I spy with my little eye...
...а в больнице под утро такая тоска,
что больному, который проснулся,
показалось, что мозг задохнулся в тисках
снулых ламп, нитевидного пульса...
показалось, что по коридором спешит,
заполняя собою пространство,
где висят усечённые конусы ширм
и халатов стерильное братство,
в этот час бесконечных предутренних смен,
чьи предчувствия необоримы,
ощущение смерти...
и в этот момент
появляется врач Питиримов.
Питиримов возник. Питиримов пришёл.
Питиримов идёт, он спокоен.
Питиримов спокоен – и всё хорошо.
не хватает сиделок и коек,
не хватает всего, чего может хватать...
даже ангелы чувствуют зависть:
Питиримов грядёт, и бежит пустота
пред его неживыми глазами.
в обрамлении капельниц – сломанный стул.
переменного тока источник...
Питиримов приходит, и тени растут,
и на них распускаются почки...
расскажу тебе тайну: я тоже хочу
приобщиться невянущих истин,
даже если оккульт и религия – чушь,
а жилец обездвижен и стиснут...
помолюсь. позову его: доктор, пора!
отрешусь и покрепче зажмурюсь...
он ко мне подойдёт. отключит аппарат,
непростой, словно стрелы Амура,
и, воздев, понесёт меня – нежно, как мать,
к тем пределам, где враг Питиримов
белоснежным метёт,
и бушует зима
над гробницей Четвёртого Рима.
не мёртвая, но всё же – не живая,
лежит в блаженном вековечном сне
безбрежная страна.
идут трамваи –
сомнамбулами.
в парках тает снег.
вползают в окна, нехотя, рассветы –
к тем, кто влюблён
и вовсе не влюблён.
вдоль снулых площадей гуляет ветер.
над погребами проседает лёд.
под утро кровли опушает иней...
и снова смотрит бесковчегий ной,
как над благоустроенной пустыней
горит твоё всенощное окно.
Если же служение смертоносным буквам,
начертанное на камнях, было так славно...
(2 Кор. 3, 7)
муравьиные чёрные буквы
то сливались, толкались, спеша,
то неслись на экран ноутбука,
закрутясь в паутиновый шар.
а послушник Игнатий неспешно
юзал Web, оправляя свечу,
не сдавался под натиском – тех, что
апеллируют к органам чувств,
изнурённым святыми постами...
вдруг отвлёкся от них – и прочёл:
«на какой-то из внутренних стадий
муравьи превращаются в пчёл.»
о бессмертных патриархах дзен
...был снегом, льдом, теперь – вода: растаял по весне...
а патриархи – как всегда: то есть они, то нет.
ты поджидал их то в степи, то сидя на полу.
а лучше – просто ляг поспи, сажай на грядке лук...
не думай – кто чего достиг, кто патриарх, кто – нет...
не знающий в с е г д а в пути. взгляни: растаял снег,
стоит на берегу реки смотрящий на неё;
его наряд в грязи раскис, но он о с о з н а ё т.
ты прибываешь лишь затем, чтоб убеждаться вновь:
твоё убежище из тел, из элементов снов
не защитит тебя от пчёл, от безымянных сил...
проси их – всё равно, о чём, но лучше – не проси.
а патриархи – то видны, то скроются из глаз.
и путающий "верх" и "низ" глядит из-за угла
на сад непризнанных чудес, не зная, что он – сад,
не ведая, что люди здесь не верят в чудеса.
они работают, стремясь нажиться, уцелеть,
сажают злаки, месят грязь и полируют медь.
ты сам такой же, как они: в бессмысленных делах
пьёшь сумасшествия родник, не замечая длань
простершуюся над тобой, с которой патриарх
глядит, как ты скребёшь лубок и выпускаешь пар.
а патриархи – то молчат, то их в природе нет.
вот, ты подумал про очаг – и снова выпал снег...
церковной мыши белый вальс метель поёт, без нот...
(ты тоже к ней приревновал последнее зерно).
о патриархах ли теперь болтать?.. считать ли кур,
когда неумолимый перст нацелен в твой закут?..
они проходят, как во сне; давай поговорим
о том, что прошлогодний снег не сможет стать твоим,
и о безмерной бездне бездн напрасного труда,
когда они придут к тебе, десницы не подав...
смотри, какая простенькая басня:
И.А. Крылов, лиса, ворона, сыр...
“ты б лучше не учил отца ст***ться,” –
птенца безусый ворон попросил.
сыр вывалился, – Господи, помилуй! –
из лап, из рук, из клюва, из зубов...
а вместе с ним пошли гулять по миру
лесть, зависть, скупость, головная боль,
поток предметов, падающих сверху,
увесистость сыров, опасность травм,
охрана производства, тех. проверки,
амбивалентность социальных прав...
вредят ли предрассудки глупым птицам?
оценит ли благой урок лиса?..
читателю – угадывать и злиться,
нам – басни бестолковые писать.
про льва с лисицей – это у Эзопа;
у Апулея – что-то про осла...
а из каких таких, простите, опер
тот сыр, который птице Бог послал?
но погоди, – приходит час морали,
и пусть нам объясняет сам Крылов:
зачем мы жили-были, умирали,
почто и с кем делили отчий кров?
