Комментарий | 0

Это совсем не страшно

 
 
 
 
это совсем не страшно
 
Это совсем не страшно
забацать быстрый абортик
а после — кровавую мери
в чужой квартире
после — мартини
с каким-то чужим мальчиком
казаться такой маленькой
смотреть только на два метра вокруг
и дышать медленно — через один
вздох
вздор
чтоб ты сдох
— и плачет пьяная девочка: ежик умер в груди,
тычется на балкон — покурить,
ноги озябли:
девочка-заинька, девочка-птичка-зяблик.
Не с кем поговорить.
Совсем.
Села на пол, впервые серьезной,
Не распутывать, так разорвать сети.
В своем уже доме, дольки лимона в последнем бокале.
Цианистый калий.
Найдут соседи:
Баба Люба и тетя Надя с дочкой Верочкой.
Такие дела, милые,
идите мимо
куда шли (купить мармелада и пончиков)
все-кончилось
 
 
 
6 нот
 
4 ноты. со скольких меня угадаешь?
мозаика:
вот мои руки, плечи, вот ноги,
походка, выстраданная годами,
улыбка бездумной девочки-заиньки,
безумной Офелии,
лесной феи.
между нотами притаились страхи,
междустрочные препинания знаки,
я тебя боюсь, я тебя не знаю,
чужестранный голос твой: чужой, странный.
5-ая нота — гром:
мы от воды расклеимся, куклы картонные.
женщина, бывшая твоим ребром,
поросшая стихами как клевером,
заплакавшая глаза свои сонные, томные,
неприкаянная,
— зачем тебе такая?
шли заросшими злыми тропами,
боль остывшую ели ложками,
ничего уже нас не трогало,
осторожничали: чувства ложные.
6-ую ноту ты выпьешь, как молоко.
тебя любить нельзя, не любить сложно.
себя дарю тебе, да не в коня корм —
отдел сердца для любви сломан.
и не вылечить его ни священнику, ни врачу.
а с каждой мысли твоей снимать слепок,
пить твою темноту, собирать тебя как конструктор лего —
я не хочу.
 
3 июня 20**
 
 
 
Отчаянье
 
Отчаянье, тупое, пятистопно-ямбовое,
избитое, пошлое, слезливо-хлюпкое,
известное всем, до последней шлюшки,
простое как вечер, как яблоко —
с сердцевиной — тайной-о-пяти-косточках,
из каждой жизнь попрет, если все сложится;
а мы несем свои скомканные пожитки в ладошках горсточкой
и теряем самое притертое к душе и часто ложное —
и возникает это отчаянье, оно предсказано всеми сонниками,
какой-то он запивает эту тоску джинами-тониками,
какая-то она все мает себя таблетками и подоконниками…
а за их спинами пасутся в полях голубые лошади,
жуют бархатную траву и трясут серебристыми гривами
и кажутся вполне счастливыми.
 
май 2013
 
 
 
 
опять этот Достоевский
 
Ночь нечестная, подкралась, прямая-кривая-ломанная,
со спины, к коже прилипла пальцами, обмотала душу сетями;
в твой дом, Господи, меня тянет,
но куда я такая пойду, ни одним ангелом не целованная?..
Был мой один (серые крылья, курил без продыху) —
но умер (20 стихов в тетрадке и 10 лет слез)
и вот я без ангела, сама учусь пробовать пороху,
выпотрошить душу, чтобы освободить место
(стоит ли — вот вопрос)
Для чего — нового? — преходящего ли, вечного?
страха щемящего? страха бесчеловечного? обещанной тишины?
— или глубже: жизни без страсти и без чувства вины
за каждого хрупкого страдающего человечка?
В ночь как занырнуть, себя разглядеть впервые в упор,
зачем прятаться, если карты раскрыты, раскиданы? —
в этом саду-раю ночном невиданном —
глубже, чем в пропасти, холоднее, чем в завитках гор.
Итак, начинать, начинать, — лист белый, но мятый;
помоги, мой бог, в этих сводах спрятанный,
просто будь рядом.
 
23 августа 20**
 
 
 
 
молитва
 
Пожалуйста, тихо, замри, замолчи,
не дай страху в замочную скважину души просочиться:
заперто, заколочено и выброшены ключи.
Правильней всего уйти, перестать в этом мире числиться.
Мне до тебя, жизнь, совсем не осталось сил,
тянуться, льнуть к тебе, не осталось терпения:
глотать горечь: дней терпкую пену…
… отче наш, иже еси на небеси…
 
Терновых венцов на всех хватит, но святыми не все станут:
кто-то уйдет в усталость, кто-то — в старость.
А я где-то между дней и минут металась,
пытаясь тебя, жизнь, полюбить — но
мимо нот промахивалась, мимо клавиш – играла по пустоте.
Но та лишь нота, что выстрадана, поет.
А я не хочу, Господи, заслуживать каждый день…
…да святится имя твое…
 
Ничего, что так — не по правилам? — я поздно учусь говорить.
Я учусь любить твой мир: гляжу из окна своей башни: на паперти
по белому снегу рассыпаны красные снегири:
как черешни из детства вчерашнего на гладкой тарелке памяти.
Ты простишь меня? — мне не к кому больше теперь.
В твоем терпении больше, чем в страхе моем, веры.
Я никогда не хотела быть лучшей, никогда — первой,
быть камнем, или совсем не быть — единственное,
что не страшно…
… и остави нам долги наши…
 
Принять смерть значит принять жизнь,
пустить в свой мир звуки, запахи,
секундной стрелки судороги:
она даже с корнем вырванная извивается и дрожит:
издевается, врет, что знает час судный.
И рыба, выброшенная на берег,
поперхнется воздухом и вдруг задышит легко.
И я поверю…
…ныне и присно и во веки веков…
 
 
сказки
 
Тихие и смешные сказки,
не на ночь, а просто,
записанные как попало —
это моя жизнь.
должно быть, в ней есть любовь.
ведь разве можно не полюбить
холодное мягкое тело гусеницы,
ее тоненькие ложноножки,
царапающие воздух,
и, даже не помня о будущих крыльях,
желать ей прожить подольше;
разве можно не поцеловать
шершавую, золотистую,
полную солнца, кору сосны,
помнящей мои пальцы,
уменьшенные в три раза, —
когда, много колец назад,
я плакала о потерянном ежике
(он нос окунал в молоко,
щетинил иголки,
а я гладила,
гладила,
я думала, что ежики не умирают,
что они как гусеницы становятся еще чем-то,
например, у них вырастают крылья)
я не срубила дерева,
я не убила гусеницы,
я всегда слушала сказки, которые шептали листья,
и записывала их для чужих и злых —
они тоже достойны радости.
 
22 декабря 2011

 

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка