Комментарий | 0

Три пророка. Часть 1. Иешаяѓу (Исайя) - 8

 

Валерий Харитонов. Исайя.

5

מָשִׁיחַ‎ и/или Χριστός

           

Раб Мой

            История — взгляд назад, осмысленное, описанное (или — сочиненное) под определенным углом зрения прошлое. И поскольку у власти и пророка, как правило, взгляды не совпадают, то и прошлое у них разное. Для царей история — то, что служит их интересам, нередко — банально обслуживает. Для пророка в слове «история» различим в первую голову становой хребет слова — торить, торить дорогу Всевышнему, Тора — Учение Господа. Конечно, и пророки бывают разными. Но от «профессиональных», власти служившим, пророки, слышавшие голос Всевышнего, вслед за Амосом отмежевывались: «Не пророк я и не сын я пророка» (7:14). 

            Природа пророчества — знание законов развития, «непочатого будущего» (Л. Гинзбург). Иешаяѓу знает будущее больного царя, но оно может быть изменено волей Всевышнего. Таким образом, пророческое знание не абсолютно. Но и ограниченное, оно отлично от знания человека, и потому пророк человеку чужд, ненавистен, ведь он воплощенная в плоть насмешка над знанием, ведением, мудростью человека.

            Цари (самые прозорливые) будущее предвидят, там, где нужно, подстилая солому, чтоб не упасть. Пророки будущее предвещают. Самое яркое знамение было дано Иешаяѓу при спасении Иерушалаима от войск Санхерива. Пророк предсказал — чудо свершилось. Кто может теперь усомниться в его пророческих «полномочиях»?

            Власть всегда сиюминутна и прагматична. Ей мало слова пророка. Ей необходимо знамение, Божья печать на пророческом слове. Иногда Господь, уступая неверию царскому, позволяет тому просить о знамении. Одно из таких знамений являет пророк. Указывая на женщину, он говорит, что та родит сына. В чем же знамение? Женщина молода, какое же чудо в том, что родит она сына? Всё дело не в женщине, и даже не в сыне. Всё дело в имени. Имя ребенка — охранная грамота царю и его стране, имя ребенка — Иману Эль, «С нами Бог».

            А теперь о тексте,  в котором появляется безымянный, но с характерным «титулом» персонаж.

 

Вот раб Мой — его поддержу, избранник — душа Моя его возжелала,
Я дух ему даровал, праведность принесет он народам.
 
Не закричит, голос он не возвысит,
голос свой услышать он не заставит.
 
Тростник надломленный он не сломит, фитиль гаснущий не погасит,
суд по правде вершить он будет.
 
Не сломится, не погаснет, не установив  на земле справедливость,
и острова будут на Учение уповать
(42:1-4).

 

            Каковы качества «раба Божьего»? Начнем со второго. Это человек, который будет силен удивительной силой, который не ослабеет, пока не установит на земле справедливость, и все острова (= весь мир) будут уповать на Учение, данное евреям и через них всему миру. Таков идеал пророка, развивающего «столбовую» идею ТАНАХа: придать Сиону, Храму, Иерушалаиму, символам национального суверенитета и религиозной исключительности, универсальное, общечеловеческое значение. Провидел пророк Иешаяѓу, что возвысится гора Сион, что придут в Иерушалаим народы.

            А сейчас обратимся к слову, его мы перевели «справедливость», выбрав из многочисленных значений слова мишпат, которое и «суд», и «справедливость», и «праведность», обычно не индивидуальная, но социальная. Любопытно было бы провести тест: соревнование языков на слово-понятие, обозначающее самое идеальное с точки зрения данной культуры состояние общества. В иврите лидер неоспорим — это мишпат. Такое идеальное состояние не только еврейского государства, но всего мира, предлагает пророчество.

            В истории народов и до Иешаяѓу было немало пророков, которые обращались к «своим», упрекая их словом гневным или лаская слух словом добрым и утешительным. Но первым, кто, обращаясь к «своим», заговорил со всем человечеством, стал Иешаяѓу.        

Не ослабевающий творить на земле справедливость, раб Господень будет по правде вершить суд, для чего необходимо быть властелином, ведь суд — прерогатива царя, который «тем больше царь», чем большей властью он обладает. И этот «царь», обладающий неслыханной, невиданной властью и силой, «не закричит, голос он не возвысит»; «тростник надломленный он не сломит» (42:2-3).  

