Онтологические прогулки

Чужие правила исторической игры сделали вопросы важные
второстепенными, и наоборот – второстепенные – важными. В споре с
норманистами, например, важное место занял вопрос «были ли русы
этническими славянами»? Хотя на самом деле вопрос не
существенный: русы быстро ассимилировались, жили в городах, а не как
захватчики на Западе – в замках (что очень характерная черта
для инородцев – нежелание жить вместе с покоренными и боязнь
возмездия с их стороны). Политическая культура Древней
Руси, где князья менялись друг с другом местами, показывает:
«Русь» мыслилась как некое целое. Это сильно контрастирует с
культурой западной, где правители были прикреплены к земле, а
государство мыслилось разбитым на части отношениями
вассалитета. Проще говоря, норманны не могли принести к нам то, чего
у них не было.

Схема «вассал моего вассала – не мой вассал» была неизвестна на
Руси. Русские князья боролись между собой за Киев, за
общегосударственное признание, – Киев десятки раз был взят штурмом.
Феодалы, к примеру, Франции, были равнодушны к штурму Парижа и
боролись друг с другом за укрупнение собственных владений.
Поэтому люди, утверждающие, что русский народ еще не
сформировался в период феодальной раздробленности, должны понимать,
что в ту же эпоху во Франции существовала «Анжуйская
империя», шли альбигойские войны, и понятие «французский народ»
было ещё более эфемерным.

Еще раз подчеркну разницу между народом и нацией: народ – социальная
группа, управляемая людьми-руководителями. Отсюда и
шаткость «конструкции» – руководитель сегодня может хотеть одно,
завтра – другое. Нация – социальная группа, управляемая идеей.
Руководители нации, как бы они не хотели иного, не могут
изменить этой идее – иначе нация их не поддержит, и они
потеряют власть. В современных искусственно созданных образованиях
национальные идеи одинаковы – это идеи превосходства одних
над другими. Однако исторически период таких национальных
проектов остался глубоко в прошлом – поэтому их реинкарнации
не возымели успеха. Даже при удачном стечении обстоятельств и
умелом руководстве наполеоновские войны лишь обескровили
французский народ, а Вторая Мировая – немцев и японцев. Идеи
превосходства несут в мир несправедливость, и возникает
«эффект бумеранга» – причинённое зло возвращается к причинителю.

Возникновение и развитие таких религий, как христианство, открыло
эру более справедливых, глобальных проектов. Поэтому изучение
этнических пластов второстепенно: наша культура и менталитет
– не производная от этноса, славяне-язычники были иными
людьми, нежели славяне-православные, людьми больше похожими не
на современных русских, а на современных чеченцев:

Генрих Семиградский. Тризна дружинников Святослава после боя под
Доростолом в 971 году
http://gallerix.ru/album/Semiradsky/pic/glrx-310827636

Важнее понять, что представляла из себя православная нация. Ведь на
Руси правило «чья власть, того и вера» тоже не работало.
Народ при любых, даже крайне сложных политических
обстоятельствах, оставался верен православной национальной идее (которую
можно резюмировать словами Александра Невского: «Не в силе
Бог, а в правде»). Власть на Руси могла быть только
православной и никакой другой.

На этой идее было основано и держалось русское государство, и я
затрудняюсь сказать, кто еще, кроме нас, получил столько
территорий мирным путем. Украина, Казахстан, Башкирия, Грузия и
другие присоединились к нам добровольно, потому что у нас не
было этнической дискриминации и народов второго сорта.

Также важно понять, что трагедия русского народа произошла
вследствие демонтажа православной нации, начатого, как уже
говорилось, при Петре I. Двоевластие царя и патриарха сменилось
абсолютной властью царя, идея языческая, имперская – «Москва –
Третий Рим» стала доминировать над идеей православной «Россия –
Новый Иерусалим». Элита государства отделилась от его
православного народа, и предприняла попытки искусственно создать
какую-то другую нацию во главе с этнической идеей, с другой
культурой – под предлогам возврата к корням-истокам. В общем
– сделать все так же, как на Западе.

Например, наше православное «этно» – хоровое пение а cappella,
которое собственно и возникло ввиду того, что раньше в храме пели
все молящиеся, и не уметь петь было нельзя. Напротив,
инструментальная музыка («мусикия») была запрещена. Стоглавый
Собор при этом запрете дает интересное объяснение: «мусикия»
использовалась во время мистерий культа Диониса «для
возбуждения плоти», программирует человека на пьянство и поэтому
вредна. Истории всех «русских народных инструментов» начинаются
одинаково: такой-то помещик поехал за границу, и там что-то
ему понравилось. Например, итальянская флейта. Приехал он
домой и думает: что же, мы, рыжие? Почему у них есть, а у нас
нет? У них есть флейта, у нас будет свирель. И если народ
понятия не имеет, что это такое, значит надо внедрить.
Гармошка – изначально немецкий инструмент, очень хорошо продавался
в Германии, предприимчивые люди решили повторить
коммерческий успех в России, открыли заводик – так в середине 19 века
гармошка появилась и у нас.

Одним из наиболее узнаваемых символов русской культуры является
балалайка, поэтому не менее символичной является ее история.
Балалайка была изобретена в конце XIX века помещиком Василием
Андреевым, который «скрестил» скрипку с укороченной татарской
домрой, при этом скрипичных дел мастера поначалу
отказывались от воплощения в жизнь такой нелепой идеи. Долгое время
«русский народный инструмент» успешно гастролировал за
рубежом, при этом не был известен и не особо нужен на родине.
Поэтому «внедрялся в народ» инструмент очень интересным путем:
каждому демобилизовавшемуся солдату бесплатно выдавали по
балалайке.

В таком состоянии – частично демонтированной православной нации и
искусственно еще не вполне созданной новой русской нации – нас
застал 1917 год. Белые проиграли красным, в том числе, и
из-за слишком большого разброда и шатания в умах, ввиду чего
было неясно – за что именно они воюют. Каждый воевал за
что-то свое. Победа красных стала стартом нового, «красного»
глобального проекта. Очень интересно это разделение подчеркнуто
у литературоведов: была русская литература, стала советская.
То же самое, на мой взгляд, случилось и с нациями –
стартовала новая, советская нация, поскольку объединяющими идеями
стали идеи коммунистические. И снова эта нация была
искусственной, и развалилась за 70 лет своего существования от
естественных причин. На арены вышел новый человек – постсоветский,
или, говоря точнее, либерально-демократический.

Теперь становятся понятными направления современных политических
сил. Либеральные демократы считают, что у нас все хорошо, а все
беды наши от недостатка либеральной демократии. Это
малочисленная (не в денежном плане) группа софистов, которым
выгодно отрицать очевидное: большинство граждан страны все же
понимает, что мы, заблудившись, пошли не тем путем, и надо в
поисках правильного пути вернуться назад. Встает вопрос – куда
вернуться?

Я очень хорошо понимаю людей, которые хотят вернуться в СССР. Но
они, как правило, старательно уходят от того, что СССР
развалился (ведь не было даже Гражданской войны – как в 17 году)
ввиду искусственности, идеологической незрелости
социализма-коммунизма. То же самое касается России начала 20 века: курс на
национал-капитализм привел к росту несправедливости в
обществе, обесценил православие и десакрализовал отношения народа
и власти.

Некоторые, правда, делают «ход конем»: утверждают, что русская нация
еще не созрела, поэтому надо ее созревание ускорить: здесь
и сейчас определить цели-задачи, и выбрать вождей, которые
будут претворять их в жизнь.

Мое мнение состоит в следующем: не надо возвращаться к идеям и
состояниям, уже опровергнутым историей. История (при всем
хорошем, что в ней было) опровергла Москву как Третий Рим – русскую
империю как претендента на политическое лидерство и мировое
господство. История опровергла (при всем хорошем, что в нем
было) СССР, хотя ВОВ и открыла русским путь во власть и
немного спаяла этнически разнородное государство.

Возвращаться надо к подлинному, неимперскому православию, к идее
«Москва – Новый Иерусалим», к России как не политическому, а
духовному центру мира. В этом и есть наша главная православная
национальная идея, и мы не богоносный, а богосозданный для
этой миссии народ. В этом и есть наш реальный, исторически
существовавший русский национализм.

Всё что объединяет людей – от Бога, всё что разделяет – от дьявола.
Поэтому к другим «русским национализмам» православие
относится хорошо, если те не принимают странных и нехарактерных для
русского форм. Если, говоря православным языком,
националист не впадает в ересь – обожествляя гены, предков и пр.,
определяя факторы этнические как главнейшие, первостепенные и
даже единственно важные, абстрагируясь таким образом от
остальных.

Христианство учит целостному восприятию мира, ересь же является
методологической противоположностью: она представляет собой
предпочтение части истины целому, в результате чего эта часть
возводится в абсолют. К сожалению, ересь является повальной
болезнью Нового времени. Если мы посмотрим, чем занимались
величайшие умы последние несколько веков, окажется, что в
подавляющем своем большинстве они впадали в ересь.

Сначала абсолютизировали науку. Науки стали размножаться, как
кролики, и при этом, затеяли между собой драку за первенство и
право учить других. Особенно ярко это выразилось в гуманитарной
сфере: ученые наперебой стали спорить, какой инстинкт
является для человека основным. Фрейд свел все к половым
инстинктам, Маркс – к экономическим и классовой борьбе. Расовые
теории твердили о превосходстве одного цвета кожи, глаз и волос
над другими.

Русский национализм – если он не возводит этнические факторы в
абсолют, если он «не делает из себя ересь» – нормальное явление.
Другой вопрос в том, что такой национализм встречается реже,
чем национализм «неправильный» и «еретический», поскольку,
как уже говорилось, секуляризация общества вызвала эпидемию
искусственно созданных «национализмов» по всему миру. И
созданы они были с вполне определенной целью.

С древнейших времен нам известна формула политического успеха:
«Разделяй и властвуй». От себя замечу: во-первых, вопросы, по
которым разделяют, должны быть несущественными («мы любим
лаваш» от Шендеровича в этом отношении – манипулятивный шедевр),
ибо власть имущим надо направить энергию толпы в безопасное
русло. Так, например, борьбу негров в США за достойное
существование кто-то незаметно перевел в русло борьбы за
достойное наименование. И они «победили» – их теперь не называют
ниггерами. Но продолжают использовать как дешевую рабсилу и
наркотизировать в гетто.

Во-вторых, разделять для этой цели надо таким образом, чтобы были
правые лишь частично, и никто не был бы прав целиком. Ибо,
поскольку сила в правде, правые рано или поздно победят; но
власть имущим нужна перманентная война, в которой победителей
не будет, ни при каких обстоятельствах. И поэтому война
«частично правых» – по сути, вечный двигатель, приводящий во
власть организаторов и кукловодов такой войны.

То есть позиции враждующих должны содержать как неоспоримую правду,
так и такие утверждения, согласиться с которыми никак
нельзя. Например, движение за исключительность женщин, которое
помимо правдивых замечаний о нелегкой женской судьбе будет
включать в себя догмат «все мужики – козлы», будет в руках
опытных демагогов бесконечно долго бороться с движением за
исключительность мужчин, утверждающих помимо всего прочего что
«все бабы – сволочи». Итогом будут разрушенные семьи, разбитые
судьбы, нервные, впавшие в отчаяние люди (все мы станем
слабее), которые станут легкой наживой для олигархических
пирамид (они станут сильнее): наркомании, проституции, гедонизма и
пр.

В таком манипулировании власть имущим очень сильно помогает свойство
нашего ума смешивать понятия противоречащие и противные.
Например, «белый» и «черный» понятия противные, а «белый» и
«не-белый» – противоречащие. Суть же уловки в том, чтобы
сделать «не-белый» тождественным «чёрному».

С одной стороны нанимается провокатор, который скандирует, к
примеру, «все мужики – козлы». С другой стороны нанимается еще
один, орущий что есть мочи «все женщины – сволочи». Провокаторы
начинают всячески воевать друг с другом, война детально
освещается в СМИ – поскольку нужно вызвать у обывателя крайнюю
степень эмоционального негодования (что помогает сделать
логическую ошибку). Дело представляется таким образом, что
задевает интересы обывателя непосредственно, при этом всячески
актуализируется вопрос: на чьей ты стороне? Считаешь ли ты,
что «все мужики – козлы» – наглая ложь? Если да, тогда
немедленно вступай в ряды борцов с этой наглой ложью – из лагеря
сторонников принципа «все женщины – сволочи». То, что обе
стороны могут быть одновременно неправы, как-то ускользает из
агитационных императивов.

Подобная уловка используется особенно часто, достаточно посмотреть
на борьбу фашистов и антифашистов, да и вообще на последние
политические события в России. Один человек даже «отфрендил»
меня в ЖЖ за то, что я не разделил его восторга по поводу
толпы на Манежной, выкрикивающей «Е...ть Кавказ!». Как, мол,
это же люди которые встали на защиту русского народа! Вы что
же это получается – против русского народа? И невозможно
объяснить, что я за русский народ, но одновременно не считаю,
что с кавказцами надо поступать именно так. Если Путин
неправ, это не значит, что правы все, кто против него выступают,
например Немцов и Ко. И если Россия сегодня живет плохо, не
факт, что люди, которые борются за власть, получив ее,
сделают жизнь лучше. Возможно, жизнь не изменится, а может быть
станет еще хуже.

Так разваливали царскую Россию: начали активно обсуждать недостатки
системы. Критика – это хорошо, она замечательно освещает
позиции критикуемого, но никоим образом не доказывает правоту
позиций критикующего. Недостатки оппонента найдены – но это
не значит, что у критика недостатков нет.

Точно так же разваливали СССР – что, кто-то доказывал истинность
капитализма? Ничуть. При той обширной литературе, которая была
в СССР посвящена недостаткам капитализма, это было гиблым
делом. Стали ругать социализм – и тут он плох, и там он плох –
опять обманывая народ уловкой о смешении противоречащего с
противным. Мол, раз он плох – давайте сменим его. И сменим
не на не-социализм (противоречащее), а на капитализм
(противное). И вот живем мы двадцать лет при капитализме – как
оказалось, он еще хуже социализма.

Обсуждать национальный вопрос можно еще долго – но коль я начал с
Крылова, Крыловым, пожалуй, и закончу. Статьи у него
замечательные. Но выводы, к которым он подводит читателя, зачастую
неверные.

Например, он пишет:

Здесь должна быть какая-нибудь мораль, но я её забыл. « »

Поинтересовавшись, какие же все-таки выводы следуют из написанного,
я получил ответ:

Ну посмотрите, кто умирает в грязи, а кто царит на верху социальной пирамиды. Вам это нравится?

И вспомнил, что такая постановка вопроса мне что-то, о чем я написал
чуть выше, очень сильно напоминает.