Онтологические прогулки

 

 

5

Рассею вас мякиной летучей

 

Ужас, позор

            Гнев и ярость. Вместе и по отдельности эти слова — на многих  страницах ТАНАХа. Почти всегда, испепеляя, сжигая, уничтожая, их произносит Господь, ими описывается Его отношение к людям и человеку, народу, народам, всему живому. Эти слова самый категоричный и несчастный пророк обрел вместе с пророческим даром. Но не они — главные слова Ирмеяѓу, чей словарь не поражает ни разнообразием, ни изысканностью. Это не лексическое пиршество Теѓилим. Лексикон Ирмеяѓу не скуден, он строг и аскетичен. Пророк лаконичен там и тогда, где и когда в силах сдержать свой гнев. И надо признать, делает это часто и небезуспешно. Ирмеяѓу — прочный котел, в котором кипит слово Всевышнего. Но вот, кипящее слово брызнуло через край, огонь в очаге заливая. Крышка взлетела — Слово обратилось в слова, и пророк не в силах сдержаться: швыряет слова, как камни, те ранят и убивают.

            Как все поэты всех времен и народов, Ирмеяѓу любит многозначное слово: в разные стороны летят разноликие смыслы. Одно и то же слово он повторяет без устали, облекая корень в одежды существительного и глагола: что стремительнее, точней, ранит больней? Между поэзией и прозой в ТАНАХе разграничение провести, как правило, очень не просто. Конечно, есть примеры яркие, характерные, когда даже не слишком искушенный читатель чувствует: это поэзия. Танахическая поэзия — не устойчивый ритм, но рваный: от стиха к стиху количество слов и слогов в стихе изменяется. К такому современный читатель не слишком привычен, За сменой ритма уследить бывает не просто. А есть и отметины, указывающие точно, определенно: это поэзия. Одна из них — связки лексем. Их Ирмеяѓу швыряет — летит синонимический ряд, убивающий неверных. Не убьет слабое слово — самое сильное и больное прикончит, завалит, добьет. Говорит наказанный Всевышним Эфраим: «Возвратился, раскаялся, осознав, себя ударил по чреслам:// стыжусь, совещусь, несу я срам юности» (31:18).

            Груб этот пророк. Не изящен. Не скажет «женщина легкого поведения», но — распутная, шлюха, дешевка, дикая ослица, верблюдица резвая. Того и гляди, выплеснет совсем гадкое. ТАНАХ в выборе слов, как правило, не слишком стесняется. Но и в этом Ирмеяѓу отличен. Если все не изящны, то он самый не изящный из всех, если все не щепетильны, то он и вовсе не щепетилен.

            Слово «страх» — из доминирующих в его лексиконе. Конечно, не всегда в переводе его можно отличить от синонимов — «боязни», «трепета», и все-таки «страх» доминирует — пророчество Ирмеяѓу замешано ведь на крайностях. «Страх» у пророка может быть чувством и положительным: «Дам страх их сердцам — от Меня не отступят» (32:40). Но чаще всего страх у него — ощущение неотвратимой опасности, растущей по мере ее приближения. Это — страх перед страхом, ложащийся в нагнетающий ряд и становящийся ужасом. Господь обращается к избранному народу, обещая сделать его «ужасом для всех земных царств, проклятием, страхом, посмешищем и позором» (29:18).

            «Ужас» можно найти почти на каждой странице пророчества. Похоже, с самого начала пророческой миссии это слово прочно и навсегда вошло в лексикон Ирмеяѓу. Не будет преувеличением сказать, что в этот мир, грехом переполненный, Ирмеяѓу-пророк вошел с этим словом.

            Сказать человеку и миру: ужасный, сказать, что ужас и в настоящем и будущем есть жизнь человека — миссия ужасная, жуткая, невозможная. По сравнению с этим грязь на дне ямы, меч, голод, мор — не самое страшное наказание. Верующий во Всемогущего человек, в ответ на мольбу голос Бога не слышащий, будет просить, умолять, заклинать не о хлебе — о смерти. Сосуд скудельный, из плоти невечной, земной Ирмеяѓу смерти не ищет. Не бежит, не скрывается, не противится — Господь укрывает, прячет и защищает. Ирмеяѓу не ищет ни жизни, ни смерти — живет в ожидании Голоса,  услышав и передав, замирает, Голоса ожидая.

            У слепых обостряется слух. У глухих развивается зрение. У слышащего Голос пророка?

            Коѓен Пашхур, главный смотритель в Доме Господнем, услышав пророчество Ирмеяѓу, избивает его, сажает в колоду в верхних вратах Биньяминовых в Доме Господнем (точный адрес почти обязателен, 20:2). И когда (вряд ли Пашхур сам это решил) назавтра отпускает пророка, тот говорит: «Не Пашхур нарек тебе имя Господь, но «Ужас вокруг» (там же 3). Пашхур не просто так попался под руку. Главный смотритель Дома Господня должность свою исполнил, чтобы уроком служить. 

