Онтологические прогулки

                                                                                                                            Михаил Ножкин

Новое, которое возникает снова, уже не вновь. Это уже не новое, а то, что уже было. Новое противостоит не столько старому, сколько повторению – поскольку старое есть то, в качестве чего определяется событие, не прошедшее проверки на новизну. Проверка предполагает место, в которое новизна помещается в ее процессе – а это значит, что любая новизна уже предвосхищена уготованным ей местом и таковой не является.

Новизна здесь функционирует как перманентный провал: утверждая себя, она себя теряет. И как перманентный обман: декларативная необходимость новизны скрывает, репрессирует эти провалы.

Такую новизну предполагает линейное время. Последнее, поскольку оно линейно, всегда уже закончено. Бесконечный луч виден только как отрезок, поскольку он задается своим определением, лежащим вне его актуальной длительности. Апория стрелы, фактически долетающей до конца своего пути и теоретически («по праву») бесконечно летящей, переворачивается: история давно уже закончена, но фактически это никак не произойдет. Мы продолжаем жить, хотя это невозможно.

История – это переживание конца истории. Конечность времени – это присутствие в безвременье. Придание оформленности вещи, идея отличной от нее формы оборачивается музеем забальзамированных тел, которые, к тому же, продолжают жить.

Зомби, которые знают, что они зомби, уже не зомби. Но еще и не живые. Они переживают свою посмертность – либо бегут от этого переживания, что, понятно, является другим способом того же переживания. Как тянется время для зомби? Как отсутствие времени, как память об отсутствующем.

У нас нет времени, но есть память. И нет будущего, поскольку любое будущее, о котором можно сказать, что оно есть – уже прошлое.

Будущее должно быть неопределенным. Но и не результатом эмерджентного скачка, полностью пересотворяющего мир – поскольку в этом случае будущее также не возникает, время дробится на вспышки мгновенных вечностей.

Форма дерева определяется внешними условиями. Чтобы получить больше света для фотосинтеза и тепла, верхушка тянется к Солнцу. Сильные ветры пригибают к земле, это облегчает сопротивление. Но у дерева нет однозначно заданной структуры. Оно растет – постоянно, каждым своим элементом. И то, в какую сторону он растет и какую форму принимает, диктуется конкретными окружающими его условиями. У каждого из элементов – свое будущее. И своя память.  

Общее время задается часами. Чем-то внешним по отношению к собственно времени. Размерность, на которой построены часы – вневременна. Часы – для зомби: они спешат к назначенному времени и расстраиваются, опоздав. Это расстройство – переживание неудачи своего успеха. Рассогласования со случившейся исполненностью времени и торжеством прогресса. Прогресс подарил нам поезд, а поезд ушел. Мы опоздали.

Ты стоишь на перроне и глядишь вслед последнему ушедшему поезду. Напеваешь себе под нос: «Опять от меня сбежала…». Это конец времени. И начало другого.

Когда нет часов, просыпается время дерева. Оно может расти во все стороны, возвращаться назад, не узнавая своего начала, и закручиваться спиралью. Может раскидываться кроной возможностей. Это время нельзя измерить, нет ничего вне его. У него нет конца и нет средств обнаружения его начала.

Это время не знает повторения. Повторяется то, что (вос)производится. Например, штампуются фотокопии. Художник, перерисовывающий картину известного мастера, пусть даже с фотографической точностью, не повторяет ее, а пересоздает. Хотя это уже, естественно, получается другая картина.

Разница заключается в способе создания. В процессе ручной сборки образца выявляется алгоритм такой сборки. Этот алгоритм использует конвейер – как нечто, что можно отделить от самой вещи.

Это «нечто» - каркас, форма, структура, закон существования, отличный от самого факта существования. Он определяет вещь как таковую, предполагая возможность ее соотнесения с другими вещами и невозможность новизны. Новизна здесь стоит перед альтернативой «новый элемент/новая комбинация старых элементов», в рамках «элементарной» логики, логики повторения.

Суверенностью называется то, что дает закон своего существования самому себе. Вот есть гражданин – он живет себе спокойно, повинуется установленным в государстве законам, и этим повиновением определяется в своей сущности. Вот есть монарх – он устанавливает для государства законы, и этим установлением определяется в своей сущности. Вот есть анархист – он борется против государства и законов, и этим отрицанием определяется в своей сущности. А вот есть анарх – он не борется против государства и законов, но и не зависим от них. Он ничем не определяется в своей сущности, у него ее нет.

Это не значит, что он пуст, хотя можно сказать и так. Он устанавливает законы для себя сам, но постоянно превосходит себя. Он переходит за собственные пределы не к какому-то новому образованию и даже не просто совершает негативную работу преодоления, поскольку переходимые пределы конституируются самим фактом перехода. Значит, сам факт перехода может быть осознан лишь как уже произошедший, и это осознание будет неадекватно. Но он может быть ухвачен и в своем порыве – как то, что вот-вот произойдет.

Такой переход – не что-то такое, что можно ухватить и обозначить. Это что-то, что можно лишь продемонстрировать и осуществить, поскольку демонстрация совпадает с осуществлением, а симуляция – с подлинностью. Каждый раз, когда к нему пытаются подойти, его осуществляют. И этот каждый раз – заново. Но не снова. И поэтому – вновь.

Такой переход и есть – суверенная новизна. Она не предполагает соотнесения и повторения. Ее время – это время свободного роста, а не линейного движения. Прошлое существует в виде оценки наличной ситуации, «исходных данных». Будущее – веером возможностей. Хотя, поскольку процесс идет непрерывно, это все, во-первых, столь же непрерывно изменчиво и не может быть представлено в виде различимых и ограниченных конгломератов, а во-вторых, совершенно не важно.

Дерево – не вполне корректная метафора. У дерева есть зоны: ствол, корни, крона, боковые побеги. Дерево дифференцировано и иерахизировано, свобода роста его элементов, помимо внешних условий, сильно ограничена общим функционированием организма, той ролью, которая выпала этому организму в нем. Лучше – ризома. Корневище, где принципиально равноправные элементы реализуют проект себя в пространстве «коммуникации» процессов превосхождений.

Ризомное время – это время, идущее во все стороны сразу. Это не значит – никуда. Просто то, куда оно идет, определяется в миг, непосредственно предшествующий «шагу». И таких «шагов» много.

Это не вневременность. Это снятие оппозиций – и коль скоро время может существовать лишь на фоне вечности, времени здесь нет. Но поскольку само время в своей неуловимости длится вне наших попыток его догнать – время здесь есть.

Зомби живут на руинах (культуры). Доступ к культурным камням есть, но есть их нельзя. Они не нужны. Люди разбредаются по полянам, в которые превратились городские площади. Трава растет из камней своей памяти.

У дзен-буддистов есть такой образ. Выпуская стрелу, мудрец должен уже достичь мишень и стать ею. Тогда он не промахнется, поскольку выстрелит в себя. Цель должна быть уже достигнута, чтобы она была достижима. Процесс ее достижения – полет стрелы – исчезает за ненадобностью. Но этот процесс есть то, что конституирует мишень и выстрел. Поэтому нужно отождествиться с полетом стрелы – тем, что конституирует все, ничему не тождественно, но и не отлично как нечто положительное от этого всего. Можно это назвать нирваной в противоположность сансаре (которая «все»). Или – суверенностью.

Дзен-буддизм призывает не столько менять свои занятия, сколько по-другому относиться к ним. Быт сохраняется. Линия времени не оказывается невозможной – ветвь может расти и по прямой. Но эта прямота не задана. Она осуществляется имманентным движением ветви.

Можно переместиться по воздуху, став полетом стрелы, на расстояние этого полета. Значит, и на расстояние хода поезда. Поезд тебе уже не нужен. Ты не опоздаешь. Не существует ничего, кроме той точки, в которой находишься ты, вместе с той «памятью», которая в ней содержится в данный момент. Эта точка находится в движении. Собственно, она – размазанный след. Будучи смазанной, она указывает лишь на собственную пустоту.

В силу этого самоуказывающего характера, пройденный путь самозачеркивается.