Онтологические прогулки

 

 

 

4

Торите путь Господу

 

Глас вопиющего в пустыне

 

 

И в другом месте, словно отзываясь на призыв человека, Господь повторяет:

 

И еще раз, словно не в силах расстаться с любимым мотивом, пророк призывает:

           

            Со всех сторон Иерушалаим окружают холмы и горы, в одних местах круто, в других полого обрывающиеся долинами, редко — широкими, чаще узкими. По горам, холмам и долинам — вытоптанные тропы, тропинки, пути-дороги. По ним идут редкие путники, по ним беззвучно шагают в пыли тихие, покорные животные, неприхотливые, рожденные в этих местах и для этих мест. Осел незаменим, он пройдет там, где лошадь не поднимется или увязнет. Три раза в год со всех сторон идут в Иерушалаим паломники, как заповедано. Они утаптывают тропы, делают шире пути-дороги. Но порой проносится вихрь, и тогда дороги вгрызаются в мягкие скалы, тропинки становятся дорогами: идут к Иерушалаиму воины воевать, взрывать, долбить стены. 

            Война римлян — это прокладка дорог. Легионы тяжелы, широки, перед ними идут прокладывающие пути. Не одну страну римляне завоевали, дороги построив. Порой кажется, что не манией завоеваний, а манией прокладки дорог были они одержимы. По некоторым и до сих пор ездят. Хоть прошло без малого два тысячелетия. Завоевания позабылись. Дороги остались.

            В древности, столь  глубокой, что и римлян строителей-завоевателей еще не было, путь царю торили сотни гонцов. Дол и низины возвысить они не могли, равно как сделать холмы и горы низиной. Но, глядишь, где-то кривое спрямили, срыли маленький холмик, одним словом, что-то там протоптали.

            Повторим: ни с одной стороны к Иерушалаиму не пройти-не проехать путем прямым. Как не пойдешь, не поедешь: горы — низины, холмы — ущелья. Отсюда понятен образ, с которого начинается «послевавилонская», «утешительная» часть, приписываемая гениальному поэту-пророку, решившему не укрыться — облечься великим именем. Как бы то ни было (подробности нам никогда не узнать), но своего он добился. И всё потому, что был достоин бессмертия.

            К чему призывает голос? Торить Господу путь, ровнять Богу дорогу.  Дважды синонимичными выражениями сказано одно и то же: перед читателем традиционный параллелизм — краеугольный камень танахической поэзии, с наибольшей силой, убедительностью и последовательностью проявляющийся в Теѓилим, самой поэтичной книге ТАНАХа.

            «Торите Господу путь, ровняйте в пустоши нашему Богу дорогу». Наверное, здесь стоит поставить восклицательный знак, но главное — к кому пророк обращается? К человеку? Слишком сомнительно, что он в состоянии изменить рельеф столь радикально, превратив горы-холмы, созданные Творцом, в долину.

            Но сколь бы закоренело материалистически не был настроен читатель, ему ясно: возвышенное станет ниже, возвысится — низкое. Образ прозрачно понятен: перед славой Господней всё станет ровным и равным, перед ней нет ни царя, ни раба, ни бедного, ни богатого, ни мудреца, ни глупца. И вслед за этим явится слава Господня, т.е. такое проявление Господа, которое в наибольшей степени внятно каждому человеку, даже отнюдь не пророку. Поэтому второй стих этого фрагмента («Возвысится дол, гора и холм станут ниже,// станет прямой крутизна, горы — долиной») в той же степени соотнесен с первым (ответ на призыв торите-ровняйте), как и с третьим, объясняя, что есть слава Господня.

            Всё сказанное до сих о трех интересующих нас стихах, относится к категории вещей очевидных. А теперь о второй части последнего процитированного стиха. Всё дело в скромном предлоге, который по заведенному среди предлогов во всех языках обычаю может иметь массу значений. В данном случае речь идет о том, в каком из двух значений выступает предлог ки: «ибо, так как» или «что».

            Вариант первый. В результате явления славы Господней увидит каждая плоть, ибо уста Господа изрекли. Иными словами: Господь изрек-повелел, и каждый человек видит славу Его, которая явлена в том, что горы и долы изменят свое природное естество.

            Вариант второй, грамматически более вероятный: Увидит каждая плоть, что уста Господа изрекли.