            Ветвь миндального дерева, кипящий котел, к северу обращенный, и в этом ряду Главный смотритель (очень, кстати, высокая должность). Почему именно он, а не простой служитель? Чтобы услышали, узнали и поняли: если такого служителя Своего Господь так нарекает, то… А для неразумных: «Господь сказал так: Сделаю тебя ужасом для себя самого, для всех тебя любящих, падут от мечей врагов, и глаза твои это увидят» (там же 4).

 

 

            Из синонимического ряда стыд — бесчестье — позор пророк выбирает, разумеется, самое сильное слово. За редким исключением оставшиеся слова или адекватные выражения включаются в качестве дополнения, усиления для создания словесного потока, который пронзит слух затворившего уши, человека с не обрезанным сердцем, не обрезанными ушами. Иешаяѓу говорил о не обрезанном сердце. Весь обращенный в слух, слухом живущий «не обрезанное ухо» придумал пророк Ирмеяѓу — в небеса тетивой выгнутый слух, Голос в стихи облекающий: «Слушают — не обрезаны уши, не могут услышать» (6:10).

            Удвоение слов, столь принятое в древнем и современном иврите, в переводе на русский часто передать невозможно, хотя иногда совершенно необходимо, иначе пропадет эффект усиления, и слово, поблекнув, немощное, из стиха выпадет, себя обесславив, его (стих) опозорив. Таким образом, оригинал диктует правила не только переводчику — самому языку. О лжепророках говорится немало, но один раз сказано так:

 

 

            Отравными стрелами стыда, бесчестья, бесславья, бесстыдства, позора пророк народов стреляет, в первую очередь, в свой народ.

            «Схваченного вора позором будет дом Израиля опозорен» (2:26).  

           «Дешевка, своему пути изменившая!// И Египет опозорит тебя, как опозорил Ашур» (там же 36). 

            «Их сделаю ужасом и злосчастьем для всех земных царств,// позором и притчей, посмешищем и проклятьем везде, куда изгоню» (24:9).

            В Египте нашедшие после крушения пристанище тихое, к несчастию, мнимое, станут «проклятием, ужасом, срамом, позором» (42:18).

            Пророк обращается к Господу: «Знай, позор за Тебя я сносил» (15:15), «слово Господа позором мне обернулось, день-деньской осмеянием» (20:8).

            И совсем, как несчастный Иов, пророк восклицает:

 

 

Засуха

            Отец пророков и дописьменные пророки (не они писали — писали о них) были почти всесильны. Откликаясь на их молитвы, Господь творил чудеса. Скала откликалась водой (Моше), пророков-язычников огонь пожирал (Илияѓу), плащом рассекал воды Ярдена Элиша. Чудеса были формой диалога Всемогущего с избранным Им народом и человечеством. По сравнению  с ними, даже первый из письменных пророков, создатель величайшей и поэтичнейшей в мире утопии кажется приземленным, обыденным, слишком рациональным. Человечество повзрослело, и сказка сменилась реальностью и мечтой.

            Пророки письменные (писали сами и/или их сподвижники, ученики) чудес не вызывали. Господь, отвечая на их мольбы, действовал в рамках законов природы, Им установленных. Неизмеримо вырос, возвысился, укрепился авторитет изреченного слова. Не письменного, доступного лишь немногим, но изреченного.

            Поэзия зазвучала в Храме, на площадях, на улицах. Божественное слово изрекали Господни уста, Божьи рабы — не столько провидцы и чудотворцы, как раньше, сколько пророки-поэты. Подобно тому, как человек, говоря, призывая, вещая, не в состоянии удержаться от жеста, порой говорящего больше, чем слово, так и пророк не мог удержаться и от определенного рода говорящих предметов и действий.

            Человек любит знаки. Знаки-предметы. Знаки-поступки. Знаки-слова. Знак потому и знак, что предмет, поступок и слово, погруженные в дрожжи контекста (других предметов, поступков и слов), на глазах разбухают, выражая смысл, не равный начальному. Чаще всего знак в объяснении не нуждается. У нашего пророка много знаков-предметов. Все они — от ветви миндального дерева до камня в печи перед фараоновым домом — даны и истолкованы Богом. Обилие знаков-предметов совершенно естественно для очень земного пророка-поэта, не слишком воспаряющего в небеса, не прорывающегося сквозь время земное туда, где времени больше не будет.

            Конечно, большинство знаков изначально крепко связаны с местом и временем. Слово «засуха» обитающим в жарком климате пояснять нет нужды. Засуха — неизмеримо больше, чем «нет дождей». Засуха — жажда, голод, бессилие, страдание, безнадежность и смерть. Дождь — сытость, сила, надежда и жизнь.

            Крошечная Иеѓуда на невысоких горах зажата между пустыней с востока и юга, а с севера, с юго-запада — соседями, далеко не всегда дружелюбными. Ни одной реки, ни одного водоема, небольшие, пересыхающие ручьи, текущие с гор к соседям и пропадающие в пустыне. Клочки земли для полей и скота, террасы для виноградников. С древнейших времен борьба за Эрец Исраэль — это борьба за воду. Праотцы рыли колодцы. Враги их засыпали. 

