Онтологические прогулки

1

Мир как видение и подобие (Окончание главы)

Гог из земли Магог

            Слово так захватывает человечьего сына, что появляется ощущение: не пророк властен над словом, оно властно над ним. Когда это случается, слово, вырастая из хаоса звуков, красок и линий, подчиняет себе все бывшее, случившееся, происшедшее.

Пророчество стремится к пределу: не смерть — тотальное истребление (от болезней и старости у пророков не умирают), не победа в войне над врагом — окончательная победа добра над злом, не возвращение изгнанников группами, одиночками — потоками, реками — не ручьями.

            Крайние пределы Иехезкэля: живая вода из-под нового Храма (в реальности на Храмовой горе был скудный источник), не исцеление раненых в битве — всеобщее возрождение (сухие кости обратятся в тела, в которые Господь внесет дух), и — последняя битва добра со злом, окончательная победа Божьего народа Израиля над язычеством.

            Для последней битвы, окончательной победы добра Господь пробудит могучий народ, у которого множество союзников и вассалов; их непобедимая армия поднимется «тьмой, тучей, закрывающей землю» (38:9), «на страну незащищенную»: «живут без стены, нет у них ни ворот, ни запоров» (там же 11). Цель могучих: покорить, убить и разграбить. Цель Господа? «В конце дней это будет, на землю Мою тебя приведу, чтобы Меня народы узнали…» (там же 16)

            Эсхатологический иудаизм прочитал «в конце дней»: страшный суд, родовые муки прихода Машиаха (Мессии). Это — толкование конца Второго Храма, до него еще пять веков. Вероятней всего, пророк и его современники видели некий конец старого и рождение нового мира не тогда, когда «кончатся дни», а спустя большой, очень большой, огромный временной промежуток.

            В этот день «возгорятся гнев и ярость» Его (там же 18), «на земле Израиля будет потрясенье великое» (там же 19). Перед Всевышним «содрогнутся рыбы морские, птицы небесные, зверь полевой, все пресмыкающиеся на земле, все люди на лике земли» (там же 20). Все живое Господь покарает мором, кровью, ливнем, каменным градом и серой, и — «Возвеличусь Я, освящусь, явлюсь перед глазами многих народов,// узнают, что Я — Господь» (там же 23).

            Имя вражеского властелина, избранного для последней победы Израиля, — Гог земли Магог, верховный правитель Мешеха и Туваля (там же 2). Именно так, в буквальном переводе первоисточника — пророчества Иехезкэля, именуется знаменитый правитель, война с которым закончится в конце дней окончательной победой над злом.

             С течением времени в разных источниках Гог земли Магог раздвоился, превратившись в привычное, но неверное: Гог и Магог. Впрочем, и у Гога из страны Магог, и у Гога с Магогом — одна, Иехезкэлем определенная роль: быть уничтоженными в эсхатологической дали в последней войне.

            В Откровении Иоанна сатана, вышедший из темницы, обольщать будет народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань (Апокалипсис 20:7). Эти народы окружат стан святых и город возлюбленный (там же 8). И — огонь, ниспосланный с неба, пожрет их (там же 9).

            Было множество в той или иной степени бездоказательных попыток отыскать на карте землю верховного правителя Мешеха и Туваля. Иосиф Флавий в этих поисках, умудренный римлянами, пошел дальше иных на север, отождествляя Магога с теми, кого греки называли скифами (Иудейские древности 1:6:1).

            По мнению немалого числа комментаторов, Гог земли Магог, корреспондируя с именами, встречающимися в ТАНАХе (Вначале, Брешит 10:2; Повести лет, Диврей  ѓаямим 1 5:4), ничего общего с реальными или мифическими именами не имел. В моем представлении Гог земли Магог — характерное литературное имя, плод фонетической фантазии автора, подобно народам Пекод, Шоа и Коа (23:23).

            Верный себе, Иехезкэль на подступах к следующей теме (судьбе земли Израиля после уничтожения Гога) в экспрессивных стихах сказанное повторяет. Мерцающий звук влечет, и, не в силах остановиться, пророк его догоняет, уловляя стремительным словом:

            Гог из страны Магог разбит, его огромное войско, землю Израиля оскверняя, покрыло убитыми. Оружия на полях оставлено столько, что им будут обитатели городов семь лет топить (39:9), «не будут дрова с поля носить, в лесах не будут рубить» (там же 10).