            «Раб Мой» — это теологический титул, первый носитель которого — Моше. В образе раба Господа, созданном нашим пророком, Традиция увидела описание Машиаха (Мессии), который в «конце дней» придет установить всеобщую справедливость. Тогда, по слову пророка, Иерусалимский храм станет домом молитвы для всех народов (56:7), а дом Давида, из которого и явится в мир Машиах, станет  для них символом и надеждой на справедливость (11:1-10). Миссия Израиля, его избранность в том, чтобы нести Учение, имя Господа (49:6-7), быть для всех светом (42:6, 49:6, 60:1-3). В «конце дней» Всевышний победит зло, сотворит новый мир (65:17), мир, в котором не будет войны (2:2-4). С Машиахом, рабом Божьим, сливается образ самого пророка.

 

Сделал уста мои острым мечом, в тени руки Своей затаил,
сделал острой стрелой, меня сокрыл Он в колчане
(49:2).
 

            «Тень» Господа, которая укрывает пророка-мессию, — один из традиционных танахических образов. Если в «студеных» языках тень чаще всего имеет отрицательную коннотацию (быть в тени кого-либо), то в «жарком» иврите у этого слова коннотация положительная: находиться в тени — быть под защитой. Сравним: «Помилуй, Боже, помилуй, на Тебя уповает душа, в тени Твоих крыл схоронюсь —// пока беды минуют» (Теѓилим, Псалмы 57:2; см. также: 17:8, 36:8).

            Затаенный в тени Господней руки Машиах-пророк — это до поры до времени скрытое орудие Бога, Его острая стрела; уста пророка — меч острый.

             Оливковое масло — это пища, его заливают в светильники, а с другой стороны, освященное, оно используется для ритуальных целей, в том числе для помазания царей и великих коѓенов. Последняя часть фразы написана не совсем по-русски: оливковым маслом можно заправить салат, но помазать — только елеем.

            Оливы с древнейших времен своими корнями уходят в каменистую почву Иерушалаима и гор Иеѓуды. Долгожители, в самый засушливый год приносят они урожай. Их причудливо искривленный силуэт и сегодня непременная часть израильского пейзажа. Масло плодов олив было одним из важнейших продуктов питания в древнем Израиле. Собственно, к слову шемен (растительное масло) добавлять определение нужды не было. Другого масла ведь не было.

            В Учении, в книге Имена (Шмот 30:23-25) приводится состав «елея», основа которого — оливковое масло. Здесь «елей» назван «святое масло помазания». Уже в рассказах о праотце Яакове-Исраэле мы встречаем употребление масла в ритуальных целях. Проснувшись после сна, в котором он видит лестницу, соединяющую небо и землю, Яаков возливает масло на камень, который служил ему изголовьем (Вначале, Брешит 28:18; см. также: 31:13). По возвращении на родину, получая от Господа имя Исраэль, праотец в знак того, что ему явился Бог, устанавливает каменный памятник, возливает на него вино и масло (там же 35:14). По велению Господа пророк Шмуэль помазал на царство младшего сына Ишая: дух Господа сошел на Давида. Обряд помазания царей производился тогда, когда его право на трон оспаривалось. В случае «беспроблемного» наследования обряд не производился. Однако великих коѓенов помазывали вне зависимости от права наследования. Первых израильских царей Шауля и Давида называли Машиах (Помазанник), что восходило к древнейшей ближневосточной традиции возведения в определенный статус, а центральной частью такой церемонии было помазание. Пашишу — помазанник, такой эпитет прилагался в Ашуре к царю.

            Со временем термин Машиах (в переводе на греческий — Χριστός, Христос) стал применяться к Мессии. Согласно Традиции, священный елей, масло помазания был приготовлен еще Моше. Этим елеем помазывали царей и великих коѓенов вплоть до того времени, когда  царь Иошияѓу (VII в.  до н. э.) спрятал его остатки.

 

Почему не пришел Машиах?