            А дальше, за границей Обетованной земли, на юге и севере — империи рек. Потому и империи, что огромные реки с очевидностью требуют сильную единую власть. Сушу можно и разделить, и на куски раздробить. А реку? Египет на юге — это Река, страну сшивающий обожествленный Нил. Ашур, позже Бавель — тоже Река, точнее две: Прат (Эвфрат) и Хидекель. Империи-Реки против Иеѓуды, в страхе живущей влагой небесной. Если зимой Господь не даст дождей, летом хлеба не будет. Дождь — это жизнь. Засуха — смерть.

            Есть, конечно, колодцы, но в засуху они мелеют стремительно. Научились евреи воду зимой запасать на случай засухи и осады. В час засухи достанет ее? Об одном из искусственных водоемов мы узнаем из рассказа об убийце Гедальи, наместника, поставленного вавилонянами в Иеѓуде. Ишмаэль сын Нетаньи, убийца, мести вавилонян опасаясь, бежит к сынам Амона. И хотя путь не долог, делает крюк, чтобы запастись в дорогу водой, для чего направляется к большой воде, что в Гивоне. Речь, вероятно, о большом пруде, существовавшем в Гивоне еще при царе Шауле. Во время раскопок на востоке Гивона найден пруд длиной в семнадцать и шириной в двенадцать метров.

            Вода — всё сметающее наводнение — несет смерть. Наводнения хорошо известны жителям Иеѓуды. На востоке, в Иудейской пустыне, на юге, в Негеве, нет постоянно текущих рек: летом пересыхают, остаются сухие русла. Но зимой часто в неожиданных местах они прорываются и бурно текут, все на пути сметая. Ирмеяѓу обращается к образу могучей воды, описывая катастрофу соседей — плиштим.

 

 

            Начало начал, Исход. Господь вспоминает невесту, шедшую за Ним по «пустыне, землей незасеянной» (2:2). Праотцы шли за Ним «землею засушливой», «землею иссохшей», «землею, где человек не ступал и не жил» (там же 6). Господь привел их «в цветущую землю» (там же 7). Слово «земля» со знаковой частотой, как соль в жаркий день, проступает из Текста. Но невеста обернулась неверной женой, и Господь восклицает: «Поражайтесь этому, небеса,// содрогнитесь, иссохните совершенно…» (там же 12) Каково преступление, таково наказание. И далее тема измены и зла и тема воды находят друг друга:

 

 

            Изменившие Богу ищут воду, дорогу в Египет, чтобы пить воду Шихора (приток Нила), дорогу в Ашур, чтобы пить воду Реки (Прат, Эвфрат, или, что менее вероятно, Хидекель, там же 18). А Господь горестно восклицает: «Был Я пустыней Израилю, страною мрака?» (там же 31) Выжигающий зной из пустыни страшен Иеѓуде не меньше врага, город сжигающего. Ирмеяѓу — пророк войны и крушения. В его пророчестве земля, обожженная зноем, — это земля, по которой прошли враги.

            Многократно, настойчиво Ирмеяѓу проводит связь между служением Господу и водой, поклонением идолам — и пустыней. Если Иеѓуда, шлюха бесстыжая, оскверняет землю «блудом и худом» (3:2), то не будет дождей, что означает длительную засуху, неурожай и голод.

            Отношения Господа с Иеѓудой у Ирмеяѓу и других пророков строятся по жесткой модели: Господь, установивший законы природы, законы поведения человека, Всевышний истории лишь отвечает на поступки людей, добром за праведность и злом за зло воздавая.  Для людей, живущих влагой небесной, эта связь особенно очевидна. Потому будет проклят тот, который уповает не на Бога — на плоть, человек, «сердце от Господа удаливший» (17:5). Он «будет в пустоши деревом чахлым, добра не увидит,// в обожженной пустыне, в безлюдных солончаках» (там же 6). А человеку, на Господа уповающего, Он будет защитой. Такой человек (традиционный образ) «будет как дерево, посаженное у воды, у потока корни пускает, не боится зноя, листья его зелены,// в год засухи не страшится, не прекращая, плод он творит» (там же 8).

            В отличие от Иешаяѓу, у Ирмеяѓу образы универсума встречаются много реже. Тем значимей эта картина: взор пророка прикован к земле, о которой клянется Господь полностью ее не разрушить. Этот мотив, словно слабый луч света, появляется в пророчестве многократно. Только это повод для оптимизма сомнительный: вслед за возрождением и толики грешного бытия вновь неизбежно последует катастрофа, которая уничтожит не до конца и не полностью.  Пророк, словно стоя на одной из гор Иеѓуды,

 

            В четырнадцатой главе есть два фрагмента. Второй посвящен лжепророкам, а первый — о засухе. «Скорбит Иеѓуда, ее ворота склонились, поникли к земле» (14:2), Иерушалаим возносит вопль к небесам. Пророк описывает скорбное народное собрание и молитву о прекращении засухи. Такие собрания происходили обычно на площадях у ворот.

