Онтологические прогулки

 

 

 

 

Среди переводчиков Писания с древнееврейского на современный им русский немало незаурядных личностей. Но столь экзотическая, пожалуй, одна. Священнослужители, профессора духовных академий, митрополит — всё к месту, и споры и распри. Но эмигрант, осужденный, раскаявшийся, вернувшийся и прощенный, собратьями, разумеется, осужденный, делавший всё не так, как другие! Верные слуги царя и отечества поступают, как следует поступать верным слугам царя и отечества. Присяжные их враги действуют, как действовать должно врагам. А здесь?

 

Дед священник, отец чиновник. В.И. Кельсиев (1835-1872) учился в Императорском коммерческом училище за счет Российско-Американской компании, а изучал языки, слушал лекции на восточном факультете Санкт-Петербургского университета. Параллельно: Н.А. Добролюбов, Н.С. и В.С. Курочкины. В 1858 г. отправился бухгалтером на Аляску, с корабля сошел в Плимуте. Так, пожалуй, всю жизнь, что ни делал, не завершал, куда ни ехал, не добирался.

Русский эмигрант в Англии? Сила притяжения! Значит, А.И. Герцен, Н.П. Огарев, М.А. Бакунин. В семье Герцена давал уроки русского языка его дочери. Вольная русская типография, «Колокол», и — старообрядцы: самобытность, потенциал антиправительности, материалы по истории раскольничества, по фальшивому турецкому паспорту едет в Петербург и Москву.

 

 

 

«Загадочным человеком» его Н.С. Лесков назовет, а А.И. Герцен в «Былом и думах» (ч. 7, гл. 1) расскажет: «Весной возвратился из Москвы и Петербурга Кельсиев. Его поездка, без сомнения, принадлежит к самым замечательным эпизодам того времени. Человек, ходивший мимо носа полиции, едва скрывавшийся, бывавший на раскольничьих беседах и товарищеских попойках — с глупейшим турецким пассом в кармане — и возвратившийся sain et sauf [здоровым и невредимым, фр.] в Лондон, немного закусил удила».

 

Герцен Кельсиеву льстил. Тот закусывал удила и много и часто, чем дальше — сильнее и чаще. При поддержке Н.П. Огарева для пропаганды социалистической идеи среди широких народных масс в качестве приложения к «Колоколу» была основана газета «Общее вече». Выходила два  года: свобода вероисповедания, русский  самобытный общинный социализм. Широкие народные  массы в лице епископа Пафнутия (Овчинникова) наложили старообрядцам (на них,  в первую очередь, и было рассчитано «Общее вече»)  запрет на отношения с безбожниками. Но газеты «нигилисту с религиозными приемами»,  который «от постоянной критики всего общепринятого… раскачал в себе все нравственные понятия и не приобрёл никакой нити поведения» (А.И. Герцен), было отнюдь недостаточно. Оставив жену с дочерью на попечение А.И. Герцена, он оправляется в Австро-Венгрию, где его принимают за русского шпиона и вынуждают покинуть страну. Оттуда — в Константинополь, затем — в Тульчу на Дунае, близ русской границы, где основывает коммуну.

 

Он бежит  от судьбы, а судьба его догоняет. Идеи вспыхивают и гаснут, дела, как вода, уходят в песок. Ему нужны все, ему нужно всё, в результате ни на что он не годен, никому он не нужен. Умирает брат, он начинает пить, оставляет коммуну, бежит на Балканы, в Задунайские княжества, умирают дети, жена, он сам им выкапывает могилы, хоронит, бежит в Вену, путешествует по Венгрии и Галиции, пишет корреспонденции, очерки, публикуя в русских газетах. В тоске и отчаянии прибывает в Скуляны, в Бессарабии, сообщает, что эмигрант, пишет, находясь в тюрьме, «Исповедь», отрекается от нигилизма. Александр II, прочитав, дарует прощение.

 

Последние пять лет жизни убегает от прошлого: женится, пишет этнографические очерки, исторические повести, публикуя в славянофильских и консервативных изданиях, пьет, впадает в апатию, в возрасте 37 лет судьба окончательно его настигает.

