Проза

Ранними весенними утрами рынок просыпался первым. Сумеречный воздух наполнялся запахом подтаявших за зиму отбросов. Бомж Слава - элита среди местных отщепенцев, имеющий койко-место в пристроечке к вагончику охрану, вяло долбил лед у ворот, тщетно пытаясь подцепить на кончик лопаты копченую голову сельди.

Дмитрий Филатов. Дворник. сайт

Славе было плохо от перепитой паленой водки, купленной им накануне вечером у мамы Розы - усатой азербайджанки, со страшным, как божья кара, лицом, но с понимающим, внутренний трепет алкоголика, характером. В глазах у Славы плыли бурые круги, пальцы отказывались держать лопату, вчерашняя сивуха - плющила и вынимала нутро. Старуха с косой стояла рядом, приветливо лыбясь, оценивая пустыми глазницами синюшное лицо Славы по своему таинственному тарифу. Славе, обязательно надо было работать или хотя бы, делать вид, - ожидался приезд администратора всея рынка, его тезка, мужик серьезный и волевой, не прощающий любой малой оплошности. Слава же терять место в пристроечке сделанной для дворницкого инвентаря никак не хотел. Он с присущим ему усердием и тщанием утеплил ее перед зимой, собранными на местных свалках тряпками, разной ветошью, прокладывал картонными коробками, закрепляя проволокой и брусочками различной величины. Эти брусочки он отстоял на стройке, где они лежали в груде мусора, в схватке с двумя рычащими пенсионерами, решившими подобрать их для своих огородов. Схватка была продолжительной и трудной, но бился Слава с остервенением бывалого солдата, идущего в бой за Родину - не щадя живота своего.

Помятый, но не побежденный, он закончил свою хибарку, как раз перед наступлением первых морозов. По-царски перезимовав в новой квартирке, Слава получал, ко всему прочему, зарплату как дворник.

Где-то там, в рядах среди слипшихся от ночного мороза контейнеров, слышались голоса продавщиц, открывающих свои побитые ржавчиной "магазины". Тут же вспомнилось о пиве. Мысль эта резанула по желудку, отозвалась пожаром в каждой кишке и навязчивой занозой застряла в голове.

Слава плюнул в сторону одинокой фигуры с косой, но слюны не было. Не в силах противиться выработанному инстинкту, как собака Павлова, он двинулся на звук открываемых железных дверей, пытаясь вспомнить какую сумму, может составлять, заныканная вчера в носке мелочь. Купив заветную бутылку у вечно чем-то недовольной продавщицы Нади, Слава забился в промежутке между глухим рыночным забором и начинающимся рядом контейнеров. Сразу пить не стал - бутылка с дымком из горлышка сама по себе лечила, ее наличие изгоняло дрожь в конечностях и вселяло тихое умиротворение. С первыми глотками, вливаемой внутрь амброзии, мир начал обретать светлые тона, резкие звуки перестали царапать слух, и костлявая фигура с косой смылась невесть куда.

Обманув таким образом давно отданную зеленому змию душу, Слава приободренный поспешил демонстрировать образцово-показательное выковыривание, зарвавшейся селедочной головы.

Взошло солнце. Рынок заполнялся людьми, и по всему было видно, что через час, другой, здесь состоится вавилонское столпотворение.

Приехал администратор рынка, Славин тезка, дородный, дорого одетый тип с бульдожьей физиономией. По-хозяйски провел осмотр своих владений, окруженный несколькими охранниками в камуфляже, недовольно тыкая холёным перстом с тяжёлой печаткой в непорядок. Охранники со степенностью мажордомов кивали не то пальцу, не то непорядку, изредка говоря одно слово "сделаем".

После визита администратора, несомненного небожителя и двоюродного брата тамошнего владыки, с тараканьей проворностью стал появляться бедовый народ.

Пришла, как на работу, Людка - замызганное существо с багровым лицом душегуба, чинно раскланиваясь с такими же, как она братьями по разуму, заглядывая в каждый помойный бачок в поисках пивной бутылки или огрызка яблока, брошенного щедрой детской рукой. К вечеру она будет валяться между мусорной кучей и забором, блаженно улыбаясь и пуская слюну, наслаждаясь собственным счастьем.

Приплелся давний Славин товарищ и собутыльник - Валенок, человек тихий с глазами, как у побитой собаки. Бочком, обходя любого человека в форме, прилежно спрашивая у галдящих хозяек контейнеров, нужна ли высококвалифицированная недорого оплачиваемая помощь в погрузочно-разгрузочных работах. Валенок слыл интеллигентом, - поговаривали, что раньше он был первоклассным хирургом, имел достаток и семью.

Рынок утонул в повседневной толчее и шуме, часто преодолеваемых гортанными выкриками не умеющих тихо разговаривать продавцов с юга. Горланя, они расхваливали свой товар, стараясь перещеголять друг друга. "Дэвушка, дэвушка, покупай дорогой! Нэ яблоки - мед". И если девушка проходила мимо, брезгливо сморщив усеянный веснушками носик, бросали ей в спину несколько фраз на своем языке, вызывая взрыв хохота у земляков. Домовитые хозяйки с большими пакетами, разглядывали приглянувшийся аппетитный кусок мяса или хищно раскрывающую пасть, серую в солнечных зайчиках щуку, деловито расспрашивали о качестве продуктов, покупали и степенно отчаливали от прилавков, как большегрузные корабли от пирсов.

У выхода, толкаясь и нервно куря, стояла горстка профессиональных клептоманов с обесцвеченными от наркоты глазами, тихо решая у кого сегодня купить пару чеков. Рынок есть рынок: при наличии денег здесь можно удовлетворить кое-какие потребности.

Две девочки - подростки в яркой боевой раскраске индейцев, вышедших на тропу войны, вышедший на тропу войны, корчили на своих пэтэушных рожицах вид давно все познавших взрослых, циничных волчиц. Напротив, у туалета, стояла потраченная молью молодая женщина с неискренним выражением простоты и невинности на усталом лице. Ее сутенер в стороне активно торговался с темпераментным торгашом южных кровей.

Среди шевелящейся людской массы выделялась гороподобная фигура охранника о чём-то задумавшегося охранника.

К вагончику охраны, вернее к пристроечке, неказисто прилепленной к нему, неспешно подошел Валенок и осторожно постучал, поддерживая пакет за пазухой.

- «Не заперто». Гость перешагнул порог и оказался в полутемной сараюшке, заставленной метлами, лопатами, скребками. На коротком топчане сидел Слава и помешивал в сковородке нехитрую снедь, состоящую из дешевой лапши из брикетов, картошки, обрезков колбасы и черт знает чего еще. Гость хмыкнул, вытащил из-за пазухи поллитровку и пакет заветренных бутербродов с сыром, скончавшихся своей смертью от старости за стеклянным прилавком.

- Паэлью, Вячеслав Степанович, готовишь, - спросил интеллигентный Валенок у хозяина. Славе всегда было приятно, когда друг называл его по отчеству, если б не он, то и отчество скорей всего забылось или потерялось, как всякая ненужная вещь.

- Паэлью готовят испанцы - это их национальное блюдо, так окрошка всякая на сковороде. - А-а, сконфузившись, протянул хозяин, не то, оттого что не знал имя отчество гостя, не то оттого, что понятия не имел ни об испанцах, ни об их национальной жратве.

Усевшись около импровизированного стола, открыв бутылку с подпольным азербайджанским зельем, чокнулись и выпили.

- А как, твое настоящее имя Валенок, а то столько знакомы, ты меня по батюшке кличешь, а я как-то не по-людски. Гость, отклонившись, посмотрел на хозяина.

- В нашем мире мало, чего от настоящего осталось. Вот едим мы с тобой ненастоящую паэлью, пьем ненастоящую водку, стол у нас импровизированный, да и домом назвать это строение невозможно. Ни к чему в этом месте иметь настоящее имя.

- Ну, а как тебя звали, когда ты раньше животы больным резал?

- Никаких животов я не резал, моя специальность была - микрохирургия глаза, а звали меня, Пущин Евгений Александрович, вот так-то.

- Пущин, Пущин, - как будто попробовав, незнакомое имя друга на вкус - проговорил Слава, а как сюда тебя занесло, сглазил кто?

- Можно сказать и так - сглазили, свою монографию с коллегой не поделил, он меня-то и …, ну да, что вспоминать, дело прошлое, Бог ему судья.

- Да, Бог все видит…

- Видит, то он видит, только с высоты птичьего полета, наш рынок совсем иначе представляется, нежели с земли. Ряды контейнеров, должно быть, похожи на ребра, как будто специально их так поставили, а среди них черная масса копошится - тля человеческая, тут же жрет, испражняется, любит. От такой картины гиблой не только Господь отвернется.

Слава призадумался над неожиданным сравнением собутыльника, тяжело вздохнул, видимо представив все в своем воображении достаточно отчетливо, помолчал и тихо, как будто оправдываясь, произнес: "А я, Александрович, ни разу в церкви не был. Я ведь детдомовский, а там, на уроках любовь, комсомол, весна, а после - холод перловка и воспитатели. И туда тебе я скажу, Господь наш вообще не заглядывает".

- Сирот, Степанович, никто не любит, а сейчас Господь не в каждой церкви живет, в иной божьей благодати ни зернышка не сыщется. Если желание есть, то тебе в монастыре побывать надо. Там дух Господень имеется, народ там мирный, честный, нахрапом, как наши рыночные, не умеют.

Слава помолчал, прикидывая, когда будет у него возможность выбраться за город, где как он слышал, отстраивался добрый десяток лет мужской монастырь.

- Спасибо за стол Степанович, засиделся я у тебя, пора мне - проговорил Валенок вставая; Сегодня Олега-охранника смена, а я еще в обед обещал ему "профсоюзные", десять рублей отдать, с тебя он не берет, ты на ставке считаешься, а с нашего брата поденщика - обязательно.

Вечерело, рынок быстро пустел, сворачивался, запоздавшие хозяйки торопливо делали необходимые закупки. Стайка воробьев беспризорников, не боясь редких покупателей, устроили свару, шумно чирикая, дрались, из-за недоеденной кем-то корки хлеба.

Валенок, выйдя из Славиной хижины, огляделся, ища слоноподобную фигуру охранника, носившую с подачи того же Валенка, прозвище Шикельгрубер. увидел, и побрел в его сторону обреченной квелой походкой, сжимая в кулачке, зеленую, мятую - перемятую бумажку.

Подойдя осторожно к горе мяса, одетую в камуфляж он по-сиротски протянул ей купюру, что-то нескладно бормоча и извиняясь.

- Чёё? - ответствовала гора, обнаружив неожидаемое от нее умение говорить, - а я думаю весь день, мозги ломаю, кто мне еще взнос за сегодня не отдал, а это Валенок - загрубил, ты че интеллигент рамс попутал, во сколько надо отдавать? А щас?

Охранник, знавший, видимо, только один метод воздействия на ближних своих, коротко и сильно ударил провинившегося резиновой дубинкой по голове.

Не ожидавший такой развязки, Валенок упал, как-то боком, как падают марионетки, когда кукловоды опускают держащие игрушечные тельца и руки - нити, нелепо распластав от себя руки. Как ни в чем не бывало, развернувшись от наказанного, охранник неспешно пошел закрывать входные ворота.

Бомж Слава вышел из своей сарайки на вечерний, ежедневный моцион, размазывать грязь метлой в рядах между контейнерами. Внезапно остановился, увидев лежащего Валенка. «Выпили всего ничего», - подумал он, но смутная тревога, возникшая от неестественной позы лежащего в грязной весенней жижице тела, побежала холодком по спине. Слава потряс осторожно за худое плечо товарища, повернув его на спину и увидел, что левая сторона лица превратилась в отечное кровавое месиво, изменившее до неузнаваемости мертвое лицо Валенка, а правый глаз остекленел и укоризненно - непонимающе смотрел в равнодушное вечное небо.

Слава вскочил, заметался, не зная, что делать остановился и потрусил к вагончику охраны.

Время изменило свой естественный ход для него, то ускоряясь, то тягуче тянулось, превращая последующие события в дурной сон.

Приехал, вызванный небожитель, дал короткие распоряжения: "Бомж без паспорта, пьяный, поскользнулся, ударился, вызвать ментов, всех уволю", хлопнув дверцей джипа, рванул с места, скрылся в потоке машин.

Милицейская труповозка, толстозадые сержанты с ленивой равнодушной походкой, рыжий летёха с бесцветными на выкате глазами - эксперт одним словом, все это закончилось.

Слава сидел на своем коротком топчане, и хибарка не казалась ему больше маленькой, теплой и уютной. Мир раскололся на привычно плохой и страшный, почернел, стал похож на одиночную камеру.

Встав и быстро собравшись, прихватив тряпичную сумку с одному ему нужными вещами, Слава вышел из своего убежища и направился к рыночным воротам. У ворот его остановил рыжий эксперт и, глядя в глаза, не моргая, вкрадчивым голосом спросил - "Слышь, метла, а как на самом деле было-то, может это ты с ним не поделил чего, и куда ты собрался на ночь глядя?" Слава, переступая с ноги, на ногу насупившись, ответил: "Ничего я не видел. Собрался в монастырь, потому что нет здесь больше людей и доброты человеческой, - так, тля помойная жирует..." Толкнув железную калитку, пошел вверх по улице в сторону монастыря, не оглядываясь.

Вслед ему смотрел рыжий лейтенант, рядом с ним стояла костлявая с косой, провожая безглазым взглядом, растворяющуюся в темноте фигуру.

Дмитрий Филатов. Церкви. сайт