            Господь даст Гогу место могилы в Израиле: к востоку от моря, которое одни отождествляют с Соленым (Мертвым), а другие, вслед за Переводом Ионатана — с Кинеретом. Нам неизвестны мотивы, по которым Перевод Ионатана, древний перевод на арамейский язык, расположил гигантское кладбище у Кинерета. Также невозможно привести какие-либо рациональные аргументы в пользу расположения кладбища у Соленого моря.

            У Иехезкэля нет «внешней» борьбы добра и зла. И добро и зло в самом народе, в самом человеке. Невухаднецар — не добро, он — карающий бич в руке Господа, он — зло, зло поражающий. Бич, сила ни в чем не повинны. Ирмеяѓу провидит, что зло, покаравшее зло (Невухаднецар), будет наказано. Иехезкэля будущее силы-бича не интересует. Его волнует в грязи язычества душа утонувшая, грязными душами попранный дух.

            Единственный случай внешнего проявления борьбы зла и добра — это война Израиля с Гогом. А также, на ином, символическом уровне, не война даже — победа живой, животворящей воды, из-под порога Храма текущей к стоячей мертвой воде Соленого моря, ее оживляя. Живая вода исцеляет мертвые воды. Где же им находиться, как не у огромного кладбища? Что важнее окончательного очищения от скверны, которое сразу после победы над Гогом начинает освященный Всевышним народ?

            Весь народ будет семь месяцев хоронить, от мертвых землю Израиля очищая, после чего назначенные обойдут землю:  «увидит кость человека — поставит отметку» (39:15). Долина, избранная для могилы, получит название Долины армии Гога.

            И — фантасмагорическая картина пиршества, полярного возрождению мертвых.

            Но, даже в землю Израиля возвратив, даже вражеской кровью насытив, Всевышний, помиловав, напоминает народу о его неизбывных грехах. Об этом говорилось и раньше: «Вспомните там все пути и деяния, которыми осквернились,// и будете себя презирать за злодеяния, которые совершили» (20:43), «Вспомнив пути ваши злые и деянья недобрые,// проникнитесь отвращением к прегрешениям и мерзостям вашим» (36:31). Напоминание о не забытых грехах — набатный рефрен:

Сухие кости и живая вода

            Человек всегда отождествлял жизнь с влагой, водой, а смерть — с отсутствием влаги. Сухая пустыня — смерть, дерево, посаженное у воды, — символ жизни. Древние греки, чтобы обеспечить душе жизнь, сухие кости пропитывали вином, о чем рассказал Гомер: в «Илиаде» о костях Патрокла, а в «Одиссее» о костях Ахилла. Шумерский вариант имени божества Тамуз (его оплакивают в Храме женщины, что среди прочих мерзостей показывают пророку, но он слов женщин не слышит, во всяком случае, их не приводит) имеет значение: истинный сын водной стихии. Тамуз — бог плодородия, значит, воды.

            То, что две с половиной тысячи лет назад не услышал или не передал пророк, мы можем услышать. Плач о погибшем Тамузе мог звучать так: «Ты, пастух, зерно посеянное, не пившее воды в борозде, не принесшее плода в поле, юный росток, не посаженный у источника воды, росток, чей корень подрезан, растение, не пившее воды в борозде».

            В Теѓилим (Псалмах) человек не раз сравнивается с засыхающей травой: «Утро: взошла, исчезла,// вечер: увяла, засохла» (90:6; см. также 129:6). У Иешаяѓу в призыв к Господу оживить мертвых вторгается голос самих мертвых, в котором два ключевых слова, символизирующих жизнь: «свет» и «роса». «Мертвые оживут, трупы восстанут,// пробудитесь, ликуйте в прахе лежащие, «роса света — Твоя роса», да извергнет земля мертвецов» (Иешаяѓу 26:19). О Господе, укрывающем в тени Своих крыл людей, сказано в Теѓилим (Псалмах): «Насыщаешь их туком в чертоге Своем,// рекою сладостною поишь» (36:9). И, наконец, спустя более полутысячи лет на острове Патмос в море Великом Иоанну покажут исходящую от престола Господа чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл (Апокалипсис 22:1).

            Самое знаменитое видение Иехезкэля — о сухих, иссохших, засохших костях, которые оживляет Господь. Бесконечно число толкований этого видения-притчи. С одной стороны, буквальное понимание: в конце дней все мертвые обретут плоть и дух, с другой — прочтение аллегорическое (к примеру, Рамбама).

