Комментарий | 0

Поэт Владимир Луговской

 

К 120-летию В. А. Луговского

 

Владимир Александрович Луговской (1901—1957)

 

1

…есть нечто потустороннее – во всяком случае обречённое в стихотворение «Алайский рынок» - безнадёжность безвыходности:

 

Три дня сижу я на Алайском рынке,
На каменной приступочке у двери
В какую-то холодную артель.
Мне, собственно, здесь ничего не нужно,
Мне это место так же ненавистно,
Как всякое другое место в мире,
И даже есть хорошая приятность
От голосов и выкриков базарных,
От беготни и толкотни унылой...

 

Страшная экзистенция проступает в следующей строке: жуткое знание, которого… лучше бы не было:

 

Здесь столько горя, что оно ничтожно…

 

Луговской больше ассоциируется со звоном и бодростью, широким размахом, сильным внедрением в жизнь; многие его стихи гудят и вибрируют, как провода, по которым течёт неистовая правда реальности: которая никогда не закончится, будет сверкать всегда, переливаясь радугами чувств и оттенков:

 

Сегодня не будет поверки,
Горнист не играет поход.
Курсанты танцуют венгерку,-
Идет девятнадцатый год.

В большом беломраморном зале
Коптилки на сцене горят,
Валторны о дальнем привале,
О первой любви говорят.

 

Впрочем, он был разнообразным поэтом: и, владея стихом с той мерой мастерства, когда оно не замечается уже, переводил в созвездия созвучий различные реалии мира, создавая свой – языковой, неповторимый.

 

…астроном возникает: ищущий правды о небесах, правды, сулящей веру:
Ты осторожно закуталась сном,
А мне неуютно и муторно как-то:
Я знаю, что в Пулкове астроном
Вращает могучий, безмолвный рефрактор…

 

Развернётся «Баллада о пустыне», шурша песком, предлагая его бесконечность, как альтернативу бытию, закрученному вокруг избыточного движения.

 …есть хороший размах в стихах Луговского: поэзия должна внедряться в мир мощно; и предметность оной предполагает подлинность реальности:

 

Дым папиросный качнулся,
            замер и загустел.
Частокол чужеземных винтовок
            криво стоял у стен.

 

Он создал сильный свод: сияющий, яркий, и, устоявший в течение лет, не меркнет оный…

 

 

2

У правды крепкая соль, но она – слишком солёная:

Здесь столько горя, что оно ничтожно,
Здесь столько масла, что оно всесильно.
 

Ранний этот «Алайский рынок» Луговского, стихом белым входящий в огромные массивы русской поэзии, пестрит красками, замешанными на мизантропии; красками, что переливаются самоцветами, и уже этим снижают негативный накал…

 Я пьян с утра, а может быть, и раньше...
Пошли дожди, и очень равнодушно
Сырая глина со стены сползает.
Во мне, как танцовщица, пляшет злоба…
 

Вообще, это не та злоба, которая убивает, но та, на энергии которой можно что-то делать.

 Луговской поэт размашистый, поэт существительных, многочисленных и разнообразных, яркий, порою пышный.

Яркость мира мешается с яростью строк: и действительность, преобразованная стихом, входит в сознанье и запоминается иначе.

 Или предстаёт инакой – благодаря стихам Луговского.

Поэзия – как описание действительности.

Поэзия – как постижение оной.

В сущности, поэзия – сумма сумм: тут и мелодия речи, и гармонизация реальности, и собственное, какое надо вклинить в мир, восприятие этого мира.

 …пригоршни созвучий Луговского рассыпаются, разлетаются, мелькают, играют.

Ибо стихи его блестящи, густы, плазма бытия бурлит в них тугим напором.

 

Фотограф печатает снимки —
Являются лица людей.

 

Так, лица людей – равно лица явлений, событий – выплывают из несущихся,  великолепных лент стихов Луговского, чтобы, минуя временнОе и наносное, остаться в такой условной, такой конкретной вечности…

…и славно благоухают словесные луга Владимира Луговского.

 

 

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка