Русские сказки
Подковал серебряными подковками.
Стала жалиться блоха, стала плакаться:
Ах, несчастная я, разнесчастная,
Не могу ни ходити, ни прыгати!
Посадил меня Левша в клетку медную,
За засовом сижу я титановым.
Не испить мне, блохе, честной кровушки,
Не топтать вовек тёплой шерстушки.
Говорит ей Левша, подбоченившись:
Не горюй, блоха, блоха-блошенька!
Отнесу я тебя во Плешиный ряд,
На Блошиный рынок, на торжище.
Там купцам загоню богатеньким,
Приплывавшим к нам из Венеции.
Принёс Левша блоху на базар
И продал за целковый купчикам.
Увезли купцы блоху в Венецию.
Открывали клетку медную,
Пересаживали в золочёную.
На гондолу поставили узкую,
Повезли во дворец к государю-то.
Увидал её дож, удивляется,
На копытца её не насмотрится.
А блоха давай ему жалиться,
Говорит: не могу я прыгати,
Не могу ходити-бегати.
Не испить мне вволю честной кровушки,
Не топтати мне тёплой шерстушки.
Услыхал её дож, опечалился,
Приказал слугАм расковать блоху:
Ты иди, блоха, своей дорогою,
Не погублю я душу твою блошиную.
В тридесятом государстве,
Где кофе – молотый,
А дома из чистого золота,
А дороги вощёные,
А мосты мощёные,
Жил-был Иван-балалаечник,
Балалаечник да гусельник.
Как-то позвали Ивана во дворец.
Сам царь ему и говорит:
"Неча, Иван, на печи лежать,
В потолок плевать!
Будешь, Ваня, послов встречать,
Струны пощипывать,
Песни выдумывать,
Царя-батюшку потешать".
А Ивану что:
Знай на гусельках наигрывает,
Да балалайку поглаживает.
«Ладно, – говорит, – постараемся,
Поработаем во славу Божию
Да потешим царя-батюшку».
Приехали послы итальянские –
На головах плоские шапки,
А на шапках перья колыхаются.
Стал играть Иван, тронул гусельки –
Заплясали гости итальянские,
Пляшут час, пляшут два часа;
Шапки с голов попадали,
Перья повылезли,
Пот с коричневых лбов
Градом льёт.
Отложил Иван гусли,
Взял балалаечку.
Взмолились послы итальянские:
"Не играй, Иван, не губи ты нас.
Отдадим мы царю-батюшке пол-Венеции,
Да ещё, к тому ж, пол-Флоренции,
Да в придачу ещё шапки с перьями
И плащи наши красные суконные.
А не то отсекут нам головы,
Обвинят нас в хореомании".
Бросил тут играть Иван.
И ушли послы счастливые.
И повесил царь-батюшка
На стену полкарты - Венеции
И полкарты Флоренции.
И стал жить-поживать,
Да вечерами с блюдечка
Чай пить китайский.
Смоляну ладью тихоходную.
А над той рекой стены до неба,
Словно печь в избе побелённая.
А за стенами, над бойницами,
Блещут маковки позолотою.
Та приплюснута, будто палицей,
Та – округленька, словно девица.
Башня третья-то – как берёзушка,
С колокольнею, белоствольная.
Как к высокому крыльцу-паперти
Подъезжал на коне с попоною
В шапке, соболем отороченной,
Князь Владимир-от Святославович.
Подъезжал, вопрошал служилого:
Не видать ли обоза вражьего?
Не слыхать ли зверина гиканья,
Табунов басурманских топота?
Отвечает служилый, кланяясь:
Нет покоя соседним волостям
От татарина щелеглазого.
На башке у них шлемы ржавые,
Шапки лисами оторочены.
На кол садят, срубают головы.
А из кожи христьянской праведной
Шьют их жёны мошны с попонами.
В чёрной бане они не моются,
У костров кружком собираются
Жрать кобыл, а раздевшись, слушают,
Как полымя их вшами щёлкает.
Говорит тогда Красно Солнышко:
Сослужи ты мне службу верную:
Поезжай ты в степь со товарищи,
Прогоните отродье идолье
От белёных стен да от маковок,
От святых икон в степи ровные!
Выходили в степь трое витязей,
Трое витязей во броне кольцом.
Первый с палицей, как каштанов плод,
А второй с копьём – будто деревце.
А у третьего за спиною лук,
Словно бровь черна, поизогнутый.
Под Ильёю конь заелозиет,
Под Добрынею заартачится, –
Уж Поповичев вслед стрелы летит.
2019
Муж её погиб в сраженье
С ненавистною Литвою.
Был посадник он исправный,
На войне был витязь храбрый.
К речке Марфа выходила,
На мосту стояла долго,
Долго в полюшко глядела.
Вот, супруг любимый скачет:
Приближается – и в пене
Конь храпит и пыль метётся...
Держит голову курчаву
Всадник на железной длани,
А другой рукой – поводья.
Закричала Марфа в поле,
Серым лебедем взлетела.
И кружит над полем долго,
И кричит не птичьим криком,
И рыдает вдовьим плачем...
А как к Новгороду войско
Подступило Иоанна,
Обратилась снова в Марфу,
И на площади широкой
Собрала она дружину
Из посадских, из торговых,
Да из чёрного народа.
Да ещё Великой Ганзы
Немцев любекских в пять сотен.
А всего-то было войска
Тысяч пятьдесят, не меньше.
Марфа к речке выходила,
На мосту стояла долго,
Долго в полюшко глядела:
Вот и зять по полю скачет.
Конь храпит и пыль метётся...
Держит голову курчаву
Всадник на железной длани,
А другой рукой – поводья.
Закричала Марфа в поле,
Серым лебедем взлетела.
И кружит над полем долго,
И кричит не птичьим криком,
Плачет плачем материнским...
А во граде плаху строят,
Там, где вече собиралось,
И ведут на плаху Марфу:
Обратилась она снова
Марфой – чёрною вдовою.
Говорит она народу:
В небе птицей я летала,
А спустилась я на землю
Умереть женой утешной,
Нежной матерью счастливой,
Новгородкою свободной.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