где сыр, где блудный сын ошибок трудных,
где парадоксов друг и Божий дар?
а главное – в каком из книжных трупов
и что мы почерпнули, господа?
лисе – лысеть хвостом, вороне – каркать
о том, что Бога нет, и сыра нет...
нам – знать: за все бесплатные подарки
приходится всегда платить в д в о й н е.
у кого выпадает 14 чёрных подряд?
кто похож на орла, чей полёт обрывает поребрик?
в чьём дворе не снеслась никакая из курочек ряб?
в чьём саду не растёт ни травы, ни шпалерных деревьев?
как проверить: а вдруг ты давно уже впал в коматоз?.. –
продолжаешь выращивать спаржу, кататься на пони
и лежать под каким-нибудь Богом забытым кустом,
наблюдая стрекоз, – но при этом ни разу не вспомнив
непосаженный сад и листы ненаписанных пьес,
и кошмары всесильных монархов – о браках бездетных...
это только иллюзия, – чувство, что ты г д е - т о е с т ь.
а фактически – нет ни тебя, ни вот этого г д е - т о.
стакан с водой,
и в нём лежит звезда.
большая.
настоящая.
и светит...
и человек, который "Аз воздам",
становится "Одним" и "навсегда",
поскольку смертен
и за всё в ответе.
покой.
и нет ни мысли под рукой.
и вещи обретают свой порядок.
и человек,
по сути – дырОкОл,
утрачивает стержневую кость,
приобретая свойство _з_в_у_к_о_р_я_д_а...
он совмещён, отчасти, со звездой –
огромной,
что лежит в воде
и светит.
и ей не нужен свет.
не нужен дом.
ни сладкий плен любовных передоз,
ни тот, который был за всё в ответе.
...а ангелы – такие же, как голуби, –
едят и пьют вино
в твоей квартире.
им всё одно: назваться алкоголиком,
спасти тебя от мух, заначку стырить...
ты веришь, что они – т а к и е, ангелы;
не те, что на полотнах Тинторетто.
так верит рыба – людям с аквалангами,
так верит в репу тянущего – репа.
и ангелы в тебя, отчасти, веруют,
как бездна – в тех, кто вглядывался в бездну.
и, наливая к а ж д у ю – как п е р в у ю,
они в твоей квартире поднебесной
склоняются к тебе, как к пашне агроном,
как к горизонту строчки – bold italic.
ты вместе с ними пьёшь
и, выходя в окно,
стесняешься сказать, что – не летаешь...
всё о том же
Небо цвета глаз любимой кошки –
Мал сиам, да дорог золотник...
Евдокия Дозорная. Московское детство.
нет, человечество себя не уничтожит
технологически; хоть с этим всё отлично.
и мы останемся – на саранчу похожие,
в тисках своих концепций антропоцентричных.
теперь наука занята не огнемётами,
а строит соты пермутирующих текстов,
переполняющих сознание не мёдом,
но элементами ненужной картотеки.
ты замечаешь, как – расхожестью и пошлостью –
опустошился смысл понятий "мир" и "люди"...
и даже небо цвета глаз любимой кошки
уже не может удержать твоих иллюзий.
машину снова влево повело
и стало хорошо
как будто ветер
улёгся спать и в заднее стекло
уже давно мне фарами не светят
как будто льётся чёрный автобан
с трассирующей нитью глаз кошачьих
и двигателя шелковистый бас
сквозь сон звучит уютней и иначе
как будто я приехал и держу
тебя за руки в маленькой гостиной
где розовый японский абажур
созрел и вниз склоняется интимно
машина хочет спать
а с ней и мне
предписано застрять в девятом круге
прижавшимся щекой к твоей спине
забыв про руль колышащие руки
в лужах выкипает синь...
ни к чему скакать по кочкам.
съев на завтрак апельсин,
ты, наверное, не хочешь –
знать, что в мире без тебя
всё возможное – возможно.
вот повязывает бант
– в окружении пирожных –
девочка, с которой ты
никогда не сядешь рядом.
собираются коты
у кустов кошачьей мяты...
вот пчела влетает в сад
и садится к ней на руку, –
не затем, чтоб покусать:
принесла нектар подруге.
почему-то без тебя
всё возможное – возможно:
кодонопсисы рябят,
отрываются от ножек
и взмывают в облака,
голубыми огоньками...
к прототипам звёздных карт
улетает ночью камень.
только в мире без тебя
всё становится возможным:
зацветают лён, табак,
маттиолы, подорожник...
кошка потеряла вес
и лакает свет из блюдца...
видишь: – без тебя в траве
одуванчики смеются.
К.
бородатый шиповник зацвёл у тебя на горе.
почему он цветёт, говорит, почему он цветёт?
почему его вид убедительней, чем наша речь?
не пытайся меня поддразнить, говорит, а не то...
каждый год, только лето настанет – и мы на горе,
распластавшись в волнах тимофеевки, пялимся в синь,
где корона ближайшей звезды продолжает гореть,
а под вечер бывает роса, и приходят – косить...
я люблю это время, когда наша жизнь так полна,
что не видно ни дна, ни каких-то случайных огрех,
когда звёзды роятся над садом, и только для нас
бородатый шиповник расцвёл у тебя на горе...
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