            Проблематичность прочтения очевидна. Что получается? Человек увидит то, что говорит Господь? Так, именно так. Человеку дано зрением, самым убедительном способе восприятия действительности, ощутить то, что он никогда, ни при каких обстоятельствах увидеть не может! Простыми словами: каждая плоть видит то, что говорит Господь. Таким образом, сказанное Господом превращается в зримый образ, как на горе Синай.

            Вот, оказывается, что хотел нам сказать пророк, приравнявший происходящее здесь и сейчас к происшедшему там и тогда. Статус предстояния пред Господом всего народа, каждой плоти — самый высокий из всех возможных. Через пророка Моше Господь дает избранному (именно для этого избранному!) народу заповеди. Задача народа — заповеди положить краеугольным камнем своего бытия, и тем самым, благодаря своему примеру, — передать всем народам мира. В этом смысл и значение знаменитого пассажа Иешаяѓу:

 

 

        А теперь о лингвистическом курьезе, давшем заглавие главке. Знаки контилляции играют роль пунктуации. Так вот, там, где у нас двоеточие («Голос в пустыне зовет:») в глубокой древности была поставлена переводчиком точка. Благодаря ей в старославянском и русском появилась идиома, ничего общего не имеющая с оригиналом: глас вопиющего в пустыне.

 

Ничто, меньше ничтожества

            Первую же главу тот (или — те), кого принято называть Второисайя, начинает с хорошо разработанной в книгах мудрости темы, которую можно  назвать доказательством Божьего бытия. Может, то, чем довольствовался современник самого Иешаяѓу, уже не достаточно?

 

Сравним.

 

            Вечность Господа и мгновенность человека, уподобленного траве, — противопоставление и образ традиционные. Особенно явственны они в Иудейской пустыне и в Иудейских горах, где солнце с беспощадной, жестокостью в знойный полдень мгновенно выжигает живое. Этот пассаж — первое доказательство Божьего бытия. В том, что это доказательство необходимо народу, свидетельствует Голос велящий:

 

            Если первое доказательство Божьего бытия — вневременность, вечность, то второе — сила, мощь, власть:

 

Благовествующий, возвещающий голос — образ, горное происхождение которого ясно каждому, который хоть раз вслушивался в горы, где любое, самое малое слово обретает силу и мощь. Холмы перебрасывают звук, словно мячик, и он летит, возвышается, пока неведомая преграда не остановит, невидимая сеть не уловит. А может, всё дело в том, что слово сделало свое дело? Кто мог услышать — услышал, кого должно было слово достичь — того и достигло.

            И далее еще один традиционный образ — хорошо разработанный в Учении образ пастыря-пастуха. В легенде (вполне возможно, она издревле сопровождает образ Моше) рассказывается, как один ягненок отбился от стада, и пастух Моше отправился на поиски. Ягненок, которого он нашел, совершенно обессилел, и Моше, положив на плечо, принес его назад. Моше — пастух, Всевышний — Пастух: привычная, ежедневно ощущаемая метафора, одна из древнейших в языке народа, вплоть до завоевания Страны обетованной бывшего народом исключительно пастушеским.           

Переводческая ремарка. В русском языке «пастырь» и «пастух» настолько прочно осели в разных стилистических нишах, что родство между ними едва ощутимо. «Пастырь» — в нише высокого, «небесного» штиля; пастух — в нише земной. Если сегодня в русских селах еще осталась такая профессия, то, во-первых, об этой местности априори ничего хорошего с экономической точки зрения говорить не приходится, а о том, кому досталась незавидная должность:  это перед последней стадией — просить подаяние. В иврите нет «пастыря» и «пастуха». В нем редко встретишь столь категорично, как в русском, разведенные стилистические ниши.

            Характерная тенденция: от стиха к стиху в пророчестве следует умаление человека. Автор сравнивает его, да и весь мир с Творцом, к которому ничего «прибавить» не смеет. Что можно прибавить к вечному? Еще несколько тысяч столетий? Что прибавить к неизмеримой мощи Господней? Ничто не прибавишь и к безмерной Его доброте (доказательство третье). К Нему — не прибавишь. Значит, сравнивая, — убавляй. Что и делает автор, у которого стадо состоит из едва народившихся ягнят (именно таких, надо думать, пастухи отогревали за пазухой) и их матерей: «Как стадо пастух, рукою Своей пасет, ягнят собирая, за пазухой их нося,// маток водя (40:11).

            И далее следует целая серия риторических вопросов, развивающих тему безмерного величия Бога, по сравнению с которым все явственней безмерная малость Его творения — человека:

 

            Посему не только человек, но и народ — ничто перед Ним: «Вот, народы — каплею из ведра,  пылинкою на весах,// вот, острова Он пылью вздымает (там же 15). Поэтому всех ливанских лесов (ими отличен был северный сосед Израиля) не довольно для жертвенника, а всех ливанских животных не довольно для жертвоприношения: «Для огня и Ливана мало,// для жертвоприношений — животных его (там же 1:16).

            Говоря о малости, ничтожестве человека, Коѓелет сын Давида, царь в Иерушалаиме (т.е., как утверждает Традиция, царь Шломо), создал языковую формулу, соперничать с которой вряд ли кто-либо когда-нибудь сможет:

 

            Пророк, не желая соперничать с тем, с кем соперничать невозможно, решив не прибегать к явной цитате, идет иным, не менее успешным в литературном отношении путем:

 

            Последнее слово развернутого сравнения (тоѓу — полое) отсылает читателя к моменту Творения, когда, кроме неба и земли, еще не было ничего, а сама земля была тоѓу вавоѓу — полой, пустой (Вначале, Брешит 1:2). Может быть, именно ради этого слова, напоминающего, что Господь — Творец мира и человека, может, ради него пророк отказался от замечательной формулы Коѓелета?

 

Кому уподобите Бога?

            Завершив тему, но, не исчерпав ни доказательную базу бытия Господа, ни возможностей риторических, пророк переходит к традиционному обличению язычества. То, что, начиная с Учения, ни одна книга ТАНАХа эту тему никак не минует, говорит о ее актуальности. Отсюда — вопрос пророка: «Кому уподобите Бога,// образ какой с Ним сравните? (40:18)

            И — традиционное описание языческого идола, которого отливает мастер; другой золотом его покрывает, приделывает серебряные цепочки. Это — дорогой вариант. Дешевый: не гниющее дерево, мастер… Суть одна. Надо думать, в стихах, где описаны идолы (там же 19-20), отразились реалии времени. Речь идет о небольших статуэтках, которые люди приносили служителям культов. Подобные были найдены археологами на Ближнем Востоке во множестве и разнообразии.

            Ни с точки зрения содержательной, ни с точки зрения поэтической инвективы Иешаяѓу против язычества отнюдь не новы. После классического описания Теѓилим (Псалмы 115:4-9) пророки отваживались лишь выхватывать из этой картины отдельные образы. 

 

      Пророчество Иешаяѓу — важнейшее звено в непрерывной борьбе за утверждение Одного и Единого Бога, которая продолжается и сегодня. Христианство, победив язычество, языческих богов не убило, загнав в маргинальный угол народных поверий, понизив их «статус»: бывшие боги превратились в царей-королей, культурных героев.

 

Национал-социалисты находились у власти в Германии 12 лет — с 1933 по 1945 гг. И за этот ничтожный исторический промежуток ввергли протестантскую по преимуществу Германию в бездну нового язычества. Национал-социализм объявил христианство расово чуждой религией, чисто еврейская идея прощения которого ослабляет волю арийца. Созданное идеологом национал-социализма А. Розенбергом, очищенное от еврейского духа «позитивное» германское христианство отвергало весь Ветхий и большую часть Нового завета, объявляло Иисуса не евреем, но «нордическим мучеником», спасшим мир от еврейского влияния, провозглашало Гитлера новым мессией, пришедшим освободить человечество от евреев. «Античность лучше современности, т.к. она не знала христианства и сифилиса»; «совесть — это еврейское измышление, предназначенное для порабощения других рас»;  евреи виноваты в том, что принесли человечеству истинное наказание — мораль (Гитлер). 

Коммунисты правили на одной шестой части суши намного дольше. Их успехи по возрождению язычества были не менее впечатляющими. Достаточно вспомнить то ли быль, то ли легенду. В достославные времена выпало одному скульптору трудное, ответственное счастье — создать памятник великому усатому вождю. После того, как плод его вдохновений был отлит в бронзе, возник мучительный вопрос: что делать с глиняной заготовкой? Разбить? А если хранить, то как? Решение было принято воистину, хотелось по привычке сказать, соломоново. Глиняное изваяние не разбили, но сохранили, упрятав внутрь бронзового кумира.

Евреев Учение «лишает» какого-либо языческого прошлого. Еврей не бывший язычник, он, с чем историки религии не согласятся, никогда  язычником не был. Переболеть дурной болезнью язычества, от соседей заразившись, — да, разумеется, неоднократно. Но, выздоровев, став самим собой, к себе вернувшись, он еще более утверждается в монотеистическом самосознании. Учение переполнено предостережениями против язычества в любой его форме, в любом виде, по любому мыслимому и не мыслимому поводу.

