Поэзия

***



   
Серж эмигрировать мечтал,
Но вдруг менту по фейсу дал,
И сдал дела прокуратуре.
Боб умер, скурвился Вадим…


Борис Рыжий

Виталя умотал в Салду,

Вано поехал по контракту,

Митяй допился до инфаркта.

Наверное, сейчас в аду –

Провинция, война, медпункт.

Себе признаться: «Дурачина»

Хватает сил. «Made in China»

Затем проносится в мозгу.

В кинотеатре – чепуха.

Работа, сука, напрягает.

И только дочка вертухая

На самом деле дорога.

Искусство, прочее «the best»,

Что атипично для эпохи,

Осталось. Мы не так уж плохи.

Короче, никаких волшебств.






***


День Победы, теплота, не на работу.

Курят малолетки за окном.

Мне переворачиваться влом.

На окне переливается бесплотный

Удивительный пронзительнейший ворох

Солнечных рассыпчатых лучей.

Думать о возможностях – вотще.

Привлекает проваляться «до упора» –

До обеда, потому что День Победы.

Смылись малолетки по делам.

Нет, не интересен пышный хлам –

Трам-пам-пам, иллюминация, «преведы».

Помолчавши, отворачиваюсь к стенке,

Тихо обозлено матерюсь,

Думаю: «Ну что, святая Русь?

Трын-трава твои парадные оценки».






***


Твой фотоснимок черно-белый:

Пустыня пепельная. Взвод.

Афган. Восьмидесятый год.

Еще все живы…целы…цели.






***


Кветта, Пешавар, Джелалабад,

Шибирган, Меймене, Бамиан,

Кушка, Мазари-Шариф, Герат,

Чарикар, Пули-Хумри, Баграм…

Наименований череда,

Перекличка вычитанных слов,

Памяти искусственной тщета…

Повезло? Конечно, повезло.






***


Чтой-то меня переклинило:

Жара, Аирестан, Урузган,

Тонкие красные линии,

Вертушки-вентиляторы, план,

Медленность, личное видео:

Разведка, плоскогорье, тишина…

Вообразил, то есть выследил

По атласу пуштунского письма.






***


Кама.

Левый берег – дожди.

Правый, вот он – обрыв.

Прямо –

Влажный воздух лежит,

Волны, мёртвый блокшив.
Ладно,

Что плывёт пароход.

Пермь, Сарапул, Ела…
Рядом

Чайка, чёткий полёт,

Чуткий угол крыла.
Зябко –

Дождь у нас на пути,

Воздух рвётся назад.
Чайка

Приводняется, и –

Вправо, на небеса.






***


Серебро, лазурит, позолота –

Солнцепёк, поднебесье, Урумчи.

Гумилёв или Рерих: кто круче?

Молодцы – замечательны оба.

Над барханами Такла-Макана

Жёлто-синие капли эмали,

Очертания аэроплана

(Алюминий, воздушное ралли).

Над камнями джунгарских безводий

Раскалённые медные брызги

Пролетают – последние гильзы

В предпоследнем храбрейшем походе…

Ну так что? Наибольший везунчик –

Гумилёв или Рерих? Не важно…

Фотокопии, атлас домашний –

Солнцепёк, поднебесье, Урумчи.






***


Что такое Мар-Саба?

Откройте журнал путешествий -

Блеск фотоснимка.

Небо – ранняя слива,

Скальной кладки громада,

Кирпичный оранжевый перстень,

Крыши – пластинки

Бурой глиняной пыли,
Бронзовеющий купол,

Пустые древесные окна,

Медные двери,

Лестниц каменоломни
Ожерелием грубым…

У самого края – песочный

Слой Иудеи,

Ветер цвета лимона.






***


Ни малой родины, ни актуальности,

Ни продолжения банкета,

Ни премиальной целесообразности –

Остались где-то, где-то, где-то…

А здесь – фантазия, потустороннее:

Четыре тейповые башни

На склонах древнего высокогория,

Внутри высокогорной чаши.






***


Горсть кедровых орехов – практически, сердце граната.

Разве что оболочка у каждой фигнюшки тверда,

Разве что на поверку начинка у них мягковата,

И почти не похожи бордовый и красный цвета.

Горсть кедровых орехов, гранатовые половины

(Средоточье мелкушек – бордовых и красных желёз).

А ещё представляю: всё это – на скатерти синей,

На оранжевом фоне оконных горшочков для роз.






***


Стальная турка, где посередине

Студёный блеск фильтрованной воды.

Хлопок рассыпчатого кофеина –

Две порции древесной темноты.

Что дальше? Оставляем на комфорке,

Над синевой округлого огня,

Пока внутри не забурлит легонько

Чернёная горячая волна.

Её немедля – в глиняную чашу.

Керамика – подсолнуховый цвет.

Наполовину турку – холодяще-

молочным негустеющим суфле.

Потом туда же выливаем кофе,

Опустошаем чашку побыстрей.

Напиток – на комфорку, на здоровье,

Доводим до мельчайших пузырей.

Готово! Класс! Керамика приемлет

Парную светло-бежевую смесь,

Которая четырежды отменней,

Когда эклер ещё в запасе есть.






***


Дагерротип давнишний, на котором

Запечатлён индеец-пиеган,

Владеющий, на удивленье нам,

Совсем другим, – не европейским, – взором,

Не объяснённым нашими словами.

Спокойствие, уверенность в себе,

Достоинство…Понятия не те.

Близки по смыслу, но едва, едва ли

Передают естественную точность.

И потому, не зная ничего

По части представлений черноно-

гих, продолжаем видеть невозможность.






***


«Джабаров – сука!», – кто-то написал

Зелёной краской на стене подъезда.

Джабаров, блядь, наверняка не местный.

Да ладно, по хуй…Лето, бирюза,

А также холодильник «Бирюса»

Раздолбанный белеет на помойке.

О, грусть моя, навеянная слойкой,

Её начинкой маковой…Дерзай

Фантазия: вот – краска, вот – эмаль,

Вот – чёрные малюсенькие зёрна,

Вот – небо, синевеющее ровно…

О, грусть моя, последствие ума…

О, слойка в худосочной пятерне.

По сторонам – подъезд и холодильник…

Нанёсший надпись по-любэ дебильней

Джабарова…Плевать. Решать не мне.






***


Щебечет море. Караван идёт.

Месопотамия внимает аморею:

«Я – Хаммурапи…» Жжётся небосвод,

Тигр и Евфрат – мелеют.

«Герой царей…» Давным-давно исчез.

И только слово продолжает возвращаться

Посредством Internet и sms,

Посредством глянца.

Благодаря осуществленью книг

Развоплощается, потворствует повторно:

«Я – Хаммурапи» – досточтимый nick,

И все – довольны.






***


Музыка Мартынова из фильма

«…лето 53-го» на флэшке.

Сразу перекинул на мобильный.

Супер-композиция, конечно.

Точное свидетельство эпохи

Названная здесь кинокартина:

– времени, которому всё по фиг;

– ясности, безжалостной взаимно.






***


На небе – ледоход

Осенних облаков

(Прозрачных по своей

Летательной природе)

Калиновского от

До ЦПКиО…

Становится светлей,

Прохладней, мелководней…

Примечание: Калиновский – лесопарк в Екатеринбурге.






***


Давай в Париж, родная, без оглядки.

А что работа? К чёрту на века!

Мы будем делать записи в тетрадке,

Не преминув отведать коньяка.

Потом – домой, к себе – на Верх-Исетский

Мы возвратимся, в тайне сохранив

Пути-дороги, вкусы и расцветки

Столицы виноградарной страны.






***


Кто предчувствует будущее,

Знания ищет в прошлом…

Посмотри, черноногие

Раскрашивали тело охрой,

Проверяли оружие –

Ружья, ножи…А впрочем,

Информации много,

Но всем – определённо по хрен.
В самом деле – забегаешься:

Пашня, квартира, офис.

Но когда, наконец-таки,

В башке перегорят дилеммы,
Что к чему – раскумекаешь,

Книгу откроешь. То есть:

Заприметишь разведки

Индейской кровоцвет мгновенный.






***


Трава дрожит, колеблется, пригнувшись,

разгромленная эстакадным ветром.

Перетекают бризовые лужи,

рассеивая пылесбор цеметно-

гудроновый, гонимые подземным

дыханием, истратившимся током.

Одновременно мысли о проблемах

срезает сразу за стеклом пологим

автомобильным трассовая скорость.

Бетонка, преодолевая корни,

мини-барханы пляжные привносит,

штормующее открывает море.

Водила завершает продвиженье.

Закуривает, выйдя из машины.

Смурной песок, пропитываясь пеной,

становится густеющей равниной.






***


Оу, «Mogadishu Biues».

Оу, «Barra-Barra».

День – чёрный-чёрный мусс,

Торг Занзибара,

Шелест костяшных бус,

Дева поджара.

«Зара, дай затянусь.

Муж твой – душара,

Чёрная Зара.

Ладно, ещё пройдусь».

Жемчуг, динары,

Дышит мясной кускус,

Шорох-сахара –

Плавный прибрежный пульс.

Оу, «Barra-Barra».

Оу, «Mogadishu Blues».