            В любом еврейском молитвеннике мы встретим кратко сформулированные великим философом Рамбамом тринадцать принципов веры, ставшие достоянием массового сознания. Предпоследний принцип гласит: «Я верю полной верой в пришествие Машиаха и, несмотря на то, что он медлит, все-таки буду каждый день ждать его прихода». Двенадцать скрижальных формул кредо, и вдруг — несмотря на то, что… Не является ли по Рамбаму важнейшей частью постулата преодоление сомнения? Вот, в поэтическом переложении тринадцати принципов (Игдаль, Италия, 14 в.) всё однозначно: «В конце дней Он пошлет нам Машиаха...»

              Несмотря на то, что Рамбама настояно на историческом скепсисе. И до его жизни и после евреи знали не одного лжемессию, приход которого был неизменно сокрушительным и кровавым. Рамбам был современником явления одного из них. Один йеменский еврей объявил себя Машиахом и увлек за собой тысячи евреев. В «Йеменском послании» Рамбам советовал йеменским братьям объявить его сумасшедшим и казнить.

            Значит ли, что величественная картина мессианского грядущего, нарисованная пророками, лжива? Или справедливо утверждение, что наряду с монотеизмом, идеей социальной справедливости, мессианская идея является уникальным вкладом еврейства в мировую культуру?

Подобно тому, как достижение социального идеала невозможно, подобно тому, как само его наличие является неотъемлемой частью современной цивилизации, несмотря на то, что мессианская идея в попытках ее воплощения оказалась катастрофически разрушительной, ее наличие жизненно необходимо. Иными словами: ничего нет величественней ожидания прихода Машиаха; ничего нет безобразней его прихода. Что такое мессианство? В математике есть понятие предела. Он принципиально не достижим, любая величина может только приближаться к нему, но, недостижимый, он «руководит» становлением этих величин. Поэтому любая величина, возомнившая себя пределом, есть ложь.

            Рабби из Коцка: «Почему не пришел Машиах ни вчера, ни сегодня? Потому что сегодня мы такие же, как вчера». О Магиде (проповеднике) ребе Зусе из Злочева в Галиции рассказывают, что на вопрос учеников, почему он ложится спать в талите (ритуальной накидке) и с тфилин (филактериями), ребе отвечал, что Машиах может прийти в любой момент, и задерживаться нельзя, необходимо сразу пойти за ним. Потому самое необходимое на нем в любой момент дня и ночи.

            В христианстве, исламе, бахаизме, индуизме, буддизме — во всех этих религиях существует понятие Мессии, и в первых трех оно выросло из зерна, посеянного пророком Иешаяѓу. К концу периода Второго Храма даже не самый большой знаток мог с уверенностью сказать, каков Машиах, хоть он и не знает, когда тот придет. Машиах — идеальный царь, потомок Давида, посланный Богом для избавления Израиля, и после его прихода сбудется пророчество Иешаяѓу о том, что народы и племена перекуют «мечи на плуги, и копья свои — на серпы, народ на народ меч не поднимет, воевать больше учиться не будут» (2:4).

            Пророчество вообще, пророчество Иешаяѓу в частности, открыло идею прогресса, отвергнув историю как непознаваемое движение народов по кругу. Иешаяѓу, словно звезду астроном, открыл мессианские времена, преображение мира на началах справедливости, когда все народы и племена уверуют в Бога Израиля и на земле вечный мир воцарится. Одухотворенная идеей мессианства мысль отыскала в Учении образ, замечательно подходящий на роль предтечи Машиаха. Это Малки-Цедек, который в найденной в Кумране рукописи «Песнь субботнего всесожжения» выступает в роли Главного коѓена небесного Храма. В тексте «Завещание Амрама» Малки-Цедек является главой сынов Света (так величали себя члены Кумранской общины; найденные рукописи, возможно, являются остатками их библиотеки). В «Мидраше Малки-Цедека» он идентифицируется с рядом персонажей ТАНАХа: с «благовестником» (Иешаяѓу 52:7), с помазанником Господним (там же 61:1). С этими же образами идентифицируется и Учитель — легендарный родоначальник кумранитов.  

            На роль Машиаха Традицией не безуспешно «пробовался» «первый избавитель» Моше, многими чертами которого обладал «последний избавитель». Особую лепту в формирование образа эсхатологического Машиаха внес царь Давид, объединивший колена Израиля, одержавший много побед над врагами.

            Конечно, не легко обнаружить в основе богато инструментованной современной симфонии мессианства первые зерна, посеянные Иешаяѓу. Но ведь глядя на великолепное дерево, трудно представить, что выросло оно из крошечного, неприметного зернышка.

