Литературная критика

Несомненно, найдутся тонкие знатоки-ценители художественной
словесности, правильнее сказать, «оценщики» её, которые укажут, что
читать провинциальные тексты не интересно. Есть ли у нас
вообще региональная литература? Там, в провинции, разве что-то
печатают, кроме детективов?

Печатают. Авангард во всех его формах и проявлениях, с верлибром и
без, пренебрегающий тысячелетней историей литературы, или
приветствующий её при встрече вежливым кивком головы;
традиционная проза в духе классических традиций, соцреализм, как
Феникс из пепла возродившийся, фэнтези, эзотерика – в российской
глубинке, как в Греции, всё есть.

Мы приглашаем читателя прогуляться в нашей компании по
художественному миру одного саратовского поэта, потому что даже аллюром
проносясь по его «препринтам», (настоящие книги, понятное
дело, издаются только в Москве и Санкт-Петербурге), можно
составить представление о том, чем живет «та» Россия, которая за
километры от центра, Россия периферийная.

Наш современник остроумно заметил, что в настоящее время издается
литература трех родов – патриотическая, порнографическая и
авангардная. Первые две разновидности, очевидно, острый ум
этого литератора отождествляет, идентифицирует как нечто
однородное, и, понятно, к собственно литературе не относящееся.
Между тем, заметим скромно, что патриотическая литература быть
должна, и плохо, если её нет. «Любовь к отеческим гробам»
как одно из основных психических проявлений любого человека
никто не отменял. Другое дело, как это высокое чувство
доносится до читателя, не пихают ли эту любовь в глотку насильно.

Александр Аи – наш саратовский герой – называет себя «певцом Русской
Земли», клянется в верности Родине и преданности русскому
народу, всемерно идентифицируя себя с особым направлением в
эпохе советского художественного слова – деревенской прозой
шестидесятых–семидесятых годов. Многие поэтические темы его
«выросли» из деревенской прозы и остались зримо связаны с
ней, так, как молодые листочки на дереве зримо связаны с его
старыми ветвями. Россия предстает в творчестве поэта любимой
женщиной, с её застенчивой нежностью берёзовых рощ, родниками
народной былинной памяти, нравственными устоями,
деревенскими порядками и обычаями.

Нашлись люди, разделяющие идеи Аи, посещающие его творческие вечера,
спонсирующие издание его книг. Все вполне естественно и
закономерно: фактически есть лито писателей-патриотов, что
отрадно для любителей художественной словесности и для мыслящей
общественности в целом. Заставляет задуматься другое:
большая часть писателей-патриотов и их группа поддержки – это
«красные» идеологи прошлого, бывшие члены КПСС.

Так что же, наша передовая, авангардная молодежь совсем не любит
Родину? Стесняется быть русской? Почему славянофильские идеи
так активно эксплуатируются только старой гвардией?

****

У всякого поэта есть свой излюбленный образ. Выпестованный годами
творческих мук, он явственно предстает читателю сутью и
смыслом самого творения. И не для своего ли любимого детища
создает автор иную – творческую – реальность?

Для Аи такой образ – конь. Гордое, своевольное животное становится
символом бурлящей, изливающейся через край, не принимающей
никаких форм, кроме свободного потока, Жизни. То жеребёнок
проглянет сквозь берёзы вдалеке, то старая лошадь устало
выглянет из-за кустов тальника – в большинстве поэтических текстов
саратовца слышен – громко или едва-едва – стук конских
копыт. Неслучайно лучший (с точки зрения автора статьи) сборник
Аи назван «Конь рудой у осенней реки».

Если Аи пишет об исторически важных битвах, то непременным
участником сражения всегда становится конь. Над полем кружит
ворон-предвестник беды, печенег-захватчик не дремлет, но конь
остается на поле боя до конца. Примечательная деталь, по которой
Аи можно отличить сразу – лошади у него всегда разделяют
судьбу русских воинов: плен – значит плен, победа – только
купленная ценой борьбы.

Волга – «главная улица России», великая русская река, также у Аи
осмысляется с помощью излюбленного образа:

Я люблю, когда Волга,
Как конь отавренный,
На дыбы
Предо мною встает.