            В чем этой притчей стремится Господь убедить человека, народ и народы? В том же, в чем стремится убедить всем Текстом. Узнаете: Я — Господь. Подобно тому, как сухие жилы животных сшивают листы пергамента в свиток, этот рефрен сшивает видения и пророчества в единую книгу.

            Без знания Бога любое здание рушится, прежде чем его возведут. Прежнее здание было волей Бога разрушено: фундамент подмыло, деревянные крепления сгнили. Новое надо строить на новом фундаменте, краеугольный камень которого — познание Господа.

            Смысл пророческой миссии Иехезкэля — очищение и возведение. Пророк дает «чертежи» нового Храма. Пророк убеждает людей, что прежнее знание неверно, ошибочно и порочно. Он выступает против стереотипов (см.: 11:3,15; 12:27; 33:10,24), подобных самому знаменитому: «Отцы виноград ели неспелый, а у сыновей оскомина на зубах» (18:2).

             Эта поговорка выражала суть народного сознания. Она звучит у Ирмеяѓу (31:28); в книге За что? (Эйха?) провозглашена та же мысль (5:7). Если поколение детей обречено страдать за грехи отцов, то: «Кости наши иссохли, надежда наша исчезла, кончено с нами» (37:11). Отвергая эту набившую оскомину народную истину, под обломками которой погребены праотцы, Иехезкэль говорит: в фундаменте здания нового Храма нет места предопределенности, есть место свободе воли, которой сам он лишен.

            Очищение, без которого возрождение невозможно, — это очищение душ и народного духа, очищение слова.

            Как и другие изгнанники, Иехезкэль унес на подошвах сандалий раскаленный песок родины, обращенной в пустыню. В иврите у слова «пустыня» немало синонимов. «Вода» — очень одинокое слово. У пророков по частотности оно несравнимо с «пустыней». Правда, «пустыня» Иехезкэля скорее литературного свойства, чем привычная картина пейзажа. И то сказать, пейзажа в обычном его понимании у пророков немного, а у Иехезкэля нет вовсе.

            Хорошая вода — вода чистая, а овцы Господни баламутят чистую воду. О проточной, столь значимой, воде реки Кевар не сказано ничего. Пророку чужая вода не интересна. Слышим у него, словно грозные отзвуки грома, и упоминания о водах могучих.

            Кедр и виноградная лоза растут у воды. Но сама по себе вода мало что значит. Важно — какая. Решающую роль играет контекст. Так, в отличие от кедра, виноградной лозе у пророка с водой не повезло. Только одна вода у него хороша, полезна, великолепна однозначно и безусловно. Это вода, текущая из-под порога Храма, несущая процветание берегам, полная рыбы, исцеляющая воды больные, соленые. 

            Положение земного Иерушалаима в контексте «вода-пустыня» весьма любопытно. С запада — относительно благополучные в смысле воды Иудейские горы, зато с востока — пустыня. В самом городе воды всегда было мало. На Храмовой горе был скромный источник.

            Что поразило изгнанников, принесших в Бавель горячий песок на подошвах сандалий? Что стало знаком изгнания? Река, вода, растения у воды.

            И у Иехезкэля упомянута ива (17:5), и в первом же стихе — река (1:1). Вода у него такая же, как у других пророков, такая же, как в других книгах ТАНАХа, противопоставленная пустыне амбивалентная сущность: оживляет и умерщвляет. В пророчестве изгнания мы слышим и воды, обильные, могучие, шумящие, гремящие и грохочущие. Воды у Иехезкэля подобны тем, о которых сказано в Теѓилим (Псалмах): «Подняли реки, Господь, голос возвысили реки,// реки грохочут. Но и вод великих, и волн могучих сильнее// в высях могучий Господь» (93:3-4).

            Первый стих Текста: время и место видения. Время — по исчислению евреев, место — река. Шелест крыльев живых, пророку явившихся, сравнил он с грохотом вод и голосом Божьим (1:24). Что пожелали б изгнанники перенести из Бавеля в обетованную Господом землю? Об этом последнее видение, ради которого провожатый возвращает пророка к входу Дома Господня: течет из-под порога вода.