            И далее — растрескавшаяся земля, на которой все живое страдает от засухи. Знатные, хозяева стад посылают слуг отыскать в расселинах скал остатки воды. Но и это последнее средство не помогает. Родившая лань детеныша покидает. Дикие ослы на холмах по-шакальи ветер вдыхают. И над этой страшной землей возносятся к Богу слова о признании вины и грехов, мольба о спасении: «Надежда Израиля, Спаситель его в час беды» (там же 8).

            У слова «надежда» в оригинале есть два значения. Второе из них — «водоем». И завершает два фрагмента, тесно связанных, как преступление и наказание, стих:

 

 

Бич и меч

            Бич — орудие пастуха, который пускает он в ход, когда овец с заходом солнца в загон загоняет и из загона с рассветом на пастбище выгоняет. Бич хлещет по вытоптанной земле. Бичом пастух отбивается от волков, стадо свое защищая. Бич свищет, не разбирая, кого поразит, в кого он вонзится. Бичом пастух наказывает отбившихся, в стадо их возвращая. Тогда бич взметается неохотно, наказание тщательно отмеряя.

            Евреи — народ пастухов. Ирмеяѓу — пророк, посланный Господом к пастухам, к тем, к кому в давние времена был послан отцом гордец Иосеф. Возненавидев, братья бросили младшего в яму, похожую на ту, куда враги бросили Ирмеяѓу. Впрочем, наверное, все ямы друг на друга похожи.

            Мы не знаем, чем в юности в Анатоте он занимался. Похоже, что Ирмеяѓу из семьи не слишком богатой. Но даже в богатых семьях самые младшие, как рыжий Давид, будущий израильский царь, пасли скот отца. Иосеф, Давид. Почему не Ирмеяѓу?

            Что должен делать пастух? Бич свистящий, бич созывающий — овец собирает, считает, на ночь в загон загоняет. Бич звенящий, бич призывающий — к источнику, на пастбище выгоняет.

            В иврите пастух и пастырь — единая суть. Те, кто овец созывал, был избран Господом, призван. Не со стороны пришло Учение к пастухам, но от них Учение вышло, рассеялось в мире, где, даже став «очень своим», сохранило дух инородный: одно дело пастырь, совсем другое — пастух.

            Ирмеяѓу беспощаден и к пастухам и к овцам. Для него слово «народ» не индульгенция на безгрешность и безнаказанность. И все-таки спрос с овец хоть немного, но меньший, чем с пастухов. А те губят овец, разгоняют, их не считают, потому взыщет Святой благословен Он с пастухов, а уцелевших овец соберет из всех стран, куда их изгнал, вернет «на пастбища плодиться и размножаться» (23:3). И поставит Всевышний им «пастухов, которые будут пасти их,// а они больше не будут бояться, трепетать, пропадать, — слово Господа» (там же 4).

            И когда Господь повелит бежать, из Земли касдим (вавилонян) уходить, вожаки стада пойдут впереди, расспрашивая  дорогу в Сион, говоря: «Пойдем, пристанем к Господу, к союзу вечному, что не будет забыт» (50:5). Тогда народ покается, даровав Всевышнему право простить:

 

 

            «Пастух» у Ирмеяѓу слово контекстуально весьма многозначное. «Пастух» — не только Он и Его стадо пасущий, но и тот, кто виноградник Всевышнего потравил, Его удел истоптал, кто в пустыню виноградник Его превратил (12:10). «Пастух» — из этого ряда: Исход, Завет, Изгнание, Избавление.

            Были глупые пастухи, Господа не искавшие, потому «все стадо рассеялось» (10:21). К ним Господь обращается: «Рыдайте, пастухи, и стенайте, владельцы скота, пеплом осыпьтесь: дни заклания наступили». Этих пастухов по ветру Всевышний рассеет, исчезнет убежище пастухов (25:34), и будет «стенание пастухов, владельцев скота рыдание:// пастбище Господь разоряет» (там же 36). Разоряет Господь пристанище безмятежное: лев, царь Бавеля, «оставил прибежище», и «земля стала пустыней из-за губительной ярости, ярости его гнева» (там же 38).

            Это — было. А будет: «Израиль рассеявший — его соберет» (31:9), даст ему по сердцу Себе пастухов.

            Было: пастбища «выжжены и безлюдны, рев стада не слышен» (9:9). Будет: на безлюдные улицы городов Иеѓуды, на пустые улицы Иерушалаима, на которых «ни жителя, ни скота, никого» (33:10), вернутся голоса жениха и невесты, голоса славящих Всемогущего Господа, жертвы в Его дом приносящих, рев стад, которые пастухи, считая овец, загоняют в загоны (там же 12).

            Но бич не только орудие пастуха. Бич — орудие палача. Вероятней всего, именно бичевание имеет в виду Учение, говоря (в книге Слова, Дварим) о наказании, определенном судом. Вынес судья приговор: количество ударов по мере вины, но не более сорока, ибо если число ударов более сорока, то будет твой брат унижен перед глазами твоими (Слова, Дварим 25:3). Боясь ошибиться в счете, евреи ограничивали максимальное наказание 39-ю ударами. Бичевание, таким образом, не было смертной казнью. Более того, не считалось слишком позорным. Отсюда — более ясное, «пропорциональное» представление о роли бичевания, которое по воле Всевышнего произведет Невухаднецар. Комментаторы Учения спорят о том, кто производил наказание: сам ли судья или некто бичующий по его поручению и под его присмотром. Отсюда — вопрос о роли Невухаднецара. Кому он уподоблен? Царь Бавеля — орудие, а судья — Всемогущий. Невухаднецар — Божий посланник. Потому о нем и подручных его в пророчестве Ирмеяѓу нет ни слова дурного. В самом деле, кто бич обвинит за то, что он наносит побои?

            Невухаднецар (Невухадрецар, в русской традиции: Навуходоносор II) — царь Бавеля (Вавилона) в 605 г. (604г.) — 562 гг. до н. э. О нем не скажешь:  один из персонажей. Его имя свыше 90 раз встречается в ТАНАХе. Невухаднецар взошел на престол, когда борьба за территории Ашура (Ассирийской империи) между Бавелем и Египтом была в самом разгаре. В конце 601 г. до н. э. Невухадрецар предпринял попытку вторгнуться в Египет, но потерпел неудачу, что побудило государства региона, включая Иеѓуду, к восстанию против его владычества. В 598 г. до н. э. он вторгся в Иеѓуду, овладел Иерушалаимом, захватил в плен царя Иеѓояхина (Иехонию), поставил царем его дядю, дав имя ему Цидкияѓу. Царь Иеѓояхин с семьей, матерью, приближенными, воинами и ремесленниками был отослан в Бавель. В 588 г. до н. э. Невухаднецар вторгся в восставшую Иеѓуду и осадил Иерушалаим, который был взят летом 586 г. до н. э. Он разграбил Храм, ослепил царя Цидкияѓу и увел в Бавель часть населения. В царствование Невухаднецара империя достигла вершины могущества, город Бавель был расширен, укреплен и украшен.

            Лишь пророков Господь называет Своими рабами, и — царя вавилонского (25:9), наделяя его исключительной властью над миром:

 

 

            Невухаднецар покорил и разорил не только Иеѓуду, но и соседей, не менее ее погрязших в грехе. Их судьбе в пророчестве посвящены отдельные главы, имеющие характер добавления к тексту. В «приложении» говорится о судьбе соседей, настоящее которых подобно Иеѓуде: меч, голод и мор. Гибель надвигается со звоном копыт, грохотом колесниц (47:3). Вместо веселья и ликованья, криков в давильнях топчущих виноград из многочисленных городов гордого, надменного, тщеславного, заносчивого, высокомерного (там же 29), привыкшего к богатой жизни Моава доносятся, словно звон разбитых сосудов, зовы о помощи. Стихи становятся коротки, как кинжалы, пронзительны, словно стрелы: «Из Хоронаима вопль:// разбой, великое бедствие». «Сломлен Моав», —// орут его молодые» (там же 3-4). К Моаву (сын моавитянки Рут — дед царя Давида) Всевышний питает особое расположение, сравнивая его с Израилем, северным царством евреев. Моав разуверится в своем божестве Химоше, как Израиль, уповавший на тельцов, которые были в Бейт-Эльском храме (там же 13). Господь зовет моавитян оставить города и поселиться в скалах: «станьте голубем, гнездо у края пропасти строящим» (там же 28). Господь оплакивает славную лозу, инжир Моава, его иссякшие воды. Он о Моаве рыдает, кричит, стенает (там же 31), Его сердце плачет свирелью (там же 36). 

 

 

            Сынам Амона Господь припоминает изгнание колена Гада с земли, которой его наделил Господь. В наказание за давнее преступление Всевышний заставит их услышать трубы войны, и «наследует Израиль тому, кто его изгнал» (49:2). Эдому Господь, обещая позаботиться о вдовах и сиротах (там же 11), предрекает страшную кару: «Ты — ужас, злосердечие тебя обмануло, в расселине скалы, на вершине горы живущий,// если гнездо твое, как у орла, высоко, и оттуда низрину, — слово Господа» (там же 16). Перед надвигающейся катастрофой ужас овладевает Дамэсеком, «как роженицу, муки, страдания его охватили» (там же 24).  

 

            Бесполезно? Не только:

 

 

            Если меч — ясный и недвусмысленный символ войны, то у шофара (рога), как у бича, двойственная репутация. Во времена ТАНАХа его звук созывал граждан, оповещал о начале войны, приближающемся бедствии. В период Мишны шофар звучал в дни общественных постов, а в талмудическую эпоху в него трубили в канун и на исходе суббот и праздников. В Средние века возник обычай трубить в шофар после утренней молитвы на протяжении всего месяца элуль, который предшествует Рош Ѓашана. В книге Иеоѓошуа читаем рассказ о разрушении стен Иерихо (Иерихона), один из главных героев которого шофар.