Аи утверждает, что все беды русского человека в отходе от
православия, от некогда незыблемых основ жизни. Когда же человек
возвращается к нравственности в православном её понимании, к
правильному поведению в семье, в обществе, то именно тут и
приходит к нему настоящая свобода. Главная поэтическая идея и
мечта Аи состоит в возврате к патриархальному раю древней Руси,
к временам, видимо, даже докрепостническим. Счастье
русского состоит, согласно поэту, в том, чтобы жить не в городе, а
в деревне, находиться в гармонии с природой.

В русском поле,
На крутом юру,
Хорошо проснуться
Поутру.
И, вздыхая
Запах трав отавных,
Забывать
О горестях недавних.

Радуясь
И вольному раздолью,
И тропе,
Петляющей по взгорью,
И коню,
Чье ласковое ржанье
Выдает
Всю нежность
Ожиданья. 

Эстетические достоинства у произведений Аи есть. В сборник «Конь
рудой у осенней реки» входят две прекрасные, с нашей точки
зрения, поэмы: «Табун» и «Радость». Поэма «Табун» – это музыка
движения, переданная в стихах. Слова словно бы грохочут и
несутся по строкам, поражая своей стихийной необузданностью.
Перед глазами открывается ослепительная картина
лавиноподобного движения табуна, водопадом пронзающего малахитовое
разнотравье полей и с грохотом вливающегося в реку.

Все у Аи идет с опорой на классические традиции. В упомянутой поэме,
например, большинство рифм – мужские, довольно много
глагольных, и ни одной – неточной: (лун-табун; звенит-копыт;
губах-берегах). Акцент явно делается не на роскошь рифмы или
мелодическое изобилие стиха, а на ясность и реалистическую
простоту изображаемого. Но, если приглядеться, то ведь немало
красоты в этой простоте!

И вот ливмя
Лавиной,
С ходу,
За валом вал,
За валом вал,
С крутого всхолмья
Прямо в воду
Табун вбежал,
Влетел,
Вскакал.

Но когда Аи вспоминает про советское прошлое и, видимо, воображает,
что работает в отделе агитации и пропаганды ЦК ВЛКСМ, то без
смеха читать невозможно:

Не лги,
Не словоблудь,
Умом пытливым,
Как в градуснике ртуть,
Будь справедливым.
(«Критику»).

Любая попытка морализаторства, навязываемая автором самому себе,
выглядит как нанесение усталым актером плохого макияжа, который
ему не идет. Не Гоголь автор, не Гоголь, увы и ах! И не
стоит ему брать на себя роль учителя нравственности и
христианских истин, коль не хватает сил на такую задачу! Но,
повторимся, силу и бешеный ритм движения своего любимого коня Аи
передает удивительно хорошо.

****

Природу Аи удается передать зримо и многозвучно. Тёплый весенний
рассвет в лесу, переливчатое журчание ручья, трепетно
раскрывающийся навстречу солнцу цветок…

И все в лесу
Шумит,
Звенит,
Грохочет,
Хохочет каждой веткой
На ветру.
Любой листок
С другим
Обняться хочет
И разделить
Весёлую игру.

В этом сказочном лесу деревья водят хороводы, все живое тянется
навстречу теплу и свету, и нет в этой радости места упырям и
лешакам. И, словно мать и дитя, природа и человек стоят,
обнявшись и замерев от обожания…

Но не только родные просторы вдохновляют автора на творчество, его
также влекут неразгаданные тайны далекого Востока. Особый
национальный колорит звучит, например, в сборнике «Узбекские
октавы», где автор с первых строк погружает читателя в
атмосферу Востока. Перед нами из знойного марева выплывает старик в
чалме, обрамленный облаком песчаной пыли. Взору будто наяву
открывается безбрежный океан золотого песка. Поэт настолько
живо, настолько выпукло рисует свои картины, что
просыпаются все пять чувств, ноздри жадно ловят аромат спелых дынь,
сладко манит грезой месяц, запутавшийся в кустах алычи,
одиноко звучит мелодия, где-то играет дутарчи, зазывно влечёт гул
чайханы, завораживает величавая красота горных пейзажей.