            К концу периода Второго Храма государственная жизнь  евреев в очередной раз была поставлена тогдашними великими державами под сомнение, и национально-религиозное бытие оказалось над пропастью небытия.  Тогда идея Машиаха, давая надежду, свет в конце мучительно бесконечного туннеля, засияла как никогда ярко. После разрушения Храма национально-религиозное возрождение разделилось на два потока, один из них, мессианский, увидел в движущемся хаосе событий не замеченное другим: Мессия уже побывал на земле. Вокруг этой идеи и происходит формирование раннего, существовавшего еще внутри иудаизма христианства, которое, утверждаясь, в короткий исторический срок определило: Христос не только уже пришел, но и еще придет. Еще — идея иудейская. Уже — это разрыв.  

Поражение восстания Бар Кохбы-Машиаха стало водоразделом между иудаизмом и христианством, которое, укрепляясь, искало свой путь — обрезать пуповину, связывающую с религией-матерью. Открыв, что Мессия был Богом, христианство зажило самостоятельной жизнью. 

            Иисус из Назарета, еврей из колена Иеѓуды, потомок царя Давида, рожден в Бейт-Лехеме (Вифлееме) девой (вспомним пророчество Иешаяѓу о рождении ребенка, которому наречено было имя Иману Эль, 7:14), страдал за людские грехи  (читай 53-ю главу пророчества Иешаяѓу) и из мертвых воскрес (последние стихи этой главы). Стихи  Иешаяѓу  о Машиахе исполнены редкой интеллектуальной и эмоциональной мощи и поэтической силы.

Из ствола Ишая взойдет росток,
побег корней его плоды принесет.
 
Дух Господень будет на нем:
дух мудрости, разума, дух веденья, мощи, дух знания, страха Господня.
 
Определять будет страхом Господним:
не видимым глазу будет судить, не слышимым ухом — решать.
 
Будет бедных судить справедливо, определять праведно — кротким,
страну бичом уст поражать, духом уст злодея казнить.
 
Будет справедливость препоясаньем чресл,
праведность — препоясаньем бедер его.
 
Жить будет волк с овцой, пантера будет лежать с козленком,
теленок со львом и вол будут вместе, и малый ребенок их будет пасти.
                
С коровой медведь вместе будут пастись, лежать — их детеныши,
словно вол, лев — есть солому.
 
И будет младенец над змеиной норой играть,
к гнезду гадюки дитя руку протянет.
 
На святой горе Моей не будут зло творить и губить,
но будет земля полна знанием Господа, словно водами — море.
 
В этот день корень Ишая станет знаменем для народов, племена к нему обратятся,
и будет славой место его. 
 (11:1-10).

 

            И повторится излюбленный образ:

 

Волк с ягненком вместе будут пастись, и лев, словно вол, есть будет солому, и змее прах будет хлебом,
сказал Господь: Зло творить и губить на святой горе Моей не будут.
 (65:25).

 

Трава, кедр, акация, мирт и некоторые другие

            Что мы знаем о Боге? С чем Его можем сравнить? Определенно о Боге можно сказать, что Он есть вечность и этим противопоставлен созданию Своему — человеку. Человек создан по образу и подобию Бога, но Всевышний ничем с человеком не схож. Это не противоречие, но парадокс, который, как известно, дорога с односторонним движением.

            Если Господь ни с чем несравним, то человек — к услугам поэтов. В Теѓилим человек сравнивается с травой (103:15), особенно часто с ней сравниваются злодеи: «Они — как трава: сохнет мгновенно,// зазеленела — увяла (37:2; см. также: 129:6). Человека с травой сравнивает и Иешаяѓу  («всякая плоть — трава», 40:6, см. также: 51:12), говорящий о жителях египетских городов, что они «стали травой полевой, зеленью, травою на крышах, еще не заколосившимся хлебом» (37:27). В отличие от травы полевой, чей век не долог, существование травы на крыше, где она не способна укорениться, особо бессмысленно. 

Галут, изгнание — наказание не только народу, но и земле. В отличие от картин природы, абстрактные слова много не говорят человеку. Потому поэт-пророк предлагает образное переложение абстрактных слов и понятий в стихе, в котором особую роль играют два дерева, распространенных в Иеѓуде: теребинт (терпентинное дерево) и дуб, деревья с крепким стволом, с опадающей листвой. Если опадание листьев — вещь естественная, то и наказание, которое оно обозначает, ставится в естественный, природный ряд, что усиливает мотив утешения. 