            В пророчества Ирмеяѓу ни Иеѓуда, ни соседи ее не знают мира. Если здесь и сейчас не слышно звона клинков, то это просто затишье. Обостренный слух Ирмеяѓу уловляет грохот идущей войны. Он призывает жителей городов, стеною не обнесенных, а потому беззащитных:

 

(4:5).

 

За это не покараю?

            Ивритская пословица утверждает: жизнь и смерть в руке слова. Добавим: тем более в руке слова Господня, переданного пророком.

            Катастрофа разразилась не в одночасье, растянувшись на несколько лет. На их протяжении положение Ирмеяѓу становилось все больше и больше двусмысленным. Иеѓуда, Иерушалаим, как могли, как умели, боролись с врагом, а пророк призывал врагу покориться. Зная нравы и обычаи победителей, нетрудно представить, что постигло бы побежденных, откажись они от борьбы. Они, побежденные, платили бы победителям дань, поставляли воинов и оружие, одним словом, стали бы частью империи победителей. 

            Счесть Ирмеяѓу предателем «помог» Иешаяѓу. Несмотря на то, что от общественной деятельности он удалился, но когда враг осадил Иерушалаим, Иешаяѓу своими речами вдохновлял народ на борьбу, пророчествуя, что царь Ашура снимет осаду и возвратится в свою страну. Чудо свершилось. Враг отступил.

            Такой исторический опыт (хотя и враг и время иные) «научил» борцов за свободу (в глазах Ирмеяѓу — безумцев) требовать от пророка просить Бога о чуде. Эти борцы верили не Ирмеяѓу, а лжепророкам, мир обещавшим. А Ирмеяѓу  упрямо твердил то, что слышать никак невозможно. Не грезы о мире — но грозный враг, беспощадный.

            Ярмо отдаленного Бавеля было наверняка намного слабей ярма более близкого к Иеѓуде Египта. Первое изгнание последовало после отказа царя Иеѓоякима платить дань после того, как вавилоняне потерпели поражение в 601 г. до н.э. от египтян. В ответ вавилонская армия с Невухаднецаром во главе вторглась в Иеѓуду, и сменивший к тому времени на престоле Иеѓоякима Иеѓояхин открыл ворота Иерушалаима. Элита вместе с царем, военные, оружейные мастера всего числом десять тысяч были уведены в Бавель. Среди них — будущий пророк Иехезкэль (Иезекииль). После первого изгнания последовало и второе. И его безуспешно пытался предотвратить Ирмеяѓу. Поставленный на царство Невухаднецаром юный Матания, получивший от царя-властелина в знак смирения перед ним новое имя, которое будет пророком иронично обыграно, Цидкияѓу повторяет трагичную ошибку Иеѓоякима. Юный царь мечется между сторонниками и противниками восстания против вавилонян. Сторонники (они же противники Ирмеяѓу) победили. Цидкияѓу перестал выплачивать дань. Невухаднецар повел вавилонское войско наказать бунтарей. После двухлетней осады Иерушалаим был взят. Царство Иеѓуда спустя 140 лет после падения Израиля перестало существовать. Население Иерушалаима, а его большинство составляли коѓены (это объясняет, что большинство вернувшихся спустя долгие годы были коѓенами), было угнано. Лишь одним отлична судьба Иеѓуды от судьбы Израиля. Если на территорию северного царства были пригнаны поселенцы из разных стран, то территория Иеѓуды, как предрек Ирмеяѓу, оставалась безлюдной. Тем самым сбылось обещание Господа полностью не уничтожить Иеѓуду. Когда в 538 г. до н.э. вернулись изгнанники, они  пришли на не заселенную территорию. В этом свете «предательство» Ирмеяѓу выглядит не пособничеством врагу, но выбором между плохим и безнадежным. Царь, придворные, коѓены выбрали безнадежное. Ирмеяѓу выбрал плохое.

            Недруги Ирмеяѓу, требуя его заточения, смерти, говорили, что речи пророка ослабляют воинский дух, руки героев, защитников города, слышащих пораженца, слабеют. Что может возразить Ирмеяѓу? Что может противопоставить? Голос Всевышнего, который не дано им услышать? Зато дано слышать собственный страх. Эпохе не нужны были герои. Эпохе с очевидностью, явленной временем, нужен был героизм смирения.

            Судьба Ирмеяѓу схожа с судьбой народа. У народа Сцилла — Египет, Харибда — Ашур и Бавель. Зажатому в тисках безнадежности как уцелеть, жизнь избирая? У Ирмеяѓу — тиски безнадежности: между голосом Бога и воплем людским. Как уцелеть? Выбрать жизнь? Но его назначение в мире не им выбрано — за него.  Он даже не волен никого попросить за него помолиться.  На пророчество обреченный, Ирмеяѓу — пророк обреченности.

            Ирмеяѓу со своим временем решительно разминулся. Его правоту подтвердила История. Дерево, верхушку которого срезали, за долгие годы вавилонского плена лишилось корней. И редкие возвратившиеся, избранные из избранных, Изгнание пережившие, в Иерушалаиме оказавшись, увидели руины еврейства на выжженной скверной земле.       