            Первое, что видит пророк, возвращенный к входу Дома, — вода, текущая на восток, к жертвеннику струящаяся (47:1). Провожатый выводит пророка к наружным воротам дорогой, ведущей к востоку, «и — с правой стороны хлещет вода» (там же 2). Через тысячу локтей они уже идут по щиколотку в воде (там же 3), еще через тысячу — в воде по колена, затем провожатый, отмеряв тысячу, повел пророка по бедра в воде (там же 4). Еще тысяча — и поток, через который не перейти: «поднялась вода, вода — чтобы плыть, поток — не перейти» (там же 5). Затем сын человечий видит на берегах потока «много деревьев» (там же 7) и слышит: «Эта вода в восточную область течет, струится в пустыню,// льется в море, и, изливаясь из моря, вода исцелится» (там же 8).

            Комментаторы по-разному определяли направление потока. В Тосефте (Сука 3:3) море, куда впадает поток, называется Морем Тверии (Кинерет) и Великим (Средиземным) морем. Однако наиболее вероятен другой путь. Вода из-под порога Храма течет на восток, в пустыню и впадает в Соленое море, исцеляя (опресняя) воды его.

            Или на эсхатологическом языке пророка, родившегося в Бавеле, в изгнании: «Потечет живая вода из Иерушалаима, половина — к морю восточному, к морю западному — половина,// будет летом, зимой (Зхария 14:8). Этот стих, повторяющий знаменитый образ Иехезкэля, — из ѓафтары, фрагмента из Книги пророков, который мудрецы установили читать в праздник Сукот, праздник воды. Более пятисот лет после Иехезкэля в Мишне (Сука 4:9) была описана великолепная церемония возлияния воды в этот праздник.

            Золотой сосуд наполняли водой из источника Шилоах, находившийся недалеко от Храма. От источника процессия, коѓены и народ, направлялась к Водяным воротам, одним из южных ворот Храма, название получившим именно потому, что через них вносили в Сукот воду для возлияния. Момент вступления процессии в Храм сопровождался трублением: «Черпать воду с радостью будете» (Иешаяѓу 12:3). Удостоенный чести совершить возлияние, коѓен поднимался по пандусу, при этом не так, как обычно, по правой стороне и, обойдя жертвенник, спускаясь по левой, но — поднимаясь и спускаясь по той же стороне пандуса. Почему? Если бы он шел обычной дорогой вокруг огня, пылавшего на жертвеннике, существовала опасность, что в воду попадет гарь, и кристально чистая вода могла стать непригодной для возлияния. На юго-западном углу жертвенника были две чаши: восточная — для вина, западная — для воды. Туда выливал воду коѓен, воплощая мольбу о дожде, урожае, благополучии Израиля и народов мира: Творец ведь покрыл землю, как платьем, водами (Теѓилим, Псалмы 104:6), Он их укротил (там же 8-9). И с тех пор, укрощенные, воды зверя в поле поят (там же 11), насыщаются ими кедры ливанские (там же 16).

            Строго говоря, не все тексты Иехезкэля, о которых шла речь в этой главе, можно отнести к видениям. Но притчи-пророчества о Гоге из земли Магог и о живой воде, из-под порога Храма текущей, столь зримо пластичны, что их можно было только увидеть пророческим зрением. Хотя жанр видений мы встречаем задолго до Иехезкэля (вспомним посланцев Господа, явившихся Авраѓаму), но у него видения не менее значимы прямого слова Господня.

            Вслед за Иехезкэлем Зхария в своих видениях, подхватывая его образы, их развивает. Зхарии в видении открыты четыре рога, рассеявшие Израиль (2:1-4). Ему показан золотой светильник, знак появления Зрубавэля, с которого начнется возвращение Израиля в свою землю (там же 4:1-10). Видит пророк и свиток, летящий, символизирующий проклятье, на землю идущее (там же 5:1-3). Во всех видениях Зхарии действует посланец Господа, толкующий пророку знаки и символы. Зхарии явлена картина, ставшая знаменитой: Господень посланец, Главный коѓен, а по правую руку посланца — сатан (там же 3:1-10).

            У Иехезкэля и Зхарии видения были частью пророчества. Но со временем они обрели жанровую самостоятельность, особенно в мистических текстах Средневековья, восходивших к видениям пророков.

            Сапфировые кристаллы в картине Шагала «Ворота еврейского кладбища» (1917). Изгнание. Витебск. На воротах — стихи Иехезкэля.