Исследователи, сравнивая различные тексты, приходят к выводу, что описания принесения детей в жертву, сожжения, которые мы встречаем у пророков, скорей всего являются риторическим преувеличением. Тексты исторического и юридического характера в составе ТАНАХа повествуют не о сожжении, но проведении детей через огонь, т.е. языческой церемонии инициации — посвящения. В спор не вступая, заметим: современные язычники пошли намного дальше древних.

            Пророк видит множество разнообразных проявлений язычества: распаляющихся под деревьями, детей убивающих (57:5); видит идолов, истуканов, собранных Израилем  — «неверной женой», видит «племя буйное», по скверной дороге идущее вслед за помыслами своими (65:2); племя, жертвы в садах приносящее, на кирпичах воскуряющее (там же 3); видит в могилах живущих, мясо свиное едущих, в чьих сосудах варево гнусное (там же 4). Борьба с язычеством у пророков ведется с двух позиций. С одной стороны, отрицается какое-либо, пусть самое малое, влияние языческих божков на судьбу людей и народов, высмеивается зряшная вера человека в сотворенное самим же собой. С другой стороны, ведется неутомимое утверждение Одного и Единого Бога, определяющего судьбу людей и народов.

            Борьба против язычества изобилует иронией, сарказмом, которые куда как сильней самых грозных филиппик воздействуют на слушателя и/или читателя.

 

            Для еврейской мысли всех времен важнейшим является суд. Не может быть ни справедливого общества, ни праведного царя (в древности именно цари отправляли судейские функции), если вершится неправедный суд. Что является на суде первичным? Не судья, но — свидетели. Так вот, у истинного Властелина мира есть бесконечное множество свидетелей, которые могут удостоверить Его истинное могущество. Кто спас Иерушалаим от неминуемого вторжения Санхерива, царя Ашура? Кто спас царя Хизкияѓу от смерти, в ответ на молитву даровав ему пятнадцать лет жизни? У каждого разумного человека может быть один и только один ответ: Бог истинный, Бог, не созданный никем, но сотворивший и небо, и землю, и самого человека. Отсюда следует естественный вопрос: «Кто божество создал,// тщетного истукана отлил? (там же 10) Ответ в последующих стихах: это кузнец (12), это плотник, который делает божество «по образу красивого человека» (13). И далее — тщательно прорисованная картина рукотворности идола, акцент которой на профанноcти «побочного продукта»  жизнедеятельности человека, который рубит деревья и

 

 

            Заметим, что истукана язычник делает не из цельного дерева, его создание не главное, что плотника занимает, но делает из оставшегося после обогрева и приготовления еды, поставив в профанный ряд мнимую святость. Таково истинное положение безногого и безрукого, не видящего и не слышащего, а главное — сотворенного божества. Кто же верит в них? Глупцы, которые

 

            К кому обращена эта филиппика? К человеку? К народам? Господь обращается к пророку, через него — к евреям, через которых обращается к каждому человеку и человечеству. Потому не удивительно, что завершается фрагмент обращеньем к Израилю:

 

Имена Всевышнего

            Утверждение истинного Бога — особо сильное качество Иешаяѓу, создающего целую систему доказательств единственности Бога, Его всемогущества, несотворенности, для чего выстраивающего систему имен Всевышнего, ведь одно имя не способно определить Его, создавшего мир, в котором природа и деяния человека бесчисленны и многообразны. Теонимы — имена Бога  — играют важную роль в постижении мира, определяют «лица необщее выраженье» того или иного текста ТАНАХа.

            Познавая мир в себе и себя в мире, пророк жаждет познать первооснову мертвого и живого — Творца, пытается разъять на доступные человеку составляющие единое, цельное четырехбуквенное, табуированное имя Святого благословен Он («Я — Господь, это имя Мое», 42:8). Пророчество Иешаяѓу поражает обилием имен-определений Господа, которые являются неотъемлемой частью динамичной картины, нарисованной тысячелетними мазками, широкими, плотными и рельефными. В самом начале — целая гроздь имен: Властелин, Всемогущий Господь, Могучий Израиля (1:24). Последнее словосочетание в ТАНАХе появляется единственный раз (в пяти случаях находим словосочетание Могучий Яакова).