            Цидкияѓу посылает к пророку: «Помолись за нас Господу, нашему Богу» (37:3). Это первый раз, когда юный царь шлет пророку подобную просьбу. А во второй раз он просит его Господа вопросить: может, Господь сотворит, подобное всем Его чудесам, и тот (Невухаднецар) отступит (21:1-2)? У Цидкияѓу свои Сцилла (придворные) и Харибда (пророк). Он мечется, более всего уповая на чудо. Потому что уповать более не на что.

            Чудо случилось. Из Египта вышло войско, и вавилоняне от Иерушалаима отступили. Как было царю и всем, толкавшим его на войну, не воспрянуть, стечение обстоятельств приняв за волю Господню? Сам Господь запретил Ирмеяѓу за них мольбу возносить — а чудо свершилось. Удостовериться, молился ли Ирмеяѓу? Зачем? Чудо свершилось. Молился пророк или нет, значения не имеет. В физическом времени их жизнь и его бытие совпадают, решительно удаляясь одно от другого в измерении метафизическом.

            Господь не щадит Ирмеяѓу, ставя его перед выбором, один из которого невозможней другого. Всевышний посылает пророка к царю, празднующему избавление, возвестить: вавилоняне вернутся, город захватят, сожгут. Господни слова переданы. И повествование, оставляя реальное течение времени, отступает на полшага назад, сообщая, что пророк не сейчас, но раньше, когда от Иерушалаима войско врагов отступало, решил уйти из Иерушалаима в землю Биньямина, чтобы «укрыться в народе» (37:12).

            Здесь мотив бегства Ионы смыкается с мотивом Исхода. Подобно тому, как египтяне, не отпуская, над евреями издевались, Иерушалаим не отпускает всем ненавистного Ирмеяѓу. Он все же уходит из города, уходит от них, бежит от миссии, ставшей ему нестерпимой.  Но Иерушалаим пророку уйти не дает. В воротах его хватает начальник стражи: «Сбегаешь к касдим!» (37:13) Избитого пророка швыряют в яму, где Ирмеяѓу сидит  долгие дни (там же 16).

            Текст рифмует мотив Ионы (бегство от миссии и возвращение к миссии) с финалом (не отпускать) и началом (яма Иосефа) Исхода. О чем нам Текст говорит? Об обреченности Ирмеяѓу, страдающего от одиночества, непонимания и презрения. Пророк прикован цепями к Исходу. Подобно Моше, он возвестит о будущем возвращении, но сам в Землю обетованную не вернется.

            Вместе со стенами Иерушалаима рухнула власть в Иеѓуде. Казалось: началась жизнь после смерти. Наместник Гедалья нашел опору в остатках разбежавшейся армии. Один из полевых командиров, сам царского рода, амбициозный, отвергнутый, решил выполнить заказ царя соседнего царства: Гедалью убить. Решил — и убил.

            После взятия города, освободив от оков, вавилонский военачальник Невузарадан повторяет слова Ирмеяѓу: «Вы пред Господом согрешили, голосу Его не внимали, вот, и случилось» (40:3). Он предлагает пророку идти с ним в Бавель, где сам о нем будет заботиться, или остаться в Иеѓуде, отправившись к Гедалье в Мицпу, город на севере земли Биньямина, неподалеку от Иерушалаима, где пребывает наместник, город, избранный потому, вероятно, что уцелел,  покорившись, открыв ворота  врагам.

            Гедалья был последней надеждой сохранить остатки Иеѓуды. К нему приходят командиры отрядов — остатков рассеянной армии, евреи из стран-соседей, куда они убежали. Полевые командиры предупреждают Гедалью, что царем сыновей Амона послан Ишмаэль сын Нетаньи — Гедалью убить. Тот не верит. Еврей убивает еврея? Иоханан сын Кареха предлагает убить Ишмаэля. Отвечает Гедалья: «Не делай это,// об Ишмаэле ты ложь говоришь» (там же 16). Но не ложь он говорил. Пришел Ишмаэль со своими людьми, хлеб ели вместе с Гедальей. Поднялся Ишмаэль, поразил он Гедалью и с ним еще восемьдесят человек: «зарезал — и в яму» (41:7).

            В яму брошен Иосеф. В яме проводит свои дни Ирмеяѓу. И — круг замыкая — еще одна яма. Заметим, ямы не роют  — они приготовлены.

            Традиция «выявила» самые насущные сущности, отнеся их ко времени, когда времени не было. Они были созданы Господом еще до Творения. Среди них Тора, в которую Бог смотрел, мир создавая, имя Машиаха (Мессии) и еще, и еще. Вероятно, к этому ряду мог бы пророк Ирмеяѓу добавить и яму, ведь мир не для радости создан, но для страдания.