Но и здесь лучшие, стремительные строки посвящены описанию красного
коня, который появляется совсем неожиданно, фантасмагорично.
Появление этого гордого животного задает ритм
стихотворению, делает его современным и динамичным.

Безусловно, есть у саратовского поэта и слова о самом главном.
Цветущие яблони и соловьиная трель, воспоминания сиюминутного, и
в то же время такого пронзительно глубокого счастья,
наполнявшего жизнь новым смыслом – есть у Аи слова о любви. Поэт
исключительно высоко ценит это чувство.

Бог любит нас – 
Во всем его участье.
Зачем же рвать связующую нить?
В ком нет любви, 
Тот на краю несчастья,
Которое
Нельзя предотвратить.

Любовь – это связующая нить с самим Богом, и если она порвется, то
человек сорвется в пропасть. В любви есть всё, она сама
жизнь.

Все, все в любви:
И жалкость бытия,
И гордость
Стародавнего страданья,
И прочность в ней
Дамасского литья,
И хрупкая
Напрасность ожиданья.

Любовная лирика автора нежна и порой откровенна. «Флейта нежности» –
так называет автор свой сборник об ars amandi.

Женщина в лирике Александра Аи – источник, дарующий от своего
изобилия, она естественна, стихийна и непредсказуема. Поэт
пытается разгадать непостижимость женщины, сотканную из неуловимых
оттенков чувств и переживаний, понять, когда проснется в ней
стихия, а когда тише и прозрачней ручья потечет она в
берегах своей любви. Он называет женщину «адорай», потому что она
и то, и другое одновременно. Но если рай встречи с женщиной
нужно искать, то ад расставания с ней находит сам.

В цикле «Нежность при лунном свете» любовная лирика сгущается до
эротизма. Страсть бросает героев то в жар, то в холод,
раскрывая их друг для друга до бесконечных глубин. В женской наготе
заключается сказка, она символ и тайна плодородия, она нежно
светит луной, разливается рекой, нежно манит ночным
колыханием ветвей и предрассветной свежестью, она -

воплощение жизни изобильной, бурливой, дарующей и принимающей любовь.

Но мир животных во всей его прямоте, непосредственности свободного
от культурных напластований чувства, стоит для Аи неизмеримо
выше, чем мир человека. Именно поэтому мы так настойчиво и
провели мысль о том, что Аи лучше отказаться от роли учителя
нравственности. Сам автор, видимо, не понимает этого, но,
сколько бы ни говорил он про любовь людскую, лучше ему удаются
сцены животного мира. Грубо физиологические сцены в
изображении поэта моментально приобретают право на существование,
потому что мы видим всю их оправданность, всю великую и
неотменимую их истину.

Так вдохновенно описывает Аи встречу двух животных:

Вот сошлись,
Вот затанцевали
На дыбы встав,
Ласкают друг друга,
Как на праздничном
Карнавале,
С белой вьюгою
Черная вьюга.
Грива в гриву
Втекает густо,
Поцелуи берутся
С бою.
Знают травы
Высокое чувство
Заслонять влюбленных
Собою.

При таком трепетном отношении к коням, не удивительно, что в одном
из лирических циклов автор решается, наконец, разорвать
тяготившую его долгие годы связь с человечеством:

Я – красный  конь
В ноздрях  ночует  ветер…

***

«Флейту нежности» Аи в Саратове читают. Разглядывать затейливые
иллюстрации в сочетании с откровениями про ars amandi нравится.
Вот эти строки, похоже, кроме автора статьи не читает никто:

Русский я – мне нельзя без коня,
Без березо-осеннего зодчества,
Чтоб скакать, никого не кляня
По угрюмым холмам
Одиночества.

Ответьте, умные люди, почему большинство сегодня считает
кунсткамерой такие стихи? Ведь встают же болельщики, услышав звуки
национального гимна!

Образ коня, горячего, смелого, неукротимого, как нам кажется, отнюдь
не во всех ракурсах предстал перед нами со времен
гоголевской тройки. Молодых бы литераторов-патриотов увидеть на коне.
В Саратове пока не видно. А как в двух столицах?