Но придет десятая часть опять и опять на разор,
как от дуба и теребинта в листопад остается ствол, будет стволом семя святое
(6:13).
 

            «Семя святое» — народ Израиля, а «десятая часть» отсылает нас к знаменитому спору Авраѓама с Творцом о судьбе Сдома и Аморы, споре, завершающемся обещанием Господа не уничтожать многогрешные города, если там найдется хотя бы десять праведников. Десять праведников не обнаружилось — Сдом и Амора уничтожены. Вообще, десять на языке Торы — число, символизирующее полноту. Десять заповедей, Десять казней египетских. Миньян — десять взрослых евреев, символизирующих в молитве весь еврейский народ, также ведет свое начало от этого числа.

            Сжатое поле, голые после сбора плодов деревья. Печальны картины запустения. Поэт-пророк сравнивает жнеца, собирающего урожай, с врагом, а посеявшего — с нищим, подбирающим колосья, оставшиеся после сбора урожая (17:5). Евреи уподоблены недозревшим маслинам, считанное число которых остается после обивания дерева (там же 6). С другой стороны, потомки, жажду которых утолит благословляющий их Господь (44:3),

 

Произрастут они среди трав,
словно ивы у водных потоков
(там же 4).

 

Маслина — один из семи плодов, которыми славится Страна Израиля (еще шесть: пшеница, ячмень, виноград, инжир, гранат, финики). Она — характерный пример «сотрудничества» человека с природой: в сыром виде плоды несъедобны, горьки. Отсюда несомненная «масличная амбивалентность». С одной стороны, голубь во время Потопа, добравшись до суши, возвращается с масличным листом в клюве, с другой, этот лист — символ скорби. В некоторых сефардских общинах было принято украшать головы жениха и невесты масличными листьями: горечь маслин должна была напоминать горечь утраты Иерушалаима. Олива — вечнозеленое дерево, а потому в Теѓилим ей уподоблен праведник:

 

А я в Божьем доме, как маслина цветущая,
полагаюсь на верность вечную Божью
(52:10).

 

Прошивающий книгу пророка мотив — утверждение отличности, отделенности (= святости) Бога, чьи слова — не слова человеческие, чье знание, помыслы и дела с человеческими не сравнимы. И если в обволакивающем, липком настоящем это увидеть дано не каждому, то в ясном и чистом, словно без примеси серебро, мессианском будущем это ясно и зримо любому.

            Пейзаж, открывающийся с городских стен жителю Иерушалаима, оставляет мало надежд. К востоку спускаются к Соленому (Мертвому) морю холмы, среди которых не слишком заметная глазу теплится жизнь, словно зверь после спячки, пробуждающаяся на короткое время, разбуженная дождями. Но человек, как трава, зазеленела — увяла. Вот, и пустыня: проснулась — застыла, скудные травы пряча в ложбинках.

            На запад поднимаются горы, приземистые, невысокие, выглаженные зноем и ветром. Ослы поднимутся-спустятся там, где не пройдет ни конь, ни верблюд, не вскарабкается человек. Так и идет караван из Иерушалаима к подножию гор Иудейских, к равнине, чужой — не еврейской, за которой вдали Великое (Средиземное) море. На запад растительность: леса, виноградники на террасах.

            Так и кажется, что в одни периоды жизни (вселяющие оптимизм) наш пророк смотрит на запад. Но в другие, по продолжительности несравнимые, он глядит на восток, откуда из утренней свежести выкатывается солнце, чтобы жечь, обжигать, изнурять души и землю. И пророк прозревает:

 

Бедные, нищие воду ищут — и нет ее, язык от жажды засох,
Я, Господь, им отвечу, Бог Израиля их не покинет.
 
На высотах реки Я отворю, в долинах — источники,
обращу пустыню в озера, землю засохшую — в родники.
 
Дам Я пустыне кедр, акацию, мирт, сосну,
посажу в пустоши  ель, кипарис, тидѓар.
 
Чтобы видели, знали, разумели, постигли: это рука Господа создала,
Святой Израиля сотворил
(41:17-20).

 

            Пророк рисует картину цветущего благоденствия. Вместо засохшей земли — родники, «вместо колючек поднимется ель, вместо крапивы поднимется мирт» (55:13). Мораль проста, тривиальна (собственно, все великие истины таковы): Бог идет к человеку тогда, когда человек идет к Богу. Бедные, нищие ищут воду. И в ответ на их поиски Господь воду дарует. Человек прошел навстречу Всевышнему свою часть пути. Потому и вершит Господь: потоками хлынет вода, в пустыне явится озеро, в засохшей земле — родники. Но это еще не настоящее чудо, настоящее в том, что рядом произрастут деревья, которые вряд ли кто-нибудь (а житель Иерушалаима и подавно) видел растущими вместе. Вместе они собраны Господом. Пророк настоятельно обращает внимание не слишком вдумчивого (или — слишком скептического) слушателя-читателя: это не просто роща, каких в мире не счесть, но — чудо. Растущие раздельно, они по воле Бога собрались вместе, растут, зеленеют и плодоносят, не враждуя друг с другом.

Люди, утолившие жажду водой, дарованной Господом, пораженные чудом преображения, постигшие, что это рука Господа сотворила, объединены волей Бога в мессианском грядущем, где живут в согласии с другими народами, и с природой.

            В предложенном пророком эсхатологическом «дендрарии» все деревья местные. Все, кроме кедра — высокого дерева, мощный ствол которого не гнется от сильного ветра. Несмотря на то, что кедр не из местных пород, он пророку прекрасно знаком: ливанский кедр был использован царем Шломо при строительстве Храма. В Учении описывается обряд очищения прокаженного, в котором использовалось кедровое дерево (Воззвал, Ваикра 14:4-7). Поэзия ТАНАХа широко использовала образ кедра для создания символа мощи: «Голос Господень кедры крушит,// ливанские кедры глас Господа сокрушает (Теѓилим, Псалмы 29:5); «Праведник, как пальма, цветет,// как кедр ливанский, растет он (там же 92:13). 

 

Человек, лев, орел, змея и некоторые другие

            Во времена Иешаяѓу человек часто оставался один на один с враждебным миром, начинавшимся сразу за городскими воротами. Вышел — и в тихой ночи вдруг вой шакалов, скользкое, глумливое шуршание ящериц, дикие звери, хищные птицы, ядовитые змеи. Сама по себе природа Иешаяѓу интересует мало, точней, не интересует совсем. Наверное, человеку природу надо было сперва уничтожить, чтобы с ностальгическим пиететом к ней начать относиться. Пророка интересует Бог, человек, народ, человечество и те домашние животные, которых Господь «назначил» в пропитание человеку. Что до диких животных, то они представляют опасность полям, виноградникам.  Главное, конечно, дороги, на которых хищники нападают на человека. Для Иешаяѓу природный мир — место жизни, труда, от которого за стены не спрячешься. Иешаяѓу активно «привлекает» флору и фауну для сравнений, метафор.

            Лев — царь зверей, символ мощи, в геральдике знак королевского достоинства. Каменные (и всякие прочие) львы традиционно охраняют вход в дом. Еще в египетской мифологии лев был символом царского достоинства и власти. Богиня Бакст первоначально изображалась львицей. В мифологии лев «входит в состав» грифона, наполовину орла, наполовину льва; в греческой мифологии химера — чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом дракона; сфинкс — мифическое существо с головой женщины, лапами и телом льва и крыльями орла.

             Лев — знак Иеѓуды и Иерушалаима.  Ариэль (Бог — мой лев) — поэтическое название Иерушалаима. В раннехристианском искусстве лев символизировал святого Марка, святого Иеронима и даже самого Христа. Со львом у пророка сравнивается Всевышний (31:4).

            Сравнение со львом — одно из наиболее распространенных в ТАНАХе, а при переводе на русский язык — непреодолимая проблема. Рабби Иоханан утверждал, что в иврите есть шесть слов, обозначающих льва (Санѓедрин 95а). Этому богатому синонимичному ряду в языке русском соответствует один-единственный лев. Как бы то ни было, но именно он символ силы и мощи: «Как львиный рык — царский гнев (Притчи, Мишлей 19:12). В знаменитом видении пророку Иехезкэлю является подобие четырех живых существ. Одно с ликом человека, другое — льва, третье — быка, четвертое — орла (1:10).