            О яме, куда убийца Гедальи бросает убитых, сказано вскользь. Отметим манеру: походя, между прочим говорить о столь насущных вещах. Эта яма  «приготовлена Асой — из-за царя Израиля Баши» (там же 9). Новые, не слишком обласканные исторической памятью имена. Зачем пророку они? Не все ли равно, кто вырыл злополучную яму? Имена Асы — царя Иеѓуды, и царя Израиля Баши рифмуются до неприличия. Один из них (Аса, кому интересно) в одной из постоянных войн Иеѓуды с Израилем (которым правил, кому интересно, царь Баша) велел разрушить дома и укрепления во вражеском городе Раме из-за страха перед врагом. Одновременно он приказал перенести камни к себе, в Мицпу, чтобы построить в городе укрепления и высечь яму для воды и продуктов.

            Если раньше большой круг замкнулся: яма Иосефа обернулась ямой пророка, то теперь замкнулся круг малый: в яму, враждой порожденную, вместо воды и еды швыряют продукты вражды времени нового, ничем от времени старого не отличного.

            Что было за самой старой, до сотворения мира задуманной ямой? Египет. Изгнание. Искупление. Возвращение.

            Что за ямой Асы и Баши, за ямой пророка?

            Бавель. Изгнание. Искупление. Возвращение.

            Иешаяѓу Господь возносит. Ирмеяѓу позволяет швырнуть на дно ямы. Пророческий путь не ведает полумер. Полутонов он не знает.

            В яме Ирмеяѓу-пророка нетрудно увидеть намек на мир подземный —  шеоль, живым поглотивший Кораха, восставшего против пророка Моше. Но в пророчестве Ирмеяѓу яма-шеоль не отступника поглощает. Знак вывернут наизнанку: яма поглощает народ, точно так же, как ярмо на шее пророка есть знак ярма на шее народа. Таким образом, Господь знаком-судьбой Ирмеяѓу говорит: это с вами случится.

            Круг замыкая, убийца, имя которого отсылает к вражде между сводными братьями Ицхаком и Ишмаэлем, пленив остаток народа, уходит к соседям — сынам Амона, ускользнув от мести Иоханана, советовавшего Гедалье его будущего убийцу убить.

            Убегая от гнева вавилонян в Египет, уцелевшие останавливаются возле Бейт Лехема, родины царя Давида. Видимо, здесь они обратились к пророку с просьбой за них помолиться, уповая, что Господь укажет им путь. Ирмеяѓу обещает, ничего не утаив, слова Всевышнего передать. А они, в свидетели Господа призывая, обязуются «каждое слово, что пошлет Господь твой тебе» исполнить (42:5). Твой Господь? Не наш, но твой, Ирмеяѓу! Вернемся к этому, а пока: они и пророк договариваются. Они призывают Бога в свидетели. Как весь народ договор с Господом исполняет, мы знаем. Но как исполнят они, уцелевшие?

            Услышав ответное слово Господне, пророк, призвав «весь народ от мала и до велика» (там же 8), передает им решение-прощение Господа: «Вернетесь в эту страну, отстрою вас — не разрушу, не искореню — насажу,// Я жалею о зле, которое вам причинил» (там же 10).

            Господь жалеет! Одинокий, оставленный, Господь сожалеет! Слова, которые влагает в необрезанные уши народа пророк, — стенание Бога.

            Не они  покинуты — Он.

            Наказан Он — не они.

            Не они о происшедшем жалеют, но — Он.

            Господь предлагает им выбор, то одно, что за них Он сделать не может. Выбор: между жизнью и смертью. Выбери жизнь!

 

           

            Господь их молит о милости: выбрав жизнь, даровать Ему право помиловать их.

            Другая возможность: голосу Бога, молитве пророка не вняв, выбрать Египет и хлеб. За хлебом когда-то отправился Яаков-Исраэль с семейством; отправился за хлебом — обрел страдание, обрел народ, милость Господа, искупление, Завет, возвращение.

            Если решите уйти в Египет от звуков шофара, от голода, мора, меча, то, — слово Господа, — «Как гнев и ярость обрушил на обитателей Иерушалаима, так ярость на вас обрушу, когда придете в Египет,// станете проклятием, ужасом, срамом, позором и места этого больше вы не увидите (там же 18).

            Обманув Господа и пророка, верные себе, они выбрали смерть, Египет, изгнание. Обреченный здесь и сейчас, везде и всегда быть с народом своим, Ирмеяѓу идет вместе с ними. И в египетском городе Тахпанхесе ему было слово Всевышнего. Господь пророку велит на глазах у людей в печи у дома фараона спрятать камни. На них воздвигнет шатер бич Божий — Невухаднецар, который поразит и Египет: «Кто на смерть — на смерть, кто в плен — в плен, кто под меч — к мечу» (43:11).

            Когда весь народ просит у Ирмеяѓу-пророка молиться Господу, Богу твоему (42:2), в надежде, что «укажет Господь, твой Бог путь, которым идти» (там же 3), Ирмеяѓу их поправляет: «Я Господу, Богу вашему по слову вашему помолюсь (там же 4). И — сбылась надежда пророка:

 

 

            Последний луч на дне ямы блеснул: его Бог становится их и его, становится нашим Богом.

            Блеснул  — и погас: твой Бог не стал нашим Богом.

(Окончание следует)