 

Он  многое в мире страстно желал изменить, свое противопоставить привычному, компромиссному, в том числе, это для знавших его не было странным, желал сделать иной, чем замыслил Синод, перевод Пятикнижия. В 1860 г. под псевдонимом Вадим была издана «БИБЛІЯ. СВЯЩЕННОЕ ПИСАНІЕ ВЕТХАГО И НОВАГО ЗАВѢТА. Переведенное съ еврейскаго независимо отъ вставокъ въ подлинникѣ и отъ его измѣненій, находящихся въ греческомъ и славянскомъ переводахъ». В предисловии ниспровергатель устоев, переводчик-максималист писал: «Задачею предлагаемаго труда поставили мы себѣ возможно точный переводъ Библіи. Мы хотѣли доставить всѣмъ и каждому возможность имѣть подстрочный переводъ еврейскаго подлинника, и по этому переводу изучать и изслѣдывать писаніе, въ полной увѣренности что переводъ есть ближайшая, почти фотографическая копія текста». Образцом для перевода Вадима, по его признанию, послужила работа А. Бениша, в 1851 г. выпустившего перевод Писания на английский язык

«Образцомъ подобнаго перевода служилъ намъ англійскій переводъ доктора Бениша, чтеца въ Лондонской Синагогѣ. Онъ сдѣлалъ свой переводъ для своихъ соотечественниковъ англійскихъ евреевъ, и, согласно съ уваженіемъ, которое питаютъ евреи къ буквѣ текста, онъ перевелъ его слово въ слово. Точность этого перевода изумительна».

 

Вот где собака зарыта! Что под влиянием Бениша переводит В.И. Кельсиев? Бениш переводил для «англійскихъ евреевъ», следовательно, переводил он Пятикнижие, первую книгу ТАНАХа. Следуя за ним, стремясь к «фотографичности» текста, что само по себе невозможно, а упрямое стремление к этому просто наивно, В.И. Кельсиев переводит для православных (!) не Ветхий завет, но ТАНАХ. Понятно, что его христианину читать не зазорно, равно как еврею — Ветхий завет. При этом и тот и другой ясно должны сознавать, что читают. Посему греческий перевод может быть призван для понимания темных мест в ТАНАХе, но не с решающим голосом! В  то же время, переводя Ветхий завет с иврита, не учитывать Септуагинту и под ее влиянием возникшую русскую традицию, никак невозможно! Одним словом, ТАНАХ и Ветхий завет, как в оригинале, так в переводе, — разные книги, очень близкие, во многом почти всегда совпадающие, и все-таки разные.

 

Поэтому в моем переводе, как и в любом ином переводе ТАНАХа на русский, Хава и Ноах, точно передающие звучание имен на иврите, единственно возможные имена, которые в Ветхом завете на русском не слишком уместны. Не сознавая разницы между ТАНАХом  и Ветхим заветом на русском (несть эллина и иудея!), становясь на ходули, пишет В.И. Кельсиев: «Мы знаемъ какъ многіе не довольны будутъ за то что мы писали еврейскіе имена, такъ какъ онѣ произносятся по еврейски а не такъ, какъ принято ихъ произносить въ церковныхъ книгахъ. Но, опять таки отвѣчаемъ, не наша вина. Библія говоритъ не объ Авраамѣ а объ Абраамѣ, не объ Моисеѣ а объ Моше». По этому поводу протоирей М.С. Симонович, откликнувшийся на перевод Вадима, писал: «Не знаю, много ли выиграетъ свобода изслѣдованія отъ того, что Ной названъ Ноахомъ, Ева — Хавою, Исаакъ — Іицэхакомъ, Моисей — Моше, и т. д. Но вѣрно то, что ни одинъ изъ переводовъ Библіи на новые европейскіе языки не держится Вадимова произношенія, и справедливо».

 

Отмечая трудности, его поджидавшие, В.И. Кельсиев ссылался, и справедливо, на неготовность русского литературного языка принять в себя новый-старый, тем более, хорошо знакомый на параллельном  литературном — славянском, текст Святого Писания. Особенно в сравнении с европейскими языками. «Перевести библію на нѣмецкій или на англійскій гораздо легче чѣмъ перевести на русскій. Нашъ языкъ до того не привыкъ къ библейскимъ оборотамъ, къ библейской рѣчи, необходимо полной гебраизмовъ, что мы почти на каждомъ стихѣ встрѣчали неодолимыя препятствія. Всѣ эти выраженья, такъ дико звучащія для русскаго уха, ни чуть не странны, когда вы встрѣчаете ихъ на англійскомъ или на нѣмецкомъ. Стоитъ раскрыть Лютера или Узаконенный Переводъ въ любомъ мѣстѣ, чтобъ увидѣть все множество исключительно библейскихъ выраженій, ни чуть не поражающихъ своей странностью. По русски это-же самое выходитъ дико и насильственно. Причина этого понятна. Европейскіе языки выросли, развивались и даже, можно сказать, родились переводами библіи. Почти вся европейская литература ведетъ свое начало съ реформаціи. Оттого и библейскій языкъ для нихъ свой; онъ имъ легокъ, и понятенъ. У нихъ есть по десяти переводовъ библіи для каждаго языка».

 

Осознавая, что язык-преемник библейского текста под его пером выглядит весьма странно (протоирей М.С. Симонович привел множество примеров не совсем русского из перевода Вадима), В.И. Кельсиев писал: «Мы хотѣли прежде всего точности перевода, его возможно большей вѣрности съ подлинникомъ, и потому, рѣшились даже слѣдовать еврейскому словорасположенію. У насъ не было готовыхъ ни языка, ни выраженій, ни образца и потому можетъ быть мы впали въ крайность».

 

И чуть далее: «Мы на одномъ настаиваемъ и одного желаемъ отъ перевода обѣщаннаго въ Россіи — это свободы отъ церковныхъ словъ и свободы отъ LXX толковниковъ. Они потеряли свой смыслъ, стали мертвою буквой и затемняютъ дѣло. Пора преданій прошла, нужна свобода изслѣдованья, а независимый переводъ дастъ ей возможность возникнуть въ Россіи». 

Оценивая работу Вадима, протоирей М.С. Симонович писал: «Почти фотографическая, какъ выражается Вадимъ, точность перевода Библіи, конечно имѣетъ извѣстныя достоинства, но по исключительности своей она едва ли терпима: для того, чтобы понимать подобный переводъ, нужно быть хорошо знакомымъ съ духомъ еврейскаго языка».

Приговор переводу был однозначным, и нельзя не признать, справедливым. Даже А.И. Герцен счел его неудачей. Время приговор не оспорило, и, тем не менее, стремление В.И. Кельсиева вторгнуться в Святое святых Русской православной церкви следует оценить. Во всяком случае, А.И. Герцен считал, что перевод Вадима ускорил работу над Синодальным. То, что и в этом начинании В.И. Кельсиев потерпел неудачу, видимо, было предопределено характером человека, всей не слишком задавшейся его судьбой.

И все же работа его была не напрасна. Хотя бы потому, что еще раз подтвердила: перевод вообще, Писания в первую очередь, — это осторожный, напряженный поиск золотой середины, гораздо более опасный, чем впадание в крайности, поиск, подобный сказанному об исполнении  заповедей:

 

 

Не отмечая нелепиц (охотников этого сделать было достаточно) и особенностей перевода В.И. Кельсиева, отметим, в частности, что тетраграмматон он передает словом Сущий, что предпочел слову Египет транслитерацию ивритского Мицраjим (именно так, с заимствованной буквой), предпосылал отдельным главам своего перевода заглавия. Так, во Второзаконии 5-я глава названа «Повтореніе десяти заповѣдей», а 6-я — «Обязанности къ Богу». Должен прокомментировать и один стих своего перевода. Следуя за крайне лаконичным оригиналом, я перевожу: «ненавидящих Меня помню, караю за вину отцов детей до третьего и до четвертого» (5:8), в комментарии разъясняя, что имеются в виду третье и четвертое поколения, которые за вину отцов карает Господь.

 

Кстати, топонимы в  своем переводе я даю, игнорируя русскую традицию, максимально близко звучащими к оригиналу. В черновых вариантах был и Мицраим. Почему сменился Египтом? Не ложился в текст, не прижился!