Имя Всемогущий Господь (о нем мы говорили в 1-ой главе) в книге Иешаяѓу встречается очень часто, и это не удивительно, ведь в ней описываются многочисленные войны с соседями Иеѓуды. Это имя-определение встречается в Теѓилим (Псалмы 24:8-10), в свою очередь, восходя к Учению, где Он назван Богом богов, Владыкой владык, Богом великим, могучим и грозным (Слова, Дварим 10:17), и «Мужем войны» (Слова, Шмот 15:3).

            У Иешаяѓу Господь является со знаменем и свистком, подобно военачальнику, который, командуя войском, поднимая руку, возносит знамя, и, созывая воинов, свистит в свисток (5:26).  

            Сила, мощь, могущество — из этих Господних качеств Иешаяѓу, ясно сознавая неисчерпаемость темы, возводит многогранную конструкцию, в основании которой единственное имя Всевышнего.

            Имя Бог (Элоѓим) пророком употребляется редко, чему найти объяснение нелегко. Элоѓим — форма множественного числа от Эль и Элоѓа. От этого корня ведет начало и арабское имя Аллах. Эль в ТАНАХе бытует в нескольких вариациях: Бог Всесильный, Бог Всевышний, Бог крепкий.

            В кабале говорится о семидесяти двух именах Бога, а в исламе, по слову пророка Мухаммеда, девяносто девять имен. Воспевание имен Аллаха, сопровождаемое танцами, — духовная практика суфиев, мусульманских мистиков. В индуизме практикуется повторение имен Бога. Но сколь бы ни множились имена-определения Господа, в их основе всегда лежит не абстрактное, но земное — опыт в познании мира. В Притчах (Мишлей 18:10) читаем:

 

 

            В основе образа — древний принцип градостроительства. Внутри города, обнесенного стеной, было еще одно укрепление, часто с возвышавшейся башней, нередко последним оплотом защитников города.

Часто пророк собирает имена Всевышнего гроздьями, а порой ритм появления имен и определений Всевышнего выстраивает пророчество, как в одном из фрагментов 37-ой главы.

 

            Молитва царя начинается с обращения, в котором гроздь имен и определений Всевышнего, первое из которых — устойчивое словосочетание Всемогущий Господь. Тем самым на первый план выдвигается ипостась Господа-Воина, что само собой разумеется в момент, когда Иерушалаиму угрожают войска Санхерива. За ним следует имя Бог Израиля, национальное имя, также естественное в устах царя во время войны. Третье имя-определение — «восседающий на керувах».

Впервые керувы (в русской традиции: херувимы) появляются после изгнания первых людей. Господь ставит керувов «охранять путь к древу жизни» (Вначале, Брешит 3:24). Охранять что от чего? Древо жизни — святое, охранять — от профанного.

Следующее имя — Единственный Бог всем царствам земли: единственность Бога дана в сочетании с Его универсальностью, национальный Бог Израиля явлен как Бог всего человечества.

И, наконец, говорится: «Ты сотворил небо и землю». Господь — Творец мира, универсума. Это определение — одно из самых популярных в тексте пророчества.

            В молитве Хизкияѓу имена Господа выстроены в стихе в определенном порядке, представляя расширяющееся представление о Боге (каждое последующее имя предыдущее не отменяет, но вбирает в себя): от Бога-Воина, защищающего Город и народ от врага, до Господа — Творца мироздания. Здесь же мы встречаем еще одно имя Всевышнего, вероятно, по замыслу автора, обобщающее все перечисленные: Бог живой. И, наконец, в этом фрагменте появляется имя Святой Израиля.

            Язычество стирает грани между человеком и божеством, наделяя его человеческими качествами, иногда, как греческая языческая мифология, поднимаясь до эстетического совершенства. Монотеизм возводит между Богом и человеком труднопреодолимые преграды. Чем строже монотеизм, чем «чище», тем сильней, непреодолимей преграды. Лишь в редчайшие мгновения приятия Богом молитвы, словно тонкий рассветный луч, пробивается почти не ощутимая связь человека с Всевышним. Отсюда — насущная необходимость в «проламывающем» барьер отчуждения посреднике — устах Господа. Человек этого посредника не избирает, он его получает. Но каким образом используются эти «уста», зависит от человека.

            Бог и всё с Господом связанное — тщательно охраняемая от человека территория. В Господне святилище ограничен доступ — нечистый туда не войдет; только непосредственные служители Господа имеют доступ на территорию, освященную присутствием Бога. 

