том, что я стал
неотъемлемой частью научных материалов, действует
умиротворяюще. Я представляю себе толстый том с клеевым креплением, в
унылом переплете; я медленно распластываюсь между
страницами; и вот я раздавлен. Я вышел из клиники 26 мая; помню яркое
солнце, жару, раскованных, веселых людей на улицах. Это было
невыносимо». Колба разбилась.

Гомункулуса, согласно Парацельсу, «можно воспитать и обучить, как
любого другого ребенка до тех пор, пока он не подрастет и не
сможет сам о себе позаботиться». Гомункулус Уэльбека решил:
«Я еще не знал, как сложится моя жизнь после больницы; пока
мне было предписано раз в неделю показываться врачу. А в
остальном я отныне должен был заботиться о себе сам».

Герой отправляется на велосипедную прогулку: «Я растягиваюсь на
лужайке, озаренной солнцем. Но теперь мне плохо – здесь, на этой
лужайке, среди этого приветливого, умиротворяющего пейзажа.
Все, что могло бы вызвать отклик в душе, стать источником
радости, невинной гармонии чувств, превратилось в источник
страдания и несчастья. И в то же время я с поразительной
ясностью понимаю, что радость возможна. Долгие годы я иду рядом с
похожим на меня призраком, который живет в выдуманном раю,
в тесном контакте с окружающим миром. Я верил, что должен
воссоединиться с ним. Теперь все кончено.

Я захожу еще дальше в лес. За вон тем холмом, согласно карте,
находятся истоки реки Ардеш. Это меня уже не интересует, но я иду
дальше. И теперь я не знаю, где эти истоки; кругом все одно
и то же. Пейзаж становится все более приветливым, ласковым,
светлым; это причиняет мне физическую боль. Я погружаюсь в
бездну. Моя кожа стала чем то вроде границы, которую силится
продавить окружающий мир. Я оторван от всего; отныне я –
пленник внутри самого себя. Божественного слияния уже не
произойдет; цель жизни не достигнута. Два часа пополудни».

Концовка романа Уэльбека поразительна по своему обращению к тому,
что могло стать спасением, но не стало, при этом очевидно, что
герой «сыграл» ещё и в тот, свойственный людям духа
конфликт, о котором говорил Исайя Берлин в своём знаменитом эссе о
«Двух концепциях свободы»: обретение подлинного «Я» возможно
при помощи «самоотречения» и «отхода во внутреннюю
цитадель», однако и здесь есть свои ограничения.

Надежда

Аникст пишет: « Гомункулус мечтает о конечности и предельности рода
людского, а его антитеза, Фауст же, напротив, устремлен в
бесконечность, ему тесно в границах земного пространства и
времени, как Гомункулусу в его склянке. Судьба Гомункулуса
служит для Фауста предостережением. Она говорит о том, что
обретение «абсолютного» возможно лишь с утратой «относительного»,
чем является человеческая жизнь».