            Если лев — царь зверей, то царь птиц — орел. Еще Учение позаботилось о такой его репутации. А пророк Овадия в характерном для всех пророков стиле сказал:
 
Сделал тебя Я малым среди народов,
презираемым.
 
Злосердечие обольстило тебя, в расселинах скал живущего, в вышине обитающего,
в сердце своем говорящего: «Кто же меня сбросит на землю?»
 
Орлом вознесешься, гнездо среди звезд поставишь,
и оттуда низрину, — слово Господа
(1:2-4).

 

            Не удивительно, что с орлом сравнивается освободитель евреев Корах (Кир; 46:11), чьи войска, на знаменах которых был изображен орел, отличались стремительностью. В свою очередь автор Теѓилим, перечисляя блага, которыми Господь одаряет смертных, говорит нечто понятное не совсем: «Благом плоть насыщает:// как у орла, твоя возрождается юность (103:5). Очень похоже — у Иешаяѓу, утверждавшего, что и молодые могут устать, а вот

 

Уповающие на Бога силу свою обновят, как орел, у них вырастут крылья, побегут — не устанут, будут идти — не утомятся
(40:31).

 

            Орел периодически меняет свое оперение — обновляется. И это у многих народов вызвало к жизни поверья, одно из которых гласит, что, прожив сто лет, орел погружается в море и выходит молодым, обновленным.

            Не только львами и орлами во времена пророка была богата Земля Израиля. Была она щедра и на змей, из которых самый знаменитый — мужского рода, соблазнивший жену Адама вкусить  запретный плод. За свой поступок змей-искуситель был сурово наказан, в том числе тем, что Господь положил вечную вражду меж ним и человеком, в знак чего Талмуд устанавливает, что убить змею, позволено и в субботу (Шабат 121б). А Иешаяѓу наряду с волком, пантерой (возможно, намер следует переводить иначе: леопард), львом и медведем поместил змею (дважды!) в свои мессианские списки.

            Змеи живут везде и всюду: на всех материках, кроме Антарктиды, в лесах, степях, горах, пустынях, на земле, под землей, в воде и даже умудряются на деревьях. Если всё им по нраву — бодрствуют, по мере возможности, причиняя вред человеку, при наступлении неблагоприятных условий до лучших времен  впадают в спячку.

            Мифологический змей также вездесущ, разнообразен, живуч. Самые благоприятные условия у него в древнеегипетской мифологии, во многом хоть и враждебной, но не чуждой евреям. К общеафриканскому мотиву восходит египетский миф змея-радуги, который борется с солнцем: Апоп каждую ночь выпивает воду подземного Нила, и за это бог солнца Ра его поражает.  Во многих традициях хтоническая природа змея отражается в его названии. У египтян Сата — «сын земли» или «жизнь земли». Бог земли Геб иногда изображался с головой змея. В то же время хтоническое божество Змей связывается с подземным жилищем мертвых. В египетской эсхатологии прабожество Атум в конце мира должно вернуться в виде злой змеи Урей в хаос, из которого оно некогда возникло. В Древнем Египте изображение змеи прикреплялось ко лбу фараона как знак его царствования на небе и на земле. Обычай иметь священную змею в доме, царском дворце, храме долго сохранялся в странах Средиземноморья, в т. ч. в Греции и Риме. 

            Змеи представляли серьезную опасность при скитании евреев по пустыне после исхода из Египта. По велению Бога Моше делает медного змея. Он должен был спасать народ от укусов ядовитых змей. Царь Иехизкияѓу (надо полагать под влиянием Иешаяѓу) уничтожил жертвенные холмы, срубил кумирные деревья, и, что подчеркивается особо, изломал сделанного Моше медного змея, которому приносили жертвенные воскурения (Цари 2 18:4). В ТАНАХе упомянуты четыре вида змей, и все  — ядовитые.

            Волк — один из немногих видов, который сохранился в Стране с древнейших времен. Это хищник, питающийся мелким скотом, однако, иногда представляет опасность и для людей. Аналогичная репутация и у пантеры, ну, а встреча с всеядным медведем человеку тоже не рекомендована. 