            Вселенная Иешаяѓу: страны, народы, государства, враги, дороги и города, и над всем этим, освящая, — огромное, доселе никем и никогда невидимое небо с бесконечностью звезд-имен Всевышнего. Одни светят ярче, другие слабей, и среди них звезда, своими лучами соединяющая небо и землю: Святой Израиля, величайшая из возможных наград, тяжелейшее из всех изведанных испытание.

 

Взяли сыновья Аѓарона Надав и Авиѓу каждый совок свой, поместив в них огонь, на него воскурения положили, принесли пред Господом чужой огонь, который им не заповедал. Вышел огонь от Господа, их пожрал, погибли они пред Господом. Сказал Моше Аѓарону: «Это то, что сказал Господь, говоря: Моими близкими освящусь и перед всем народом прославлюсь»; молчал Аѓарон (Воззвал, Ваикра 10:1-3).

 

            Приближение к Господу, служение Ему не может совершаться человеком согласно его собственной воле и разумению. Такова природа абсолютной святости: чем ближе приближаешься к ней, тем более должен быть достоин ее. Устная Тора настойчиво ищет объяснения странной смерти сыновей Аѓарона. Одно из них: принесли огонь чуждый. Но ведь намерения-то были благие! За что? Были пьяны; были одеты не так, как положено; вошли, не совершив омовения; не было у них детей — не исполнили заповедь плодитесь и размножайтесь; не было у них жен — из-за гордыни; не были в ладах друг с другом — каждый внес свой совок. Это только часть предлагаемых объяснений (Ваикра раба, гл. 20). Разумеется, одни объяснения, предлагаемые мудрецами, представляются более убедительными и более вытекающими из текста, другие — менее. Но каждое из них само по себе решающим не является. Даже их совокупность не может приблизить нас к пониманию происшедшего. Надав и Авиѓу не достигли той степени совершенства, которая позволила б им приблизиться к Творцу, хотя это стремление свойственно большинству людей. Постичь сокрытое, стремление к Откровению — важнейшая сила, движущая человеком. 

            Если в книге Воззвал (Ваикра) речь идет об опасности святости для человека, то в книге Иешаяѓу имя Господа Святой Израиля указывает на опасность святости для избранного народа. Отметим, что это имя Господне сразу появляется на страницах пророчества (1:4). На протяжении всего текста пророчества происходит испытание святостью человека, народа и самого пророка.

Одно из важнейших качеств Бога-Творца — творение имени: «Ввысь глаза поднимите, глядите, кто сотворил, кто ведет воинство счетом, всех по имени называя?» (40:26) Господу, творящему имена, подражая, и человек-пророк создает имена. Разнообразие Господних имен-определений у Иешаяѓу поражает поэтической ненасытностью. Одни из них мелькают раз-другой, иные появляются часто. Даже гениальный поэт, автор Теѓилим в таком буйном разнообразии уступает Иешаяѓу.

            Господь может быть назван Поражающим (9:12), что  голос. ющие единое, митстически цельное четырехбуквенное имяугой из подчеркивает главную идею пророчества: цари и народы, несущие Иеѓуде смерть и разорение, не что иное, как бич в руке Господа. Он может быть назван Всесильным (13:6), Праведным (24:16, 26:7), Многомилостивым (55:7), Утешающим (49:10), Богом истины (вариант: Богом верным, 65:16; встречается единственный раз в ТАНАХе), Скалой твердыни (17:10), Единственным (37:20), Богом Давида (38:5), Царем Яакова (41:21).

            Еще одну группу имен можно условно назвать «пространственно-временной»: Бог вечный (40:28), Обитающий на Сионе  (8:18), Возвышенный, Превознесенный, Существующий вечно (57:15). В другом месте Господь так определяет Себя: Я — первый, и Я — последний, кроме Меня, нет Бога иного (44:6).

               Пророчество об избавлении и спасении как источник радости и величия — характерная особенность Иешаяѓу, ставшего свидетелем первого в истории еврейского народа массового изгнания Израиля, жителей северного царства. Он же (и/или его ученики, создатели жанра «пророчество Иешаяѓу») провидел изгнание жителей Иеѓуды. Подобно тому, как вместе с тьмой рождается свет, вместе со злом — добро, так вместе с изгнанием рождается освобождение. И если Господь стоит у начала изгнания, тем более Он Тот, кто рождает Освобождение. А потому одно из наиболее распространенных имен Господа в пророчестве Иешаяѓу — Избавитель (Спаситель, 25:9, 43:14, 44:6, 49:26, 54:5, 60:16).

(Продолжение следует)