Жизнь как есть

В древности, когда я был еще молод и впечатлителен, произошло
со мной следующее умеренно примечательное событие.

Я ухаживал тогда, довольно безуспешно, за милой интеллигентной
девушкой, которую раздражали мои друзья и принятые в нашем кругу
способы проводить время. Я же, разумеется, с друзьями расстаться
не мог. Приходилось как-то лавировать. Врать, изворачиваться.

И вот субботним утром я стоял посреди Московского зоопарка. Милая
девушка хотела посмотреть на забавных зверюшек и назначила мне
встречу там. Случись такое сейчас, я наверняка бы ей сказал, что
пятничный подход по клубам в обычной моей компании куда сильнее
расширит кругозор, особенно если цель – посмотреть на забавных
зверюшек. Но тогда я был молод, глуп и романтичен.

И часов в десять утра стоял рядом со знаменитой скульптурой З.К.Церетели,
изображающей, как принято у данного автора, черт знает что. Я
пришел туда прямо из питейного заведения, шестого, кажется, по
счету из тех, что посетили мы с парнями в ходе бесконечной и страшной
ночи. Ну, здраво рассудил, что нету смысла заезжать домой.

А пропо, сколько же у нас тогда здоровья было, куда все делось...

Я стоял, дрожа слегка, и думал, продают ли на территории зоопарка
что-нибудь лечебное. Типа виски. Пятьдесят вкусного виски, очевидно,
не помешали бы.

Стоял, дрожал, и вдруг увидел дыру в стене с неброской надписью
«Ночная жизнь». То, что надо, подумал я. Вот оно – спасение. И
дверь привычно выглядит. И вывеска. И времени есть с полчаса.

Зашел. По темному коридору спустился в подвал, – это успокаивало,
все, как в средней паршивости баре. Спустился, а там. А там. Коробки
какие-то стеклянные, а в них – крысы. Мышки еще. Хорьки, я не
знаю, бурундуки, всякая вот эта ползучая гадость. Но в основном
крысы, крысы и крысы.

И случилось мне откровение. Вывеска, описанная выше, в мозгу отпечаталась
как мене, текел, и понял я, что лучшей геммы для нашей жизни не
сыскать. Что вот это мы с парнями в медицинском свете за стеклом
копошимся, а кто-то досужий на нас со стороны пялится. Что так
жить нельзя, а вокруг – Россия, которую мы потеряли.

Вышел, вытер холодный пот, вынул мобило – большое и тяжелое по
тогдашнему обыкновению, стал названивать собутыльникам. Собутыльники,
разбуженными будучи, матерились и не желали моих рассуждений слушать.
Кстати, теперь-то понятно, что правильно не желали.

Потом, слава богу, пришла девушка, оценила мою бледность и отвела
куда-то завтракать. В Маккой, наверное, не помню. Да и не важно.

Но вот что на ту же практически тему пишет Н.М.Карамзин в «Письмах
русского путешественника»: Ввечеру Д* водил меня в зверинец. Он
простирается от Берлина до Шарлотенбурга и состоит из разных аллей:
одни идут во всю длину его, другие поперек, иные вкось и перепутываются:
славное гульбище! Долго искал я того места, о котором некогда
наш А* писал ко мне следующее: «Я нашел в зверинце длинную аллею,
состоящую из древних сосн; мрачность и непременяющаяся зелень
дерев производят в душе некоторое священное благоговение. Не забуду
я одного утра, когда, гуляя в зверинце один и предавшись стремлению
своего воображения, которое, как известно тебе, склонно к пасмурным
представлениям, вступил я нечаянно в сию аллею. До того места
освещало меня лучезарное солнце, но вдруг исчез весь свет. Я поднял
глаза и увидел перед собою сей путь мрачности. Только вдали при
выходе виден был свет. Я остановился и долго глядел. Наконец одна
мысль пробудила меня... «Не есть ли, – думал я, – не есть ли тьма
сия изображение твоего состояния, когда ты, разлучившись с телом,
вступишь в неизвестный тебе путь?» Мысль сия так во мне усилилась,
что я уже представил себя облегченного от земного бремени, идущего
к оному вдали светящемуся свету, и... с того времени всякий раз,
когда бываю в зверинце, захожу туда и часто поминаю тебя». Любезный
меланхолик! Я сам думал о тебе, вступая в сию аллею, и стоял,
может быть, точно на том месте, где ты обо мне думал. Может быть,
ты опять здесь стоять будешь, но я буду далеко, далеко от тебя!
–

В зверинце много кофейных домов. Мы заходили в один из них, чтобы
утолить жажду белым пивом, которое мне очень не полюбилось.