            В списке животных у пророка одни хищники, представляющие опасность для человека. Характерно, что очень распространенные в районе Иерушалаима шакалы и лисицы, причиняющие немалый вред, но не представляющие для человека опасности, в пророческую идиллию Иешаяѓу не вошли. Причина проста. Повторим: природа сама по себе Иешаяѓу не интересует. Его вообще мало что интересует, кроме борьбы с язычеством и провидения судьбы евреев и народов мира. Ни быт, ни даже храмовая служба, ни дворцовый уклад — ничто не проникает на страницы пророчества, а если и проникает (как женские украшения, перечисленные с удивляющей полнотой), то сделано это с определенной целью: обличить, показать глупую суетность и т.п.

            Кстати, в книге Иешаяѓу ни слова, ни намека на его внешность. Пророк несет слово Господне. Его назначение — вобрать, и, не пролив ни капли, донести, жаждущих напоить. Не ядом поит пророк. Не его вина, что брезгующие его словом обращают родниковое слово в змеиное, шипящее, ядовитое. 

            Да и какая внешность может быть у пророка, если даже «внешней» биографии он лишен. Если о жене и детях мы знаем потому только, что его сыновья — знаки пророчества. Жизнь пророка обнимает века. Меняются обстоятельства, нравы, наступает пустыня, оазисы пожирая, а он неизменен. Не суть важно, жив ли прежний «внешний» или его уже нет. Понятно, что самому пророку смотреться в зеркало не годится, тем более заносить увиденное на папирус или пергамент. Но ученики?! Почему они не оставили хоть мгновенный набросок? Похоже, ученики во всех поколениях тщились лишь об одном, тем самым, воплощая законы жанра, быть большими Иешаяѓу, чем он сам. Такою была эпоха: слова были не только словами. Потому, когда повел «царь Ашура египетских пленников, изгнанников Куша, юных и старых, голыми, босыми» (20:4), выполнил Иешаяѓу Господень завет: «Сними вретище с чресл и обувь с ног;// сделал он так, ходил гол и бос (там же, 2).

            Комментаторы спорят, был ли приказ и его исполнение буквальным, или речь идет об иносказании. Не думаю, что это важно. Важней то, что, во-первых, пророк был готов, подобно праотцу Авраѓаму, исполнить любой Господень приказ, а во-вторых, жив был не словом единым: всем поведением, всем своим обликом передавая волю Всевышнего. В конце концов, что за дело ему до зряшных законов человеческого общежития:

 
Спину бьющим подставил, щеки — волосы вырывающим,
от поругания и плевков лицо я не прятал.
 
Господь Бог мне помогает, потому не стыжусь,
потому кремнем лицо свое делаю, знаю, опозорен не буду
(50:6-7).

 

            А теперь напомним список животных, попавших в эсхатологический список. Волк с овцой, пантера с козленком, теленок, лев и вол (дважды), корова — медведь, змея, оставшаяся без пары, зато — с младенцем. Беззащитность домашних животных, мира, созданного человеком, подчеркивается тем, что, в отличие от диких животных (мир природы, Господом сотворенный), в нем — детеныши животных и человека. Идиллия, вымышленный, провиденный мир, в котором не только раздоров и войн (сугубо человеческого занятия) не будет, но и в природе воцарится всеобщее благоденствие.

            Человеку нового времени такое «зоологическое» благоденствие вряд ли придет на ум. Вспомним, к примеру, И. Бродского, у которого так естественно вслед за М. Лермонтовым «пророк» отзванивает «пороком»:

 

Спят беды все. Страданья крепко спят.
Пороки спят. Добро со злом обнялось.
Пророки спят. Белесый снегопад
в пространстве ищет черных пятен малость
 
(Большая элегия Джону Донну).
 

            У пророка всё жестче и проще. В его утопии снимается противоречие между природой и культурой, между творением Господа и созданием человека. Дело не в том, что хищные звери угрожают домашним животным. И не в животных вовсе. Просто даже у Иешаяѓу не хватило смелости, силы сказать ясно и прямо о том, что человек — та часть природного мира, которая ему же противостоит.

            Таким сотворил Господь мир в начале времен. В конце времен по воле Творца мир будет иным, что предсказано Иешаяѓу. А через два с половиной тысячелетия эсхатологический список пророка аукнется в «Чайке»: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени…» На премьере, услышав такое, публика засмеется. А В.Ф. Комиссаржевская (Нина Заречная) продолжит: «Гуси, пауки, молчаливые рыбы… Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка